Последняя из Стэнфилдов — страница 42 из 53

– Я купил его тебе, потому что ты украсишь собой любую вещь.

– Я не хочу его носить, не хочу грязных денег, не хочу так жить…


Ханна слишком много времени проводила в богатых кварталах. Там гуляли нарядные люди, которым нельзя было не позавидовать, по улицам сновали шикарные автомобили. Успешные бизнесмены сидели в ресторанах и делали покупки в магазинах, куда она не смела заглянуть, – люди вроде тех, с кем она постоянно сталкивалась в детстве. Война и гибель отца отлучили ее от этой среды, и теперь она, подобно Алисе в Стране чудес, искала спрятанную дверцу, чтобы туда возвратиться.

– Ты не понимаешь, с такой работой мы никогда ничего не добьемся. Не хочу, чтобы ты угодил в тюрьму. Если уж пострадать, то хотя бы не зря…

– Ты серьезно? – удивился Роберт.

– Учти, если ты свяжешься с преступным сбродом, я от тебя уйду. Вот если бы мы могли вернуться во Францию…

– Что бы это изменило?

– Когда-нибудь я тебе объясню.

Ханна не подозревала, что этот разговор станет решающим для их будущего и принудит Роберта лгать. Абсурд заключался в том, что все, что он делал потом, он делал из любви к ней.

В конце декабря 1944 года наступила зима, город засыпало снегом.

31 декабря Роберт обещал Ханне вернуться домой до ужина. Она потратила сэкономленные деньги на праздничную трапезу: сходила в знаменитую в Верхнем Вест-Сайде бакалею Шварца и купила копченую белую рыбу, пастрами, красную икру, сдобные булочки. Вернувшись домой, она красиво накрыла на стол и впервые надела подаренное мужем платье.

Тем вечером Роберт совершал последний в году рейс. В порту было темно. Опасность появления полиции в предновогодний вечер была минимальной. В его грузовик быстро погрузили коробки с сигаретами и ящики со спиртным. Двое докеров, помогавших Роберту, пожелали ему счастливого Нового года и ушли. Роберт закрыл борт, залез в кабину и тронулся в путь. Проезжая между двумя портовыми кранами, он увидел в зеркале заднего вида красный проблесковый маячок. Завывая сиреной, его преследовала полицейская машина. Можно было остановиться, прикинуться, что он не знает, какой груз везет, что он – простой шофер, подрабатывающий сверхурочно. Ну переночевал бы в участке, предстал бы перед судьей, но, не имея судимостей, с отличным послужным списком, почти ничем бы не рисковал… Все решила память о том единственном случае, когда он угодил в полицию – во Франции. Забыть об этом не давали шрамы. Поэтому Роберт поднажал, вывернул руль и направил грузовик в реку. Он успел выпрыгнуть из кабины и покатиться по асфальту. Без улик нет преступления. Он видел, как грузовик с контрабандой погрузился в неспокойную воду реки Гудзон.

Преследователей могла постигнуть та же судьба, но полицейский в последний момент сумел затормозить. Передний бампер автомобиля с красной вертушкой завис над водой.

Роберт не стал ждать, пока полицейский за рулем придет в себя: он бросился наутек и исчез в лабиринте контейнеров.

* * *

1945 г.


Уже наступил 1945 год, когда он, стуча зубами, с разбитыми в кровь локтями и коленями, ввалился в квартиру.

Ханна, не говоря ни слова, стала обрабатывать ему ссадины. Он ожидал града упреков и грандиозного скандала, когда два часа шагал под снегом, ежась от холода и скользя на льду. Но Ханна, как ни странно, хранила спокойствие.

Промыв и перевязав его ссадины, она села напротив него, взяла за руку. Ее взгляд светился удивительной нежностью.

– Мне следует на тебя злиться. В девять вечера я рвала и метала, в десять бесилась, но к одиннадцати успокоилась. Я стала волноваться, потом паниковать. В полночь, когда наступил Новый год, я поклялась, что, если ты вернешься, я не стану ни в чем тебя упрекать. В два часа ночи я решила, что тебя нет в живых. Но ты вернулся. Что бы ты ни рассказал, нет ничего хуже того, что я себе представляла. Теперь слушай внимательно, Роберт. У нас с тобой есть выбор между двумя завтра. Первое: я собираю чемодан, ухожу, и ты больше никогда меня не увидишь. Второе: ты, ничего не утаивая, выкладываешь мне все, что с тобой произошло, даешь слово, что никого не убил и сделал это – что бы это ни было – в последний раз.

Роберт рассказал жене все и поклялся, что больше не станет нарушать закон. Ханна простила его.

Второго января он приплелся на работу, надеясь уговорить хозяина не выдавать его полиции в обмен на обещание возместить убытки. Не успел он рта раскрыть, как хмурый хозяин сказал:

– Какие-то проходимцы угнали твой грузовик, чтобы перевезти на нем контрабанду. Им не повезло, и, удирая от копов, они утопили грузовик в реке. Вчера его выудили из воды. Я там побывал, грузовик не подлежит ремонту, груз утонул. Купить другой мне не на что, я мухлевал со страховкой. У меня больше нет для тебя работы, парень, а платить тебе за безделье я не могу. Поверь, мне очень жаль.

Хозяин рассчитался с ним за день простоя и выставил за дверь.

Роберт легко отделался, однако ему предстояло компенсировать стоимость утопленного в Гудзоне груза. Те, с кем ему надо было расплатиться, не отличались великодушием. У него не осталось ни работы, ни грузовика как средства заработка и выплаты долга, при этом он не собирался нарушать данное жене обещание. Верный ему, он, вернувшись домой, обрисовал положение Ханне. Та решила взять судьбу семьи в свои руки. Теперь она сама позаботится об их будущем. Даже если он найдет честный заработок, одной его зарплаты им не хватит. Роберт не хотел, чтобы она тоже работала, но она послала куда подальше его самолюбие и предрассудки. У ее отца были до войны в Нью-Йорке богатые клиенты, он знакомил ее с ними, когда привозил сюда с собой, и многие из них восторгались ее познаниями, когда она была еще ребенком. Она, дочь Сэма Голдштейна, выросла в этой среде и найдет в ней свое место.


Всю следующую неделю она ходила по нью-йоркским галереям. Бывшие отцовские клиенты, соглашавшиеся ее принять, угощали ее чаем с печеньем и сочувствовали трагической судьбе Сэма: «Такой замечательный человек, какой ужас! Но какое счастье, что вы, Ханна, выжили, ведь столько невинных приняли смерть…» Далее следовали жалобы на свою невеселую участь и затруднения в делах из-за войны, наконец, ей сообщали, что совершенно ничем не могут ей помочь.


Джон Гловер, галерист из Англии, хорошо знал Сэма. В 1935 году он открыл филиал в Нью-Йорке и сам перебрался туда в 1939-м. После окончания войны он надеялся вернуться в Лондон. Нацисты отступали на всех фронтах, терпя поражение за поражением, окончательная капитуляция Гитлера была не за горами. Гловер сказал Ханне, что она может на него рассчитывать и что если она хорошо себя проявит, то он доверит ей свои дела в США, когда вернется в Англию. Зарплата, которую он мог ей предложить, была скромной, зато, работая у него, она получала возможность овладеть ремеслом.

Ханна навсегда сохранила признательность Джону Гловеру. Мало кому доводится столкнуться на жизненном пути с людьми таких исключительных душевных качеств и такой завидной скромности, как Гловер. У этого коротышки в круглых очках, с усами и козлиной бородкой, было доброе сердце.

Он дважды в месяц приходил поужинать с ними в их скромное жилище на 67-й улице, и Ханна не стыдилась своей скромной столовой. Роберт подружился с англичанином, который, чтобы помочь им, иногда поручал ему доставить кому-нибудь из американских клиентов картину, вазу или скульптуру.

Восьмого мая 1945 года нацистская Германия подписала капитуляцию, и хотя Вторая мировая война завершилась только второго сентября, когда капитулировала и Япония, в Европе наступил мир.

Работа Ханны в галерее Гловера заметно улучшила их положение. Благодаря ей Роберт смог рассчитаться с долгом. Ханна трудилась самоотверженно и часто ездила встречаться с клиентами, покупавшими или продававшими произведения искусства даже скромного достоинства, под внимательным, но всегда благосклонным взором своего нанимателя. Она не жалела своего времени, и в конце концов ее усердие принесло плоды: она стала получать проценты от прибылей галереи. Однако каждый день, возвращаясь с работы, Ханна шла к Колумбус-Серкл по 59-й улице, мечтая о совсем другой жизни и любуясь фасадами зданий, выходивших окнами на парк.

Роберт прекрасно понимал, какие мысли бродят в голове Ханны. Он помалкивал, но часто с тоской вспоминал былое богатство, которое его отец просадил за карточным столом, страдал оттого, что не может стать таким главой семьи, каким ему хотелось быть. В конце концов он надумал, как законно увеличить свой доход и обеспечить потребности семьи. Он хорошо познакомился с клиентами и поставщиками за те месяцы, что проработал водителем грузовика. Окончание войны вернуло людям праздничное настроение. В городе спиртное лилось рекой, потребность в нем все росла. Роберт решил организовать собственную торговлю спиртными напитками, специализируясь на дорогих марках: дешевые не отвечали его амбициям. Бурбон, виски, бренди, шампанское, дорогие вина – вот что он будет продавать. Но, чтобы начать, требовалось где-то найти деньги. Он обошел множество банков и всюду получил отказ. Репутация Стэнфилдов не выходила за границы Мэриленда. В Нью-Йорке Роберт был всего лишь молодым человеком без прошлого и без связей. Только один человек мог ему поверить и помочь.

* * *

Роберт с головой ушел в воплощение своего проекта. Он нашел на 91-й стрит подходящее помещение с выходом на улицу, с задним двориком, где можно было ставить фургон, и со старым сараем под склад. Что касается Ханны, то она теперь всю себя отдавала галерее. В ней уже нельзя было узнать ту молодую женщину, которая сошла с корабля с несколькими купюрами, спрятанными в чулок. Ее место заняла решительная особа, преданная своей работе и грезящая тем миром, с которым теперь имела дело. Она разъезжала по всей стране: из Бостона в Вашингтон, из Далласа в Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Но всякий раз, возвращаясь в свою квартирку, она наполнялась яростным желанием как можно быстрее оттуда вырваться.