Поздней осенью 1945 года торговля Роберта стала приносить прибыль. Нельзя было не признать, что он трудится не жалея сил. Теперь они с Ханной виделись только по воскресеньям, посвящая свободный день любви и сну.
1946 г.
Второго марта Роберту позвонил бывший дворецкий его родителей и сообщил ужасное известие. Родители Роберта погибли в автомобильной аварии под Майами, и у старого слуги нечем было оплатить их погребение во Флориде.
Ханна настояла, чтобы они взяли на себя оплату похорон. При всех своих претензиях к родителям Роберт был обязан проводить их в последний путь. После возвращения сына из Европы они ни разу с ним не говорили и умерли, не зная, что он женился; Ханна винила себя в том, что не заставила мужа первым сделать шаг к примирению. Без малого два года она была так занята борьбой за выживание, что забыла о главных человеческих обязанностях, а теперь было уже поздно. Она постаралась, чтобы тела переправили в Балтимор, где от былого великолепия Стэнфилдов остался только семейный склеп.
Супруги поехали в Балтимор. В маленькой часовне у кладбища собралось всего несколько человек. Больше всех горевал, похоже, дворецкий, сидевший в первом ряду. Горничная, Ханна и Роберт заняли места во втором ряду. В глубине часовни сидел пузатый мужчина в костюме-тройке и длинном пальто. Служба была короткой, в завершение священник выразил соболезнования всем присутствующим, потерявшим близких. Учитывая, что перед ним сидели всего пять человек, его слова можно было принять за шутку.
Церемония завершилась, гробы перенесли в склеп. Ханна не удержалась от слез: она вспоминала отца и больше чем когда-либо ощущала потребность побывать на его могиле. Во время их бегства в Испанию Роберт постоянно убеждал ее, что родственники партизан непременно похоронят Сэма на ближайшем деревенском кладбище.
Когда они направлялись к машине, к ним приблизился тот самый пузатый мужчина. Произнеся традиционные слова соболезнования, он сообщил еще одну плохую новость, казалось удручившую Роберта сильнее, чем потеря родителей. Замок Стэнфилдов продали с молотка для оплаты оставшихся после них долгов. Роберту следовало в течение трех месяцев решить, принимает ли он наследство, представляющее собой неподъемный груз долгов. Ханна осведомилась о величине долга, и банкир, одетый как служащий похоронного бюро, с мрачным удовлетворением назвал сумму: полмиллиона долларов.
Первую половину обратной дороги Ханна сидела погрузившись в раздумья. Когда они миновали Филадельфию, она взяла Роберта за руку и сообщила, что, возможно, нашла способ, как снова завладеть домом, где прошло его детство.
– Интересно, как, по-твоему, мы в такой короткий срок найдем такую крупную сумму? – спросил он. – Разве что вернуть долг, наделав новых долгов? Ты работаешь как лошадь, я тоже. Как ни отвратительна мне мысль о том, что дом попадет в чужие руки, приходится смотреть правде в глаза: я вынужден отказаться от своей мечты.
– Не спеши, я не предлагаю влезать в долги. Просто мне надо будет съездить во Францию. Надеюсь, нам улыбнется удача.
Роберт догадывался, что задумала Ханна, но предпочел ни о чем не расспрашивать.
Супруги вернулись домой уже в сумерках. Они наскоро поужинали, потом Ханна растянулась в постели рядом с мужем. Тот не переставал думать о ее предложении, но, боясь, что проблемы начнут расти как снежный ком, не мог решиться его принять.
– Обойдемся, – сказал он, выключая свет. – Мы сами добьемся успеха, и наши дети станут гордиться родителями, обеспечившими им будущее своим трудом.
Но Ханна, сев в постели, призналась ему в том, что уже несколько месяцев тяготило ее:
– Не думаю, что смогу родить тебе ребенка. С тех пор, как мы с тобой спим вместе, со мной ни разу не произошло того, чего ждет – или опасается – каждая женщина.
Спустя две недели – раньше, чем Ханна могла надеяться, – сообщение о приезде в Нью-Йорк крупного клиента из Калифорнии позволило ей приступить к осуществлению ее плана. Гловеру требовалось срочно отбыть в Лондон для заключения еще одного выгодного контракта. «Почему бы мне не поехать туда вместо вас?» – предложила ему Ханна. Клиент из Калифорнии был чрезвычайно капризен, и галерист решил, что лучше сам поработает с ним.
Ханна полетела за океан. Впервые она обедала за облаками. При взлете она немного струхнула, но воздушное путешествие стало для нее восхитительным приключением.
За три дня она сделала в Лондоне все, что требовалось, и сочла возможным попросить у галериста несколько дней отпуска. Она поделилась с Гловером своим желанием побывать во Франции и найти могилу отца, раз уж она оказалась в Европе. Благодаря ей Гловер завершил за месяц две исключительно выгодные сделки и теперь достал бы для нее луну с неба, если бы она его об этом попросила. Он вызвался оплатить ей дорогу, ночлег и питание. Более того, он поменял ее старый билет на новый, чтобы она могла вылететь обратно из Парижа.
Ханна села в поезд, переправилась на пароме через Ла-Манш, села в поезд до Парижа, там сняла номер в отеле рядом с Лионским вокзалом, а потом тоже поездом добралась до Монтобана. Там она взяла автомобиль и заехала в мэрии двух деревень, расположенных неподалеку от лесной сторожки.
Прошло всего два года, и воспоминания еще были свежи. Ей назвали адрес кузнеца, брат которого погиб в лесу у сторожки.
Войдя в кузницу, она сразу его узнала. Увидев Ханну, кузнец прослезился, бросил инструмент, кинулся к ней и стиснул в мощных объятиях.
– Господи боже мой, вы живы! – запричитал он. – Где мы только вас не искали…
– Да, я жива, – тихо проговорила она, сдерживая рыдание.
– Как мне жаль вашего отца!
– А мне – вашего брата. Ему, как и остальным, я обязана жизнью.
Ханна снова рассказала о том, что произошло тем июньским днем сорок четвертого года неподалеку от деревни.
Жорж посадил ее на свой мотоцикл и повез на кладбище. Только после того, как она поплакала на могиле отца, кузнец нарушил молчание:
– Нам сообщили обо всем на следующий день. В полдень пришел жандарм и велел нам ехать за телами. Рауль, Хавьер, малыш Марсель и мой брат Альберто – все лежат здесь, – сказал кузнец, указывая на могилы.
– И мой отец, – добавила Ханна.
– Меня подозревали, – продолжил рассказ кузнец. – Я один остался в живых – может, это неспроста? Злые языки обвиняли меня во всех грехах. Если бы среди убитых не оказался мой брат, я не успел бы доказать, что невиновен. А что стало с американцем?
– Мы добрались до Испании, и я вышла за него замуж, – ответила Ханна. – Там был еще паренек по имени Титон. Вы его видели?
– Нет, ни разу. Может, это он всех выдал?
– А может, никакого предателя не было? – возразила Ханна. – Коллаборационисты давно повадились прочесывать лес.
– Может, и так, – не стал спорить кузнец.
– Что теперь со сторожкой?
– Стоит заброшенная. Оттуда вынесли оружие, с тех пор туда никто не ходит. Даже мне страшно туда возвращаться. А вот на тропе, ведущей туда, бываю. Там земля еще черна от их крови, то место – как второе кладбище.
Ханна попросила Жоржа об услуге, которую ему непросто было ей оказать, пообещав, что не останется в долгу. Ей хотелось побывать в охотничьей сторожке, в комнате, где расстался с жизнью ее отец, чтобы сполна отдать долг его памяти.
– Может, и мне это пойдет на пользу, – откликнулся он. – Кто знает, вдруг вдвоем нам будет не так больно?
Они сели на мотоцикл и доехали до опушки, где начиналась тропа. Дальше она поднималась вверх. Двумя годами раньше они с Робертом спускались здесь под покровом ночи. Несколько раз она останавливалась: подкашивались ноги, все тело дрожало, ей становилось трудно дышать. Переведя дух, она шла дальше.
Наконец на склоне появилась охотничья сторожка. Ни дыма над трубой, ни звука: все было тихо, слишком тихо.
Жорж вошел первым. Там, где упал под пулями его брат, он опустился на колени и перекрестился. Ханна медленно вошла в свою комнату. От шкафа остались расщепленные дощечки, от кровати – железная сетка на ржавых ножках. Как ни странно, табурет, на котором она столько сидела, остался цел. Она опустилась на него, как тогда, сложила руки на коленях и стала смотреть в окно на лес.
– Ну как, ничего? Выдюжите? – спросил Жорж, просунув голову в дверь.
– Я хочу спуститься в подвал, – прошептала Ханна.
– Вы уверены?
Она молча кивнула. Жорж поднял крышку люка, щелкнул зажигалкой и первым спустился вниз: хотел убедиться, что ступеньки не сгнили и выдержат их. В подвале, выдолбленном в скальном грунте, было сухо, ступеньки ничуть не пострадали. Ханна последовала за кузнецом.
– Так вот где вы прятались, пока…
– Да, – перебила она его, – я забилась в глубь тоннеля. Идите за мной, – позвала она, забирая у него зажигалку.
Теперь впереди шла она. Перед брусом она остановилась:
– Можете вот это отодвинуть? Немного, всего на несколько сантиметров.
Жорж удивился, но она была так красива в свете огонька пламени, что он не смог ей возразить.
– Если честно, я всегда вами любовался, когда носил сюда еду и чистое белье. Только надежда снова вас увидеть заставляла меня раз за разом сюда карабкаться.
– Я знала это, – ответила Ханна. – Я тоже на вас заглядывалась. Но теперь я замужем.
Жорж пожал плечами и отодвинул брус. Открылась щель в стене тоннеля. Ханна попросила его немного посторониться и отдала ему зажигалку:
– Посветите мне, пожалуйста.
Она засунула в щель руку и нащупала продолговатый железный тубус. Вынув его из тайника, она знаком показала Жоржу, что можно подниматься наверх.
Хоть Жорж и был молчуном, но, спускаясь вниз по тропе, не удержался от вопроса:
– Вот, значит, зачем вам понадобилось сюда вернуться?
– Чтобы побывать на могиле отца. Ну и за этим. – Она скосила глаза на тубус, который крепко прижимала к себе.
Они вернулись к мотоциклу.