— Чем обязана столь приятной встрече? — в мой голос прорвалась ярость. Увы, притвориться невинной овечкой во второй раз не получится.
— Я соскучился по вашей волшебной красоте, принцесса, — улыбнулся в ответ Стинн, но взгляд у него был ледяной.
— Тронута, — я кивнула в ответ.
Несколько мгновений мы оба молчали, но воздух между нами почти звенел от напряжения.
— Мы с таким нетерпением ожидали вашего визита, принцесса, — после краткой паузы продолжил Стинн. — Он так много значит для нас. Прошу.
Кадари отошел в сторону, освобождая проход, предлагая мне выйти из белой комнаты. Низкие потолки коридоров давили почти физически, вызывая желание сгорбить плечи. Я стряхнула неприятное ощущение, гордо вскинула голову. Поворот, еще один, и я замерла на середине движения — это место мне было знакомо. Хотя я никогда не бывала здесь во плоти, видения в Зеркале Истины забыть невозможно. Крепость клана ар-Гор, которую я-Дух Бездны уничтожила в одной из ветвей будущего. Если бы ко мне вернулась хоть часть Ее силы! Но я оставалась беспомощна, как никогда не имевший Дара человек.
Стинн обернулся ко мне, вопросительно приподнял брови, ожидая объяснений задержки.
— Где мы? Как я здесь оказалась? Не сделаю больше ни шага, пока не услышу объяснений!
— Ничего страшного, — кадари вновь любезно улыбнулся, но взгляд его наполнился откровенной издевкой. — Вашего согласия, принцесса, вовсе не требуется.
Я хотела сказать что–то еще, но внезапно поняла, что язык отказывается подчиняться. А потом мои ноги, без всякого моего на то согласия, возобновили движение. Первые шаги чувствовались деревянными, даже болезненными, но потом тело нашло правильный ритм и плавность движений вернулась. Все, что осталось моим собственным, — это жжение в глазах от подступающих слез. Мне было жутко, жутко еще и оттого, что я знала: магия Разума, которую применил ко мне ар-Гор, недоступна нам, эль–туань, и, как мне казалось прежде, недоступна и кадари.
Мне не пришлось гадать, кто владел ею, я и так прекрасно помнила: дженнай, любимцы Богов Хаоса, первыми отступившие от законов Властелина. Наши жрецы говорили, что Духи Бездны уничтожили всех дженнай. Похоже, жрецы ошибались…
— Мы почти на месте, — кадари поднял руку, и стена перед нами исчезла. Черный купол, высоченные колонны, аскетически обнаженные стены без фресок и украшений, пол, выложенный гладким красным камнем. Черное каменное возвышение посередине, все в глубоких трещинах. Возвышение, слишком похоже на алтарь для жертвоприношений.
Мы оказались во внутреннем храме кадари — ничем другим это сооружение просто не могло быть.
Не отрываясь, я смотрела на алтарь, чувствуя, как страх горьким комом поднимается к горлу. Среди эль–туань давно ходили слухи, что кадари практикуют жертвоприношения разумных, но политика моего отца диктовала закрывать глаза и на это, и многое иное. И вот…
Потом я посмотрела на кадари, собравшихся в храме. Здесь вместилось не меньше половины клана; кадари старались казаться спокойными, но во взглядах нет–нет и проглядывало радостное ожидание, предвкушение чего–то замечательного. Я видела это в глазах и взрослых, и стариков, и детей.
Кадари не собирались ничего объяснять мне: жертве ни к чему знать подробности ритуала. Кукловод дернул за невидимые нити, и я послушно подошла к алтарю. Это походило на мерзкий кошмар, и я даже уверила себя, что это он и есть — на одно краткое мгновение.
— Прошу, принцесса, — Стинн щедрым жестом указал на алтарь. — Ваше последнее ложе ждет вас.
Я вновь посмотрела на алтарь. Трещины в его камне не казались больше беспорядочно разбросанными по поверхности, теперь они складывались в рисунок, в древний, почти позабытый символ. В руну Хаоса. Стинн задумал не просто принести меня в жертву своим темным богам, он задумал развоплотить меня, убить не только тело, но и душу! Для Хаоса нет лакомства приятнее, чем душа смертного.
Ужас сжал мне горло, кровь оглушающе забилась в висках, глуша иные звуки. Мне стало страшно почти до физической боли, страшно как никогда прежде, и мысли вернулись к единственной сущности, которая могла бы помочь. Пусть за дорогую цену, но не дороже, чем мое посмертие!
Я не знала имени Дочери Властелина, и было ли вообще у нее имя — кроме моего. Не знала, бывают ли у Духов Бездны имена… Мне сказали, что я свободна от нее, что она ушла — но мои сны, но мои воспоминания…
«Вернись!» — закричала я в собственном сознании, потому что только там я вольна была это сделать. — «Вернись, стань со мной единым целым! Спаси меня! Пожалуйста, вернись!»
Никто не отозвался.
Никто не пришел…
…Алтарь под моим телом оказался теплым, словно изнутри его подогревала невидимая печь. И еще — я не могла избавиться от ощущения, будто тепло камня не сухое и чистое, как ему положено, а теплое, вязкое и влажное, как внутренности животного. Словно меня, еще живую, уже переваривал какой–то злой божок.
Мои открытые глаза, не мигая, смотрели на купол храма, весь испещренный рунами, и каждая из них была лишь вариацией руны Хаоса.
Ритуал начался с песнопения… со скребущего, возрастающего звука, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки. Звук был настолько отвратителен, что через несколько мгновений я мечтала только об одном — чтобы он прекратился. И не сразу заметила, что на куполе в такт этой дергающейся, пронзительной мелодии начали двигаться руны: изгибались, свивались, словно змеи во время совокупления. Их танец завораживал, держал, и я не могла отвести взгляда, не могла даже моргнуть. Я словно падала, но, вопреки всем законам природы, падала вверх, в круговерть пляшущих рун, в перевернутое небо купола.
Мысли начали путаться, замельтешили воспоминания, вскидываясь в сознании разорванными отрывками:
… вот я на охоте с братьями, смотрю, как величавый олень проносится перед всадниками — благородная добыча для благородных эль–туань…
… вот я в королевской малой приемной, с покаянным выражением лица выслушиваю очередной отцовский нагоняй…
… вот я в лаборатории таиртов, только что испортила очередную заготовку, и Мервин терпеливо объясняет, в чем я ошиблась…
… вот я кружусь в танце, но взгляд то и дело устремляется к стоящему в самом темном углу эль–туань — мой эль–эро… мой… мой… навсегда мой…
Воспоминания неслись перед мысленным взором все быстрее, их образы казались все более и более смутными, и я внезапно осознала: всего, что я уже вспомнила, во мне больше нет. Моя личность, моя память, мое осознание самой себя распадалось на части, с каждым мгновением, каждым проходящим образом меня становилось все меньше.
Накатил ужас, но тут же исчез, украденный рунами Хаоса.
И, когда это произошло, я испытала столь сильное облегчение, что не сразу поняла: ощущения тела исчезли. Вообще. Я не видела, не слышала, не чувствовала…
Наверное, меня тоже больше не существовало…
Интерлюдия 2
Небо Бездны, всегда спокойное и полное ярких немигающих звезд, в этот раз встретило Мервина яростной бурей. На магических вихрях неслись обрывки реальностей–миражей, звездный путь больше не казался установленным однажды и навсегда — он менялся буквально на глазах. Рисунки созвездий искажались. То здесь, то там закручивались спирали темной материи, пожирающей пространство и время. Границы миров расплывались, щиты на немногих защищенных вздрагивали от внешнего давления, а передвижение сквозь Бездну больше не ощущалось привычным полетом — теперь это было почти неконтролируемое падение…
Почти.
След кадари воспринимался как пространство, измененное чуждостью, — и только это и осталось привычным. Это, и еще вплетенный в след похитителей отзвук магии Риэль. Все остальное… Бездной будто овладело безумие…
Осколок мира, крепость клана ар-Гор, куда привел Мервина след, оказался окружен молочно–белой стеной, постоянно пульсирующей, — словно обесцвеченное и вывернутое наизнанку сердце. И ни сам Мервин, ни одна из Нитей стихий не могли пройти сквозь эту стену. А вот Темная магия таирта могла…
Глава 7
Кто я?
Все кружилось, цветные пятна беспорядочно мельтешили, менялись местами, переливались из одного в другое.
Что я такое?
Эмоции, названия которых я не знала, накатывали волнами, не давая вспомнить и осознать хоть что–нибудь.
Зачем я?
Для чего я существую?
Постепенно возвращались ощущения тела, моего тела… У меня были руки и ноги, и сердце, которое гнало по жилам горячую кровь, и глаза, которые видели… Я вновь воспринимала звуки, тепло и холод, мягкость и жесткость, гнев и смятение.
Я… Но что значит — «я»?
Что значит — быть собой?
Я помнила обрывки образов, цветные картинки, несвязанные друг с другом слова. Я пыталась и не могла составить из этих обрывков целое. Мое тело… Сейчас оно подчинялось мне, но отчего–то казалось, будто совсем недавно было иначе. И еще — я чувствовала себя словно бы тоже составленной из кусочков, плохо подогнанных друг к другу.
Быть собой, быть целой…
Что это значит — быть целой?
Медленно поднявшись, я посмотрела по сторонам, стараясь понять и осмыслить. Пространство, ограниченное стенами и выпуклым потолком, заполненное… — медленно, словно нехотя, из памяти выплыло слово «кадари». Пространство вокруг меня заполняли кадари. Они были разумными, как и я, но они мне — не нравились?
Возникло ощущение неприятия, очередной обрывок эмоции.
Все кадари вповалку лежали на каменном полу: кто–то свернулся калачиком, закрывая голову руками, кто–то вытянулся во весь рост и бормотал себе под нос литанию непонятных звуков.
Я снова огляделась, но никто из лежащих не обратил на меня внимания, не сделал попытки помочь или помешать моим движениям. Им не было до меня никакого дела. И я пошла, безо всякой цели, аккуратно обходя или переступая через тела. Возможно, если я выйду отсюда, то найду что–то важное и нужное, и обрету целостность? Тогда я стану собой… Тогда мне будет хорошо и радостно…