– Кто решил убить Дария?
– Бесс хотел отдать его голову твоему царю, – не шелохнувшись, выговорил евнух. – Потом догадался, что твой царь казнит его как предателя господина.
Селевк посмотрел вдоль дороги, прикидывая, куда убийца мог бежать с этого места и что же ему самому теперь делать. Вдалеке, по пологому склону горы поднимался, отдалялся прочь отряд персов, всадников тридцать, клубы взбитой копытами пыли обволакивали последних из них.
Дарий слабо захрипел, его бледные веки тяжело дрогнули, расширились, обнажив чёрные глаза умирающего.
– Если он здесь, – прохрипел он едва слышно. – Я… Я хочу... увидеть Александра... Великого.
По телу пробежала судорога, голова его безобразно дёрнулась, и мгновения спустя он навсегда затих.
Веселье в персидском зале вавилонского дворца достигло апогея.
– Царь, – прищурив хитро блестящие масленые глазки, полюбопытствовал Мазей у Александра, – ты лишаешь многих наших красавиц радости принадлежать тебе. Не все это могут понять. У Дария было много наложниц, а у тебя же их нет.
Александр пьяно качнул головой и ответил не сразу.
– Сон и близость с женщиной больше всего другого заставляют меня ощущать себя смертным. Но может ли простой смертный совершать бессмертные деяния, а, Мазей?
Вместо ответа Мазей низко поклонился.
– А вино? – со своей обычной насмешливостью спросил Анаксарх.
Александр оценил вопрос и засмеялся. Поднял наполненную чашу, покрутил, любуясь блеском чеканки и красотой вправленного изумруда.
– Я понял твою ловушку, всегда лживый философ. Нет, вино сближает меня с богами. После вина я ощущаю лёгкость, словно я уже на Олимпе.
И он отпил из чаши медленно и, не отрываясь, будто пил нектар. Только телохранители и Пердикка не последовали его примеру. Допив вино в своей чаше, Анаксарх с напускным простодушием ни то спросил, ни то полюбопытствовал:
– А скажи, Александр. В похмелье тебя, как и нас, простых смертных, боги пинками вышвыривают с Олимпа? Или для тебя они делают исключение?
Александр поперхнулся, затрясся от хохота.
– Нет, философ, – когда смог, выговорил он, – ты дождёшься, я тебя действительно накажу.
– Ну, разве что запретишь мне пить вино, – смиренно заметил Анаксарх. – Но ведь ты же не способен на такую жестокость?!
Молодой Деметрий приподнялся с ковра, вскинул руку, чтобы обратить к себе внимание царя. За его бедром видна была захмелевшая девушка персиянка. Деметрий пошатнулся и в шутку спросил:
– Александр! Она, – он указал локтём на девушку, – спрашивает: правда ли, что ты сын Зевса?
Прежде ответа царя вмешался Клит:
– А разве у него не кровь бежала из ран, как у всех нас?
– Ты бы лизнул, – крикнул Деметрий несерьёзно. – Это было красное вино.
Намёк вызвал у Александра смех, засмеялись и все, кто это услышал.
– А как твой отец Филипп потерял глаз? – вкрадчиво полюбопытствовал Мазей и многозначительно дотронулся указательным пальцем до угла правого глаза.
– О-о, я это покажу! – вскочил Стасикрат на ноги. – Красавицы, кто мне поможет изобразить Олимпию? – крикнул он на весь зал.
Разом несколько гетер, как смогли живо, поднялись с мест.
– Я! Я! Я! – предлагали они Стасикрату большой выбор самых разных женских лиц и тел.
Вскоре дворцовый зверинец потревожили несколько рабов, которые появились в нём с тремя горящими факелами. Звери начали беспокоиться, зашумели, в сопровождении своих пляшущих теней отовсюду наблюдали за рабами. Тигр зарычал и по-кошачьи заскрёб утоптанный земляной пол, а орёл захлопал крыльями, когда напротив их заделанных прутьями ниш рабы окружили каменный колодец, сняли с него деревянную решётку, за ней другую. Колодец оказался сухим и неглубоким, на дне засыпанным жёлтым песком. Смуглые рабы держали факелы, а трое рослых негров схватили в колодце извивающегося питона. Он был крупным и длинным, его чешуйчатая кожа переливалась блёсками огней. Рабы понесли и унесли питона вон из зверинца. Однако и после их исчезновения в зверинце ещё долго не затихали тявканье шакала, визг обезьян, лай волка, рычание тигра... Вдруг на шум остальных зверей и птиц отозвался недовольным рыком африканский лев. Привязанный близ его клетки осёл испуганно отпрыгнул в сторону, но оказался не в силах оборвать верёвку, и стал бешено лягаться, задними копытами попадая между прутьями.
А в это время персидский зал изменился до неузнаваемости. Железные щиты скрыли ниши с огненными светильниками, и он погрузился в тусклый полумрак, который тщетно старались перебороть красным светом языки пламени четырёх настенных факелов под масками застылого веселья. Участники пира утихли и притихли, большинство полулёжали, другие сидели или привстали, увлечённые видом мужчины с царским обручем на голове, который вроде призрака крался вдоль широкого прохода. Голова его и тело до колен были скрыты чёрным покрывалом, он вдруг приостанавливался и выжидал, осматривался, явно не желая быть узнанным, надеясь скрыть некий тайный замысел своих действий.
Добравшись до чёрной ковровой занавеси, он на ощупь нашёл полог и настороженно отстранил его, заглянул внутрь спальни царицы одним правым глазом. Он увидал широкое ложе, женщину на нём и услышал её сладострастный стон. Обнажённое тело женщины обвивал питон, и гад плавно скользил меж белой грудью и бёдрами... Мужчина в ужасе отпрянул, ступил назад и украдкой поторопился удалиться. Однако не успел сделать и десятка шагов, как перед ним появился высокий воин, на его шлеме выделялись серебристые крылья посланника Зевса. Воин поднял лук, натянул тетиву и выстрелил невидимой стрелой прямо в глаз мужчины, которым тот подсмотрел, чем и с кем была занята его жена. Мужчина схватился за правый глаз и в ужасе упал на колени.
Рабы один за другим убирали щиты, открывали огонь в нишах, и зал опять наполнялся красками и светом. Взрыв криков восторга и хлопанья множества ладоней были наградой тем, кто разыграли представление. Оголённые по пояс негры подхватили змею и унесли её. Пышноволосая зелёноглазая гетера накинула на сильное тело хитон, поднялась с ложа и, одной лишь головой раскланиваясь, направилась к ковру Александра. Он привстал, в лихорадочном возбуждении тоже захлопал, неотрывно глядя на шедшую гордой походкой женщину.
– Говорят, после этого случая Филипп боялся делить с ней одно ложе, – вкрадчиво заметил Мазей.
Александр не ответил, ступил с ковра к подошедшей гетере, и Анаксарх заявил Мазею, чтобы слышал царь.
– И она зачала нашего Александра, – сказал он ни то серьёзно, ни то насмешливо. – Это, конечно же, был Зевс в образе змея.
– А Филипп лишился глаза, – Мазей вновь показал на свой правый глаз, изобразив пальцем наконечник стрелы.
– Того самого, каким подсмотрел, что ему было не положено увидеть, – весело заметил распорядительный Стасикрат, подходя, чтобы быть опять рядом с царём.
Александр поцеловал гетеру в губы и подарил ей снятый с мизинца перстень. Она надела перстень на свой палец, вскинула руку, показывая его над головой всем восторженным зрителям.
Отдав дань благодарности артистам, Птолемей присел за столиком, который они делили с Пердиккой, избегая женщин, и откуда им хорошо обозревалось происходящее во всём зале. Пердикка, как начальник телохранителей царя, почти не пил, но и Птолемей был трезвее остальных придворных, но старался не показывать этого. Они присматривали за обоими приглашёнными по просьбе Клита горскими вождями, которых усадили рядом с ними. Чернокожий раб поставил на столик блюдо с жареным мясом страуса. Над мясом курился едва заметный белесый пар. Запах привезённых издалека приправ достиг ноздрей Птолемея, и они дрогнули. Словно почувствовав внезапный приступ волчьего голода, он выхватил с блюда кость с большим куском мяса и, обжигая губы, впился в золотистую поджаренную кожицу белыми крепкими зубами. Оторвав рывком головы, что откусывал, Птолемей указал вождям на блюдо, молча предлагая отведать необычное жаркое из доставленной из Африки дичи.
– Мне не до еды, – ответил на это предложение старший вождь. – Я видел насаженную на кол голову брата. И поклялся не забыть этого.
– Его казнили за ссору, – сказал Птолемей. – Царь царей не любит, когда в его войске затеваются драки и происходят убийства.
– Или за то, что Мазей присвоил захваченную братом в сражении ценную добычу, а брат попытался вернуть её.
У Птолемея испортилось настроение. Он отложил надкушенный кусок в блюдо, вытер пальцы о шёлковый платок.
– Что ты хочешь? – спросил он хмурясь.
– Справедливости.
– Его головы? – кивнул Птолемей на сидящего возле Александра Мазея.
– Да, – сказал вождь холодно. – Ты брат царя и любишь его, ты поймёшь меня. Вам, как и нам, не нравится, что он так доверяется лживым персам.
– Это Клит посоветовал обратиться ко мне?
Вождь слегка наклонил голову, мол, это так.
Птолемею показалось, что Мазей исподволь наблюдал за ними и догадывался, о чём шёл разговор. Пользуясь правами вельможного царедворца, Мазей о чём-то тихо заговорил в ухо царя.
– Хорошо, – неохотно пообещал сводный брат Александра. – Я попытаюсь сделать, что мне удастся. Но не надейся на его голову, требуй выкуп.
Между тем Александр выслушал замечание Мазея и недовольно ответил:
– Я не хочу с ними ссориться. Они храбрые воины, а я ценю храбрость выше, чем прочие добродетели.
– Они варвары, царь царей, – мягко возразил Мазей. – Они не знают законов, вкусы их грубы и неразвиты. Признают они только грубую силу. Если их не наказывать для острастки другим, они наполнят твою державу самыми разнузданными грабителями и разбойниками. Мы знаем их сотни лет, и они не меняются. А этот вождь особенно дерзок, такой же, как и его казнённый брат. – Мазей склонился к самому уху Александра. – Называет твои непобедимые фаланги сбродом пьяниц.
Александр помрачнел.
– Мы слишком рано совершили невозможное, – вмешался в их разговор пьяный Антиген Одноглазый. Но Александр отстранил его.