Да, познать тебя нелегко!
Путь к тебе не проложишь
Ложью
Слов, нашептываемых на ушко, —
Я от этого далеко.
Гордый силой души моей,
Я рассею твои сомненья,
Нерешительность, подозренья,
И тогда лишь из тьмы ночей
Вознесу тебя прямо к свету
И победу восславлю эту!
Чувствуете, какая уверенность? Какая сила? Какая мужественная энергия стиха?
Ты в слезах от сна пробудишься
И, познав свою красоту,
К жизни истинной возродишься.
Я тебе подарю свободу
И свободу сам обрету.
Таких стихов нет ни у кого из ваших знаменитостей! Это не просто лирика, а сама неуловимая правда жизни!
И, пристально глядя на Лабонно, Омито продолжал:
О Неведомая!
День уходит, и вечер горит пожаром, —
Поспеши!
О дозволь мне одним ударом
Сокрушить оковы души,
Чтобы вспыхнуло перед нами
Ярче солнца познания пламя!
Жизнь готов отдать
Ради этого,
Чтоб тебя познать,
О Неведомая!
Дочитывая стихи, Омито взял Лабонио за руку. Лабонно не отняла руки. Она смотрела на Омито и не произносила ни слова. Да теперь и не нужны были никакие слова. Лабонно забыла о времени.
VIIСВАТОВСТВО
Омито пришел к Джогомайе и объявил:
— Маши-ма, я пришел свататься. Пожалуйста, не привередничайте и не отказывайте мне.
— Согласна, если понравится жених. Прежде всего, кто он, где живет? Каков собой?
— Имя не определяет достоинства жениха, — возразил Омито.
— Что ж, в таком случае свату придется быть очень требовательным.
— Это несправедливо. Люди с громкими именами хороши только в обществе, но не дома. Они пекутся о своей славе, а не о счастье домашнего очага. Женам они уделяют лишь частицу себя, этого недостаточно для семьи. Брак знаменитых людей — не настоящий брак, он так же достоин порицания, как и многоженство.
— Хорошо, оставим пока имя жениха. А как он выглядит?
— Мне не хочется говорить об этом: я боюсь преувеличить.
— Насколько мне известно, все сваты преувеличивают.
— При выборе жениха важны две вещи: чтобы его громкое имя не мешало счастью дома и чтобы его красота не затмевала красоту невесты.
— Ладно, не будем говорить о его имени и внешности. Поговорим об остальном.
— Остальное все считают положительными качествами жениха.
— Умен?
— Достаточно, чтобы заставить людей поверить в его ум.
— Образован?
— Как сам Ньютон. Он знает, что на берегу океана знаний сумел подобрать всего несколько камешков[32]. Но, в отличие от Ньютона, не осмеливается в этом признаться, боясь, как бы его не поймали на слове.
— Я вижу, достоинств у жениха не очень-то много,
— Для того чтобы узнать щедрость Аннапурны[33], сам Шива называл себя нищим и нисколько этого не стыдился.
— В таком случае опиши жениха поподробнее.
— Он из знакомой вам семьи. Имя жениха — Омито Кумар Рай. Что вы смеетесь, тетя? Вы думаете, это шутка?
— Да, дорогой, я опасаюсь, что, в конце концов, это окажется шуткой.
— Такое подозрение порочит жениха.
— Ох, суметь насмешить — тоже немалое достоинство!
— Этой способностью обладают боги. Поэтому они и не годятся в женихи. Дамаянти это поняла.
— Тебе правда нравится моя Лабонно?
— Испытайте меня, как хотите.
— Испытание может быть только одно. Ты хорошо знаешь, что Лабонно в твоих руках.
— Поясните ваши слова.
— Я считаю настоящим ювелиром того, кто знает истинную цену жемчужины, даже если она досталась ему дешево.
— Вы слишком, усложняете вопрос. Это все равно, что заострять психологические проблемы в маленьком рассказе. На деле все обстоит гораздо проще: один человек без ума от одной девушки и хочет на ней жениться. Молодой человек, учитывая все его достоинства и недостатки, можно сказать, подходящий, о девушке и говорить не приходится. В подобных случаях матери невест радуются и веселятся.
— Не беспокойся, дорогой, все радости еще впереди. Вообрази, что Лабонно уже твоя. Если и сейчас ты будешь так же сильно желать ее, тогда я поверю, что ты достоин такой девушки, как Лабонно.
— Вы удивляете даже такого сверхсовременного человека, как я.
— Чем же это?
— Похоже, в двадцатом веке маши-ма боятся выдавать девушек замуж!
— Это потому, что в прошлом веке они выдавали замуж не девушек, а кукол. А сейчас девушки не желают быть игрушками для маши-ма,
— Не беспокойтесь. Люди никогда не довольствуются достигнутым, наоборот — они всегда хотят иметь больше, В доказательство скажу, что Омито Рай для того и явился на землю, чтобы жениться на Лабонно. Иначе зачем бы неодушевленный предмет — мой автомобиль — совершил столь невероятный фантастический поступок в таком невероятном месте и в такое фантастическое мгновение?
— Дорогой мой, твои речи не подходят человеку, собирающемуся жениться. Как бы, в конце концов, все это не оказалось детской затеей.
— О нет, просто у меня особый склад ума, благодаря которому самые серьезные мысли облекаются в легкомысленные слова. Но от этого они не менее серьезны.
Джогомайя вышла присмотреть за приготовлениями к завтраку. Омито некоторое время слонялся из комнаты в комнату, но так и не нашел того, кого хотел увидеть. Он встретил лишь Джотишонкора и вспомнил, что сегодня должен был читать с ним драму Шекспира «Антоний и Клеопатра». Увидев выражение лица Омито, Джотишонкор тотчас понял, что его первейший долг — пожалеть несчастного и отложить на сегодня всякие занятия.
— Омито, — сказал он, — если ты не против, я бы сегодня отдохнул и полазил по горам Шиллонга.
Омито искренне обрадовался.
— Те, кто занимается без отдыха, не усваивают прочитанное, — ответил он. — Почему ты думаешь, что я могу быть против, если тебе хочется отдохнуть? Это глупо.
— Но завтра ведь воскресенье. Ты мог подумать...
— Нет, братец! Я не рассуждаю, как школьные учителя. Я не считаю воскресенье днем отдыха. Наслаждаться свободой в назначенный день — все равно что охотиться за привязанным животным. Пропадает всякое удовольствие.
Джоти развеселился, догадавшись об истинной причине, по, которой Омито вдруг начал ратовать за свободу в выборе дней отдыха.
— С некоторых пор ты выдвигаешь все новые теории насчет свободных дней, — сказал он. — В прошлый раз ты мне тоже прочел об этом целую лекцию. Если так пойдет дальше, я скоро в этом деле стану крупнейшим специалистом.
— О чем это я говорил в прошлый раз?
— Ты сказал: «Стремление к недозволенному — великая добродетель. Когда появляется такое стремление, не следует медлить». С этими словами ты закрыл книгу и тотчас вышел. Наверное, за дверью появилось нечто недозволенное, только я не заметил...
Джоти было еще далеко до двадцати. Волнение в душе Омито затронуло и его. До сих пор он видел в Лабонно только учительницу, но теперь благодаря Омито обнаружил, что она женщина.
— Есть совет, который ценится, как золотая монета с изображением Акбара[34]. Вот он: «Когда есть дело, надо всегда быть к нему готовым». Но на обратной стороне следует выгравировать: «Когда безделье вызывает на бой, принимай геройски его вызов», — весело парировал Омито.
— Понятно. За последние дни я убедился в твоем героизме!
Омито похлопал Джоти по спине.
— Когда в календаре твоей жизни настанет чистый аштами[35], немедля почти богиню, пожертвуй ради нее всеми неотложными делами. Ибо сразу за этим наступит победный дашами[36].
Джоти ушел. Дух искушения резвился вовсю, но та, что выпустила его на волю, не показывалась. Омито вышел в сад.
Ветки вьющейся розы были усыпаны цветами. С одной стороны дорожки росли подсолнухи, с другой, в деревянных квадратных вазонах, цвели хризантемы, напоминающие луну. В верхнем конце отлогой лужайки возвышался могучий эвкалипт. Под этим деревом, прислонившись к стволу, сидела Лабонно, закутанная в сари пепельного цвета. Лучи утреннего солнца освещали ее ноги. На коленях у нее был расстелен платок с кусками хлеба и колотыми грецкими орехами. Она собиралась с утра покормить животных, но позабыла об этом. Омито подошел и остановился перед ней. Лабонно подняла голову, Омито сел напротив.
— У меня хорошие вести, — сказал он, — я получил согласие твоей маши-ма.
Не отвечая, Лабонно бросила расколотый орех под персиковое дерево, на котором не было плодов, и тотчас по его стволу соскользнула белочка. Это была одна из многих подопечных Лабонно.
— Если ты не против, я придумаю тебе особое имя, — снова заговорил Омито.
— Придумай.
— Я буду звать тебя Бонно-Лесная.
— Бонно?!
— Нет, нет, это тебе совсем не подходит! Такое имя годится только для меня. Я буду звать тебя Бонне-Поток. Что ты скажешь?
— Что ж, зови, только не при тете.
— Конечно, нет. Это имя как мантра, только для посвященных, оно только для моих и твоих ушей.
— Пусть будет так.
— Мне тоже нужно иное имя. Как тебе покажется Брахмапутра? Внезапно в нее вливается Поток-Бонне и переполняет берега.
— Слишком тяжелое имя для каждого дня.
— Ты права. Придется нанимать кули, чтобы его носить. Тогда сама придумай мне имя. Пусть оно будет создано тобой.
— Хорошо, я тоже сделаю из твоего имени уменьшительное и буду звать тебя Мита-Друг.
—- Превосходно! В стихах это слово звучит: «товарищ». А почему бы тебе не называть меня так при всех? Что в этом за беда?
— Боюсь, то, что дорого для одного, покажется дешевым для других.