Вторая неудача
1
В лаборатории — некому было запретить — собралась большая часть экипажа. Корона Вас не начинал работы до появления Аро и Павлыша. Без них он не мог справиться с аппаратурой. Вас понимал, что теперь, когда тело капитана, охлаждённое и готовое к оживлению, находилось на операционном столе, время перестало играть решающую роль в спасении капитана. Корона Вас объяснил это Бакову, принявшему командование кораблём, и Снежине, но те всё равно отсчитывали минуты до возвращения катера, и им несмотря ни на что казалось, будто с каждой минутой уменьшаются шансы на то, что Загребин вернётся на мостик, постучит сигаретой о край пепельницы и скажет вахтенному: «А вот у нас в училище был такой случай…»
Когда Кудараускас сообщил в лабораторию, что катер снизился, Баков приказал Зенонасу не торопить их с дезактивацией. Всё должно идти по плану. Если поторопишься, в лабораторию могут попасть вирусы или радиация. Это решение далось Бакову нелегко, но он теперь был капитаном корабля, и первой его обязанностью было вернуть к жизни мастера. Сформулировав так свою задачу, Баков принялся проводить её в жизнь. Правда, освободить лабораторию от заинтересованных лиц он не решился.
Снежина встала у дверей рядом с Бауэром. Павлыш и Аро прошли к приборам. Лицо и грудь капитана были прикрыты тканью, и из сплетения приборов и креплений виднелись только усыпанные веснушками кисти рук.
— Всё будет в порядке, — сказал Бауэр Снежине. Он очень хотел, чтобы всё было в порядке.
— Прошу лишних уйти, — произнёс Павлыш. — Пожалуйста, уйдите. Помощи от вас никакой, а разговариваете.
— Мы не будем разговаривать, — заверила Снежина.
— Пойдём, — предложил ей Бауэр. — На мостике есть экран. Павлыш тоже волнуется.
А когда они поднимались на мостик, он сказал Снежине:
— Я ведь тоже мог оказаться на этом столе. Моё счастье, что Ранмакан плохо управлялся с пистолетом.
— Вполне достаточно, чтобы убивать, — съязвила Снежина.
Бауэр открыл дверь на мостик и вдруг улыбнулся.
— Чего ты? — удивилась Снежина.
— Как быстро люди приспосабливаются к новым условиям жизни! Ещё месяц назад случись такое, корабль был бы во власти безнадёжного горя. Погиб капитан. А теперь: как бы ещё чего не случилось? То есть говоришь о мастере как о пострадавшем в катастрофе, но абсолютно живом человеке.
— Не мели чепухи, — обиделась Снежина. Ей сейчас не хотелось философствовать. — Конечно, капитан будет жить.
Кудараускас включил экран лаборатории и, пока члены экипажа рассаживались, спросил:
— А где Ранмакан?
— Кто знает? — сказал Бауэр.
— Надо будет догнать его. Он погибнет.
— Я бы его снова не оживляла. Должно же быть наказание, — сказала Снежина.
— Постарайтесь понять, — возразил Павлыш. — Он просто нам не поверил. Решил: мы враги.
— А вдруг он сумасшедший? — спросил Кудараускас. — Не в нашем смысле, а сумасшедший, как и все другие жители планеты. Охваченный стремлением убивать.
— Мы привезли ещё одного человека, — вспомнил Бауэр. — С дальнего острова. Завтра-послезавтра увидишь, что и здесь люди бывают разные.
— Ты уже уверен?
— Я давно уверен.
Биологи включили аппаратуру. С мостика экран показывал их сверху, как показывают операции в хирургическом театре для студентов. Все замолчали.
Открылась дверь, и тихонько вошла тётя Миля.
— Я с вами посижу, — шёпотом сказала она. — Одной нехорошо.
— Садитесь, конечно. — Зенонас подвинул ей кресло.
По внутренней связи раздался голос Лещука из двигательного отсека.
— Зенонас, подключи нас к лаборатории. Ничего не слышим.
— Там пока слышать нечего, всё идёт как надо, — заметил Зенонас. — Включаю.
Ещё через десять минут Вас склонился над колпаком операционного стола и сказал Павлышу:
— Кожные покровы начинают восстанавливаться.
— Ну вот, — сказал Бауэр.
— Сердце, — проговорил Аро. — Пульс семьдесят, наполнение нормальное.
— Будет жить, — произнёс Павлыш громче, чем следовало говорить в операционной.
— Подождите, — остановил его Вас. — Не надо шуметь раньше времени. Я полагаю, что экран можно отключить. Через несколько минут операция будет закончена, и ещё через два часа мы разбудим капитана Загребина в госпитале. Вы сможете его навестить.
Корона Вас отключил экран.
…Через два часа капитан, смущённо улыбаясь, лежал в госпитале на той самой койке, которую так недавно занимал его убийца, и принимал импровизированный парад экипажа. У изголовья его стоял корона Вас и похлопывал от удовольствия губами широкого рта. Он радовался не только тому, что капитан жив, здоров и ничем не отличается от прежнего Загребина, но и тому, что пришедшая одной из первых тётя Миля пожала короне руку.
— Спасибо вам, доктор. Без вас мы бы осиротели.
Малыш, когда подошла его очередь, приблизился к Вас и спросил у него шёпотом, придерживая карман:
— Курить мастеру можно?
— Конечно. Если Павлыш разрешит. Он же здесь хозяин.
Павлыш благодушно кивнул головой. Малыш вытащил из кармана любимую пепельницу мастера и пачку сигарет.
— Вам можно, — поставил он пепельницу на тумбочку у кровати.
Загребин посмотрел на сигареты, вспоминая, зачем они могли ему понадобиться, потом вспомнил и ответил:
— Спасибо, как-то не хочется.
Малыш даже вздрогнул. Такого с капитаном «Сегежи» просто быть не могло. Малыш подозрительно посмотрел на обоих биологов. Во взгляде его ясно читалось: «Что вы сделали с мастером?»
— Когда восстанавливали лёгкие, очистили их от никотина, — объяснил корона Вас. — Возможно, поэтому.
Но Малыш продолжал смотреть на Вас в упор, и тогда тот, догадавшись, добавил:
— Нет, больше никаких расхождений со старым Загребиным не будет. Не должно быть.
— Может, всё-таки закурить? — спросил Загребин. — Нет, не хочется.
Корона Вас был прав. Во всём остальном капитан остался таким же, как прежде. Только бросил курить. И Снежине, которая вечно забывала сигареты, не у кого было их просить на мостике в вахту Загребина.
Павлыш потом как-то говорил Снежине, что он не заметил, чтобы Вас специально очищал лёгкие капитана от никотина. Тем более, если учесть, что курение — наркотическая привычка и закрепляется она в мозгу, а не в лёгких. Просто-напросто корона Вас не выносит табачного дыма, уверял Павлыш, и при этом он очень деликатное создание и никогда вслух своих претензий не высказывает. Вот и отключил потихоньку клетки, ведающие у капитана страстью к курению.
2
На поиски Ранмакана «Ёж» вышел на следующее утро. Кудараускас уговаривал Бауэра взять с собой оружие, но тот отказался. Кудараускас даже поспорил с ним.
— Ты пойми, — говорил он. — Пойми меня правильно. В крайнем, самом крайнем случае, если ты убьёшь его — мы оживим снова. А так ты рискуешь и своей жизнью, и жизнью Малыша, который едет с тобой.
— Антипин соорудит силовое поле на вездеходе. Это первое. А второе — тебе приходилось умирать? Хоть полраза, хоть четверть раза? Ты думаешь, это просто: умер, и всё? А впрочем, не веришь мне, поговори с Загребиным.
Кудараускас представил лицо капитана и ответил:
— Я не спорю. Если силовое поле будет, пожалуйста…
Отъезд «Ежа» задерживался. Антипин с роботами мастерил установку. Бауэр углубился в карты, чтобы выяснить возможный маршрут Ранмакана. Решили сначала осмотреть порт и склады — родные места Ранмакана. Если там его не найдут, придётся перенести поиски на холмы.
— Меня что волнует… — говорил Малыш Бауэру, когда они спускались к машине. — Ведь он же должен есть и пить. Никаких запасов такого рода в скафандре нет. Значит, он, чтобы съесть что-нибудь, снимет шлем и получит смертельную дозу.
— Надеюсь, он не найдёт ничего съестного на этой чёртовой планете, — ответил Бауэр.
Ему совсем не хотелось ехать на поиски убийцы, но он сам вызвался в них участвовать, потому что считал себя (как, впрочем, и большинство членов экипажа) виноватым в случившемся. Бауэру намного интереснее было бы присутствовать при оживлении «отшельника».
Больше всего надежд возлагалось на пластилитовый детектор. Он мог за несколько сот метров обнаружить следы вещества, из которого был сделан скафандр.
Баков стоял у экрана, смотрел, как растворяется в струях дождя машина, и, когда она скрылась за домами, сказал:
— Осторожнее. Может, включите поле сейчас же? Он ведь может подстерегать вас.
— Мы его раньше учуем, — ответил Бауэр. — Работает детектор.
Баков включил второй экран. В лаборатории проходило новое оживление. Баков думал, что это чудо становится уже будничным делом.
Баков вызвал госпиталь и спросил у тёти Мили, как себя чувствует Загребин.
Тот услышал вопрос и ответил сам:
— Даю врачам ещё час — самое большее, пусть тогда выпускают, а то сам сбегу.
Баков сдержанно улыбнулся и пригладил усы. В том, что капитан так хорошо себя чувствует, он признавал и свою скромную заслугу. Во время вынужденного отсутствия главы корабля всё хозяйство работало нормально. Так что он обеспечил капитану покой.
— Отдыхайте, Геннадий Сергеевич: Бауэр и Цыганков выехали на поиски Ранмакана. В лаборатории успешно идёт оживление привезённого Павлышом человека.
— Пора подумать, Алексей Иванович, о том, чтобы построить купол над частью города. Будем переносить работу наружу. Нас, оживлённых, с каждым днём будет всё больше.
— Ну, вы не в счёт, — ответил Баков. — Насчёт купола я скажу Антипину. Он у нас главный конструктор.
— Хорошо, я отключаюсь, — решил Загребин, — и сейчас начну уговаривать Эмилию Кареновну, чтобы она помогла мне добраться до моей каюты. А вы об этом никому ни слова. Ясно? Это приказ.
— Слушаюсь. — Баков улыбнулся.
Капитан выздоравливал от смерти.
3
Когда «отшельник» открыл глаза, Павлыш сидел у его кровати и силился одолеть первую страницу романа, найденного в хижине на острове. Из этого следует, что Павлыш делал уже некоторые успехи в освоении языка, которым пользовался «отшельник» (тот же язык был и в городе Манве). Последние полчаса Павлыш провёл в секторе Мозга, впитывая под гипнозом сложнейшие окончания двадцати трёх падежей.
«Отшельник» лежал не двигаясь, не говоря ни слова. Глаза его были больше и светлее, чем у Ранмакана.
Павлыш медленно отложил книгу так, чтобы «отшельник» увидел её название, и включил лингвиста.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Спасибо, — ответил «отшельник». — Я долго был без сознания?
— Да, — сказал Павлыш.
Человек наморщил лоб, стараясь вспомнить что-то. Потом провёл рукой по чёрным волосам.
— Они у меня перед смертью выпали, — произнёс он.
— Да, — согласился Павлыш, не зная, как объяснить это человеку.
Он опасался враждебной реакции, шока. Он понял, что надо быть предельно осторожным. Павлыш покосился на пульт. Пульс «отшельника» был нормальным.
— Я умирал от лучевой болезни, — сказал «отшельник». — От острой формы. До нас не дошёл газ.
— Газ? — спросил Павлыш.
— Да. Вы не знаете? Пьи пустили газ, который убил на материке тех, кто мог спастись от радиации. Так погибли люди в бомбоубежищах. А я умирал от лучевой болезни. Кто вы такие?
— Мы ваши друзья, — ответил Павлыш. — Уверяю вас, мы ваши друзья.
— Мне хотелось бы верить вам, — проговорил «отшельник». — Друзей осталось мало. Как вам удалось спастись? Последняя подземная радиостанция кончила работать за неделю до того, как я… Я потерял сознание?
— Да.
— Вы не договариваете. Вы принадлежите к расе, которую мне не приходилось встречать.
— Почему вы так думаете?
Павлыш был в варежках.
— Это можно сказать и по разрезу глаз, и по… Вы пользуетесь механическим переводческим устройством? — «Отшельник» показал на чёрную коробочку лингвиста.
— Вы же видите, я читаю ваши книги.
— С трудом. Книга была открыта на первой странице. Я подумал даже, что вы вообще не можете читать, а этот шаг предприняли, чтобы успокоить меня. Неприятно очутиться в незнакомой обстановке. Меня зовут Девкали из Лигона.
— Доктор Павлыш, — представился Слава. — Лигона мы ещё не знаем. Это где?
— Вы выдали себя, — сказал спокойно «отшельник». — Вы плохой конспиратор. Я бы вам дал сто очков вперёд. Лигон — столица нашей империи. Вы не с Муны. Вы пришли из космоса. А может, вышли из-под земли. Были и такие легенды о государстве, ушедшем под землю.
— Вы правы, мы пришли из космоса.
— И опоздали?
— И опоздали.
Павлыш чувствовал растущую симпатию к этому человеку. Объяснить ему всё?
— Вы хотите сказать… — начал человек. И замолчал. Приборы отметили усиление нервного напряжения в организме. — Вы хотите…
— Да, — сказал Павлыш. — Планета убила себя.
— Все?
— Все погибли.
Павлыш почувствовал себя виноватым. Это было нелепое чувство. Его испытывает человек, который должен прийти и сказать чьей-то матери, что сын её попал в катастрофу. Такое испытывает почтальон, приносящий похоронную с войны…
— Тогда ещё один вопрос, — произнёс человек медленно. — Когда это произошло?
— Немного более года назад.
— Более года назад? И я был мёртв более года?
— Да.
— Ваша цивилизация может побороть смерть…
— Вопрос несколько сложнее. Существует Галактический центр. Наша планета вошла в контакт с Галактическим центром недавно, всего несколько лет назад. Прибор, который возвратил вас к жизни, изобретён на одной из планет Галактического центра. И изобретатели его, совсем не похожие на людей, находятся на нашем земном корабле.
— Расскажите всё по порядку, — попросил Девкали. — Не беспокойтесь, я себя хорошо чувствую.
— Может быть, вы хотите подкрепиться?
— Потом, — сказал Девкали.
4
— Мне очень трудно поверить в то, что вы рассказываете, — проговорил наконец Девкали.
— Ранмакан не поверил.
— Это неудивительно. Я просто более подготовлен к этой встрече. Он погибнет?
— За Ранмаканом пошёл наш вездеход. Часа два назад. Я не знаю, нашли ли они его. Я был занят с вами. Вы с ним поговорите, когда он вернётся.
— Если не считать Ранмакана, я единственный человек на планете?
— Да. Но мы уверены: придут другие.
— Откуда в вас такая уверенность? Ведь в городе вы вряд ли найдёте достаточно сохранившиеся тела, чтобы их можно было вернуть к жизни.
— Есть много других городов.
— Спасибо за такую уверенность. Я хочу задать ещё один вопрос. Личного характера.
— Вы можете спрашивать, что захочется и сколько захочется. И не только у меня — у всех членов экипажа.
— Почему вы привезли с острова именно меня? Почему не взяли других моих товарищей? И ещё: когда вы их привезёте?
— К сожалению, мы этого сделать не сможем. После вашей смерти лавина накрыла остальные дома. Это случилось в промежуток времени между прилётом разведдиска и нашей экспедицией. Масса льда и камней раздавила остальные дома и, возможно, даже снесла их в океан. Ваш дом единственный, который, хоть и был засыпан снегом, но сохранился.
— Вы хотите сказать, что от всего посёлка…
— Да.
— Оставьте меня, пожалуйста, — прошептал Девкали.
— Я уйду. Но почему мой ответ вас так взволновал? Там были близкие вам люди?
— Когда-то, года четыре назад, на этот остров попало, правда, не по своей воле, пятнадцать близких мне людей. Перед войной их оставалось четверо. В том числе моя жена, Пирра. Пирра была для меня всё, без неё я вряд ли прожил бы эти годы на острове. Тех, кто умирал, мы вывозили на санях к проруби и хоронили их в океане. Мы голодали и болели снежной лихорадкой. Я не умер потому, что рядом со мной была Пирра. Я не мог умереть потому, что она должна была жить. Вы меня понимаете? Может быть, то, что я говорю, для вас пустой звук? Может быть, в вашей совершенной цивилизации, — Девкали усмехнулся, — подобные чувства уже устарели?
— Нет, — ответил Павлыш. — Не устарели.
— После взрывов и радиоактивных облаков мы заболели. Мы знали, что́ это, но мы надеялись тогда: вдруг кто-то остался жив на планете и мы, в стороне от путей и больших материков, переболев, останемся в живых. И вернёмся. Пирра лежала в хижине, под самой скалой. Я ещё мог передвигаться. Было холодно. Мы топили печь кусками опустевших домов, но с каждым днём всё труднее было нарубить дров. Одного из оставшихся четверых я смог похоронить в море, другой остался лежать в своей хижине. Я знал, что если останусь жив, то останусь жить вместе с Пиррой и благодаря ей. Она ни разу не пожаловалась… Простите.
— Говорите дальше. Может, вам станет легче.
— Это сейчас уже не играет роли. Я пошёл, вернее, я пополз в ту хижину, около которой вы меня нашли. Там ещё оставалась каша. И я должен был накормить Пирру. Тогда я почему-то решил, что, если это сделать, мы останемся живы. Я знаю, что такое лучевая болезнь, и всё-таки тогда, на острове, я должен был принести ей эту миску… И я её не принёс.
— Наверно, слова покажутся банальными, — заметил Павлыш. — Но ваше горе — только часть горя вашей планеты. И ваш долг вместе с нами вернуть её к жизни.
— Вы правы. Конечно, вы правы…
— Вам надо отдохнуть. В случае чего нажмите эту кнопку. Спите.
Павлыш вышел в коридор. Там стояла Снежина.
— Я слышала разговор, — сказала она. — Я всё слышала. Я больше не могу. Я хочу тихо водить ракеты на Титан и возвращаться домой. Я не могу…
— Прекрати истерику, Снежка, — остановил её Павлыш, — это нервы. Впрочем, знаешь что, отнеси ему бульон. Может, отвлечётся — новое лицо…
Снежина взяла поднос у дежурившего у двери робота. Через две минуты она вышла.
— Я поставила бульон около постели. Он ничего не хочет.
— Он ещё что-нибудь сказал?
— Он сказал, что у неё были такие же волосы! — Снежина, ссутулясь, быстро пошла к своей каюте.
— Ну вот, — пробурчал Павлыш себе под нос и отправился к капитану.
С капитаном состоялся очень короткий разговор.
— Попытка — не пытка, — решил Загребин.
Потом капитан соединился с Баковым, и тот, выслушав его, отдал приказание автоматам готовить к пуску «Аиста». Он вызвал Антипина, чтоб тот повёл катер. Антипин погрузил в катер взрывчатку, смонтировал мощный лазер.
Перед отлётом Павлыш заглянул на минутку в госпиталь. Девкали лежал, отвернувшись к стене. Приборы показывали, что он не спит.
Павлыш прошёл в тамбур. Через пять минут «Аист» отделился от корабля и взял курс на остров. У Павлыша был один шанс из тысячи, но он хотел его использовать.
Примерно через час Девкали нажал кнопку звонка и попросил дать возможность кое-что записать. Снежина принесла ему бумагу и ручку и не стала задавать вопросов. Ещё через час Девкали попросил выключить свет, и корона Вас, препоручив наблюдение за его здоровьем автоматам, вышел из лаборатории, чтобы встретить Бауэра и Малыша, измученных бесплодными поисками Ранмакана. Вас принёс им прямо к тамбуру свои стимуляторы.
Когда он вернулся в лабораторию, приборы перемигивались тревожными огоньками. Сердце Девкали перестало биться. Он был мёртв.
В госпитале, включив свет, Вас увидел, что Девкали повесился. Рядом лежала записка. Пока корона Вас обследовал Девкали, Мозг перевёл записку:
«Простите за всё. За неоправданные надежды, за предательство, которое я совершаю по отношению к собственной планете. Но бывает, когда один человек становится тебе дороже многих. Очень давно я обещал Пирре, что не буду жить без неё. Она улыбнулась: тогда мы не думали, что когда-нибудь умрём. Ещё раз простите. И, надеюсь, вы выполните мою последнюю просьбу — не оживлять меня снова. Я не хочу жить. Я верю, что вы ещё найдёте многих людей, которых сможете оживить. И моя планета будет вам благодарна. Я же заранее говорю спасибо за то, что вы дали мне умереть. Девкали из Лигона».
— Корона Вас, — произнёс Загребин, прочитав записку, — у меня к вам просьба. Вы уже собираетесь готовить лабораторию?
— Да, — кивнул Вас, прочтя записку. — Это ужасно. Разрешите я уйду к себе. Разумеется, я не буду…
Кудараускас, стоявший рядом, ничего не сказал. Загребин посмотрел на него, ожидая фразу о том, что цивилизация… Но Кудараускас не думал об этом. Он только вспомнил, как на космодром приехала жена Антипина. Маленькая робкая женщина с пепельными гладкими волосами. Она сказала: «Я тебя буду ждать. Хоть всю жизнь. Я не могу жить без тебя».
Антипин тогда смущённо хмыкнул: «Ну что может со мной случиться? В космосе безопасней, чем на людной улице».
5
Шансов было мало. Так мало, что Павлыш и не очень рассчитывал на успех. И всё-таки оставалась возможность, что домик, в котором лежала Пирра, не был свален в море лавиной.
Павлыш не стал говорить о своём полёте Девкали, чтобы не возбуждать ложную надежду и затем загубить её через несколько часов.
Остров был таким же, точно таким же, как и три дня назад. Так же торчали из снега чёрные пальцы скал, и ровный снежный покров долинки у моря уходил вверх откосом лавины. Катер утоптал площадку в стороне от хода лавины, затем Антипин с Павлышом выгрузили тепловое оборудование и очистили от снега долину с хижиной, у которой нашли Девкали. Широкий ручей пробил себе дорогу к океану и разливался по льду, снег с которого сдуло ураганом. Было не очень холодно. Вода замерзала не сразу и покрывала лёд у берега блестящей плёнкой. Выглянувшее жёлтое солнце отразилось в плёнке воды, и та засверкала вечерними красками горного озера.
Потом началась самая трудная часть работы. Слежавшаяся гора снега, льда и обломков скал была крепче камня. Павлыш с Антипиным попытались выяснить положение засыпанных хижин, пользуясь мелкой и плохо различимой съёмкой разведдиска, — всю гору растапливать и резать было бессмысленно. Для этого требовался ядерный взрыв. Но Антипин рассудил, что лавина, прошедшая совсем рядом с уцелевшей хижиной, сдёрнула остальные дома ближе к морю, у которого язык лавины заканчивался невысоким обрывом. Именно у океана, со стороны лавины, обращённой к долинке, Антипин и начал бурение.
Бур ломался. Он ломался раз шесть за четыре часа, и Павлыш несколько раз предлагал:
— Давай, Иван, положим заряд, взорвём этот край.
Антипин отмалчивался.
Наконец они добрались до бревна. Такого же, как и те, из которых была сложена хижина. Бревно было ободрано льдом.
— Хороший знак, — сказал Павлыш. Он устал, приходилось работать обычной киркой и даже оттаскивать глыбы руками, как в каменном веке.
— Перекусим, — предложил Антипин и полез обратно в ракету. — После обеда работается веселей.
Пока обед грелся, Антипин связался с «Сегежей». Загребин — он уже вышел на вахту — спросил их, как успехи. Павлыш поведал про бревно и про то, что часа два-три они ещё поработали бы. Хоть надежды немного.
Загребин сказал:
— Вот что, Павлыш. Вы уж лучше не спешите. Переночуйте и с утра ещё покопайтесь в этой горе. Ваше присутствие на корабле пока не требуется. Понятно?
— Понятно-то понятно, — ответил Павлыш. — Но если часа через три ничего не появится, отправимся обратно.
— Не спешите, — повторил Загребин. — Было бы неплохо, если бы нашли. Да, если что надо — еду ли, энергию, — пришлю резервный диск. Если людей нужно, тоже пришлю.
— Что-нибудь случилось с Девкали? — спросил Павлыш, почуяв неладное. Резервный диск не должен покидать корабль, за исключением случаев чрезвычайных.
— Ищите, — велел капитан. — Это очень важно.
— Ну, и что скажешь? — спросил Павлыш Антипина.
— Ясное дело, случилось что-то, — решил Антипин. — Сворачивай обед, пошли в тамбур. Где твой шлем?
— Может, мне выйти на связь ещё раз?
— Ага, вот твой шлем. — Больше механик ничего не добавил: он вообще был не очень разговорчив.
В темноте работали при помощи прожекторов «Аиста». Спать не хотелось. Нашли ещё несколько разбитых и растрёпанных брёвен, кастрюлю, расплющенную в лепёшку, какие-то тряпки. Каждая находка была как птица, как плывущий по волнам кокосовый орех или пальмовый лист, указывающие, что берег где-то неподалёку. Но где?
Потом эти знаки исчезли. С час работали, не находя ничего. Громадная полость образовалась в теле лавины.
К утру вернулись в ракету и снова вышли на связь. Загребин не спал. Павлыш доложил:
— Мы, Геннадий Сергеевич, сделали дырку до центра планеты. И ничего нет. Будем возвращаться. Не возражаете?
— Возвращайтесь. — Загребин помолчал немного и добавил: — Вот что, я всё понимаю, наверно, вам надо вернуться. Девкали умер. Повесился. И вот такую записку оставил… — Капитан прочёл записку Девкали. — Я на прошлой связи не хотел вам говорить. Тогда вы только начинали работу. Теперь, судя по вашему сообщению, надежды не осталось. Возвращайтесь, что делать…
— До связи, — ответил Павлыш и посмотрел на сумрачного, заросшего суточной щетиной Антипина.
Антипин кивнул:
— Мы ещё поработаем.
Солнце выползло на край горизонта и снова пропало за облаками, когда за брёвнами они нашли изломанное лавиной тело женщины.
И тогда они, перетащив его на катер, улеглись спать, с трудом заставив себя задраить двери и потратить пять минут на дезактивацию. Они спали до вечера и не отвечали на запросы «Сегежи».
— Павлыш, Антипин! Павлыш, Антипин! Что с вами? Высылаем спасательный диск, — повторял Баков.
— Верните свой диск спать, — пробурчал Павлыш, не открывая глаз. — Хочется спать. Всем хочется спать.
6
Снова было пробуждение. Ещё борясь с чёрной водой смерти, Девкали почувствовал его приближение. Организм боролся за жизнь, но сознание упорно цеплялось за спокойствие, за сон, за ровную бесконечность. Уже почти очнувшись, он услышал голос Пирры, которая звала его обратно к жизни, но он сопротивлялся и этому голосу, понимая, что голос — только иллюзия.
— Девкали, очнись, я здесь, — слышал он голос Пирры.
Потом слова Павлыша:
— Это труднее, чем в прошлый раз. Он не хочет жить. — Павлыш говорил на лигонском языке.
— Девкали, — снова позвала Пирра.
Голос её был очень похож на настоящий голос Пирры.
Потом откуда-то издали прозвучал механический голос:
— Введите стимулятор. Я оставил его на пульте, слева.
Девкали почувствовал укол и почти немедленно понял, что совершенно жив и здоров и может открыть глаза. Не поднимая век, он произнёс:
— Я всё равно уйду. Сколько раз…
— Девкали, — произнесла Пирра. — Не будь ребёнком.
Это могла сказать только сама Пирра. И Девкали, не смея поверить голосу, открыл глаза.
Пирра смотрела на него золотыми влажными глазами, улыбалась и сердилась одновременно. Так с ней было, когда у них делали последний обыск и сыщик достал из-под шкафа много месяцев назад забытый там мяч для игры в продо и приложил его к уху — проверить, не бомба ли это замедленного действия. «Бомба, — согласилась тогда Пирра, — сейчас взорвётся».
— Ну вот, — сказал Павлыш. — Я пойду, у меня дела в лаборатории. Срочные дела.
7
Тело Ранмакана нашли на восьмой день после убийства капитана. В тридцати с лишним километрах от «Сегежи», среди холмов. По следам удалось узнать, что в последние два дня он брёл обратно к кораблю, но заблудился, потерял силы.
Ранмакан был без скафандра и без пистолета. И то и другое он, видно, выбросил в пути. Также он потерял и коробочку лингвиста. Правда, сам Ранмакан этого не помнил.
Когда его во второй раз вернули к жизни и он стал вторым в Галактике дважды воскресшим человеком, он уверил Бакова, что ни с пистолетом, ни со скафандром не расставался.
За вторичным оживлением Ранмакана никто не наблюдал, никто не волновался, удастся ли опыт с ним. И, увидев его на следующий день опасливо бредущим по коридору, Кирочка Ткаченко громко сказала Глебу Бауэру:
— Будь моя воля…
— Понял, дуся, — ответил Глеб. — Сегодня он треть населения планеты. Правда, худшая треть. Может, его ещё удастся сделать человеком.