Похищение
1
Профессор Кори из Лигона оказался сухим ехидным стариком с длинным носом и белым венчиком вокруг жёлтой лысины. Профессор за два дня вошёл в курс дела, с удовлетворением отметил присутствие на корабле своей ученицы, поблагодарил её за спасение кустарника, что он оценивал куда выше, чем спасение своей персоны, и взял в собственные руки озеленение купола.
Знание того, что он полтора года провёл в могиле, нисколько не обескуражило профессора.
— Я деловой человек, — говорил он. — Я столкнулся с двумя фактами: первый — весьма прискорбный — эти идиоты всё-таки добились своего и устроили бойню. Я всегда думал, что наши петиции их не удержат. Они устроили бойню и уничтожили всё, что другие люди строили пять тысяч лет. Другой факт, с которым я столкнулся, — отрадный. А именно: к счастью, нас заметили раньше, чем пропали всякие следы нашей работы. Заметили и пришли нам на помощь. Моё воскрешение — частность, хотя приятная. Мне обидно было умирать, не окончив опытов со своими детишками. Кстати, если бы наши идиоты не загубили планету, никто не стал бы возиться с моим оживлением. Сколько мне осталось жить?
— Не знаю, — отвечал корона Вас. — Наверное, с нашей помощью вы проживёте ещё лет сорок. Мы в состоянии спасти человека, но не можем подарить ему бессмертие.
— Замечательно, коллега, на бессмертие я не претендую. Дорогой мой, вы не откажетесь помочь мне пересадить рассаду на клумбу? Я этого не могу доверить вашим железным роботам.
Корона Вас с удовольствием шёл возиться с рассадой. Его пребывание под куполом было узаконено. Как-то Девкали собрал всех своих единомышленников и рассказал им о том, что на корабле живут не только люди, но и существа, на людей не похожие. Девкали опасался отрицательной реакции со стороны охотников или прачки. Но те восприняли новость спокойно. За последние недели с ними случилось столько невероятных вещей, что новостью больше или меньше уже не играло решающей роли. Первое время короны старались поменьше встречаться с жителями Муны, потом, когда обе стороны друг к другу привыкли, Вас, более общительный, почти совсем переселился под купол, отлучаясь только поговорить о жизни с тётей Милей и вырастить новую порцию рассады для опытов Кори.
Но эта спокойная и почти идиллическая жизнь продолжалась всего несколько дней, видимое однообразие которых было нарушено прилётом грузовой ракеты из Галактического центра; она доставила запасные части к аппаратам, почту и первую очистительную установку для воздуха. Кроме того, с ракеты сгрузили материал для второго, большого, купола, сооружение которого должно было начаться, как только появится достаточное количество людей. Ракета улетела. И дня через два после её отлёта экспедиция, работавшая в развалинах Лигона, обнаружила заваленное наглухо бомбоубежище, в которое крысы не нашли доступа.
2
Снежина проснулась оттого, что услышала детский смех. Какой-то мальчишка кричал по-лигонски:
— Отдай мой мяч, или я проткну тебя мечом!
Потом он, видно, всё-таки проткнул кого-то мечом, потому что жертва его страшным басом начала молить о пощаде. Мальчишка заливался смехом и топал ногами, потом голос его утонул в суетливом шуме людей, которые, если Снежина правильно поняла, давали советы плотникам, как вставлять раму.
Снежина лежала некоторое время, прислушиваясь к голосам, стараясь угадать за ними знакомые лица. Открывать глаза не хотелось. Как только откроешь их — значит, проснулась, значит, пора вставать, а Снежина считала, что каждый человек имеет право на десять минут между сном и явью, когда можно не спеша досмотреть сны и закончить их, как хотелось бы. Откуда могли идти голоса? Ну конечно, из динамика внутренней связи. Кто сейчас на вахте? Кажется, Кудараускас. Значит, он включил шум купола вместо будильника.
Десять минут ещё не истекли. Снежина подумала о том, что ещё две недели назад Кудараускас, включив купол, донёс бы до корабля только шаги роботов и тихий голос Ранмакана. Снежине тогда жители планеты Муны чем-то напоминали бронтозавров — живых, но в то же время чужих на своей планете. Уж очень они сегодня одиноки среди бесконечности разрушенных городов, пустых полей и тоскливости радиоактивных дождей. Кучка людей, спасённых за недели поисков, ошибок, разочарований, была ничтожно мала. И вдруг — сразу шестьдесят человек!
Старики и старухи; шестеро детей — скоро надо будет школу открывать; два молоденьких солдата — бывшие охранники бомбоубежища; патриций, случайно погибший в компании простолюдинов; два брата-старика. Эти люди проходили в момент оживления трагедию знакомства с собственным, уже чужим миром, пытались понять, что же делать дальше, как приспособиться к этой жизни.
Правда, теперь это шло проще и спокойней, чем в начале. С одной стороны, в бомбоубежище люди прятались семьями, семьями они и вернулись к жизни; с другой, их встречали Пирра и Девкали, Ранмакан и Кори — соотечественники, уже прошедшие через всё, что ждало «новеньких», и готовые помочь.
И всё-таки… Снежина вспомнила «голодный бунт».
3
Этот бунт произошёл на второй или третий день после начала оживления людей из Лигона. Тогда под куполом набралось человек двадцать новичков, встретившихся как после долгой разлуки, ещё не осознавших целиком, что же случилось, но вместе с тем полных недоверия ко всему миру, включая друг друга. К тому же эти люди были давно и привычно голодны.
Если до этого обед готовили Ранмакан с Пиррой — они справлялись (с помощью тёти Мили и кухонного робота), не тратя много времени, — то на этот раз, пока кухня под куполом не была оборудована, обед, приготовленный на корабле в двух больших котлах, выкатили роботы. Образовалась нестройная очередь военных времён, заранее уверенная, что последним пищи может не хватить и, вернее всего, не хватит. Здоровый чёрный парень, бывший солдат, первым пробился к столу, схватил полную тарелку, присев за край длинного временного стола, в несколько глотков уничтожил суп и бросился снова к котлу, где произошла какая-то заминка. Нервная очередь сбилась в кучу вокруг робота, и Пирра тщетно пыталась успокоить растрёпанную женщину с двухлетним малышом на руках. Малыш плакал, женщина кричала, вокруг раздавались несмелые, злые возгласы. И в этот момент солдат с пустой тарелкой врезался в толпу, как таран.
Супа было больше чем достаточно, но парень нарушил закон голодной очереди, и очередь моментально сплотилась против него. Пирра, отброшенная от бака, спряталась за спину робота — люди дрались за котлом, который покачивался, грозя вылить горячую жидкость. Патриций, не желавший драться, но тоже решивший, что супа не хватит, схватил со столика охапку ломтей хлеба и бросился бежать к дому. За ним погнался другой мужчина…
Бауэр, увидевший эту сцену с мостика, растерялся. Он никогда ещё не видел, как люди дерутся из-за пищи. Он испугался, что кто-нибудь задавит ребёнка. Глеб метнулся от экрана к пульту, но спокойные ряды кнопок не подсказали ему никакого решения. Тогда он нажал сигнал тревоги и подключился к каюте спящего Загребина.
Капитан вскочил с постели, как подброшенный батутом, и сонными глазами уставился на Бауэра. Глаза постепенно наполнялись мыслью, капитан хрипло спросил:
— Что?
И пока Бауэр, торопясь, объяснял, в чём дело, Загребин уже совсем пришёл в себя и, не дав штурману закончить, оборвал:
— Дай сирену.
Повернулся на другой бок и заснул. Капитан не спал всю ночь — перед этим была его вахта, и как раз монтировали очиститель воздуха.
«Странно, — подумал Бауэр, — мастер никогда не сталкивался с голодными бунтами. Не больше меня знает о них. И всё-таки совершенно спокойно и быстро нашёл единственное решение. И, главное, заснул снова».
Бауэр включил ревун.
Низкий гул заполнил купол, повис над городом — страшный крик громадного зверя, крик войны и приближающейся воздушной смерти. И в тот же момент застыли люди у котла и инстинктивно подняли головы. Только суп, льющийся из наклонённой тарелки, отбивал струйкой зигзаги на земле да с лёгким мягким стуком рассыпались по земле оброненные патрицием ломти хлеба.
Бауэр опустил ручку сирены. Всё в порядке.
Бунт не повторился. Но на следующий день, когда людей стало ещё на восемь человек больше, случилась новая беда. Очередь, пришедшую за обедом, охватил другой вид массового психоза, причина которому была та же — страх. Кто-то взял вторую порцию супа, потом вторую порцию мяса. Его примеру последовал сосед, и вот уже началась оргия. Люди жадно хватали хлеб и мясо, глотали бульон, матери засовывали кусочки в рот плачущим детям. Эту оргию никто не останавливал и не мог бы остановить. Внешне всё выглядело почти благопристойно — люди ели.
Вечером Павлышу пришлось покинуть лабораторию. Он переключился на слабительное и болеутоляющие капли. Девкали между тем уверял пострадавших, что пришельцы и в мыслях не имели их травить. Виной всему их собственная жадность. Ему не верили.
На мостике капитан разговаривал с короной Аро о том, как снять с людей эту смесь подавленной истеричности и апатии — настроение переселенческого лагеря, вокзала, с которого не уходят поезда. Аро советовал ждать и положиться на человеческую натуру. Он говорил, что с уверенностью в завтрашнем дне придёт и спокойствие.
Вошёл профессор Кори.
— Если я и помешал, — агрессивно начал он, — то всё равно вам придётся меня выслушать.
— Садитесь, — сказал Загребин, указывая на кресло. — Вы пришли вовремя.
— Я хотел бы поговорить сейчас не с вами, а с моими соотечественниками, — сказал Кори. — И со всеми сразу. Я не могу бегать, как Девкали, из комнаты в комнату. Да это и не поможет. Включите внешнюю связь.
Кори напыжился, и венчик седых волос вздыбился нимбом вокруг блестящей лысины. Не очень удачно перешитый прачкой костюм Малыша топорщился у него на груди и кособочился у ворота.
Загребин подошёл к пульту, включил внешнюю связь и протянул профессору микрофон:
— Пожалуйста.
Кори взял микрофон и, набрав в лёгкие побольше воздуха, быстро заговорил высоким голосом:
— Люди, с вами говорит профессор Кори из Лигона. Вы меня видели, вы меня знаете. Мне стыдно за вас и за нашу планету. Мало того, что вы разрешили своим правителям убить себя, вы показываете сегодня людям, пришедшим нам на помощь, что вы не достойны этой помощи. Я, профессор Кори из Лигона, говорю: с завтрашнего дня мы начинаем новую жизнь. Мы вспомним, что наши предки были гордыми людьми и не дрались из-за куска хлеба. И пусть завтра кто-нибудь посмеет броситься на еду, как паршивая собака. Я ударю его по лицу. Всё… Извините меня, — сказал Кори капитану, дождавшись, пока тот выключил внешнюю связь. — Я люблю своих соотечественников, вы должны простить их.
И, не дожидаясь ответа, Кори выбежал из помещения, только щёлкнула дверь, и каблуки профессора, удаляясь, отстучали что-то сердитое по ступенькам трапа.
Нельзя сказать, что с этого дня обитатели купола резко изменили своё поведение. Этого никто и не ожидал. Но когда дня через два один из вновь прибывших слишком быстро принялся хлебать суп, то несколько пар глаз обернулось к нему. И когда он украдкой просеменил на цыпочках к котлу, патриций, проявивший неожиданную склонность к демократии, остановил его.
— Не спеши, — произнёс он. — А если будешь брать ещё суп, то не больше половника. Организм у тебя новый, может не выдержать, лопнешь.
Бежавший огрызнулся, но шаги замедлил. Он, не оборачиваясь, прислушался, что скажут остальные. Остальные молчали. Молчание это было сочувственным к словам патриция, и новенький ощутил это…
Снежина открыла глаза. В самом деле, пора вставать. Загребин освободил её от вахт — она входила в группу купола. И там её ждали проблемы — всякие проблемы, большие и маленькие, ожидаемые и совсем неожиданные. К ожидаемым относились проблемы еды и одежды. Корабельных запасов уже не хватает, и скоро придётся выкручиваться собственными силами. Были маленькие: у единственной кормящей матери кончилось молоко, и надо было нажать на Павлыша, чтобы он заготовил побольше питательной смеси для малыша. Таких проблем Снежина могла насчитать десятки; разрешить их было совсем не легко.
Снежина зажмурилась, чтобы сконцентрировать волю в одном действии, и сбросила ноги с кровати. Пятки ударились о мягкий ковёр. Теперь надо поднять голову. И Снежина подняла голову, показала язык своему изображению в зеркале и включила дистанционное управление душем — пусть греется, пока она доберётся до кабинки.
4
Робот, который тащил за собой толстую змею запасного тормозного парашюта, задел клумбу у швейной мастерской — первого промышленного предприятия Муны. Кори увидел это безобразие, догнал робота, который затаскивал парашют в дверь, и принялся честить его на двух языках. Робот покорно слушал; швеи сгрудились у окна, чтобы не пропустить этого уникального зрелища, а Ранмакан, который сам вызвался руководить швейной мастерской, вышел к дверям и молча водил в воздухе руками, заклиная прекратить ссору. Ранмакан отъелся, стал солиднее и осторожнее.
Робот был простой рабочий, но он догадался, что игнорировать гнев старика невозможно. Он отпустил конец парашюта и пошёл пересаживать цветы. Профессор обогнал его и велел отправляться обратно в корабль. Потом стал восстанавливать клумбу сам. Ранмакан стоял над ним и наблюдал за его уверенными, точными действиями.
— Вам хорошо, — сказал наконец Ранмакан, — у вас есть специальность. А я таможенный писарь.
— И таможенные чиновники пригодятся, — успокоил его Кори. — Да притом вы пока тоже неплохо устроились.
— Да, это пост шестой или даже пятой касты, — сказал Ранмакан. — Но меня могут его лишить.
— Это ещё почему?
— Будут более достойные люди.
— А вы работайте лучше, и не будет более достойных. Вместо того, чтобы стоять надо мной и разговаривать, могли бы втащить парашют — женщинам не справиться.
— Я начальник, — ответил Ранмакан просто.
— Ах, так! — воскликнул Кори. Он быстро переходил из одного настроения в другое. — Ах, так! — Кори поднялся и быстро прошёл к двери, перед которой лежал толщиной в туловище человека червяк парашюта.
Кори перебрался через него и исчез в темноте прихожей. Ранмакан неуверенно последовал за ним и остановился, увидев, как червяк зашевелился и начал вползать в тёмную щель. Профессор громко кряхтел — в парашюте было килограммов пятьдесят весу. Одна из женщин, наблюдавших эту сцену из окошка, всплеснула руками, сказала что-то своим подругам и побежала на помощь профессору. Остальные последовали за ней. Червяк пополз резвее и скрылся в доме. Ранмакан всё ещё раздумывал, что бы ему предпринять. Ситуация была сложной и неправдоподобной. Профессор принадлежал ко второй касте, и заниматься такой плебейской работой, как перетаскивание тяжестей, ему было абсолютно воспрещено тысячелетними традициями. Когда Ранмакан пробовал понять взаимоотношения людей на «Сегеже», он пришёл к выводу, что все они там, за исключением, может быть, тёти Мили, принадлежат к высшим кастам своей планеты. Вместо низших каст они взяли с собой роботов, никакие разубеждения Кудараускаса не могли поколебать Ранмакана. Они были ему не нужны. Когда мир можно объяснить удобной схемой, очень не хочется отказываться от неё и искать какие-то сложные и ненужные в повседневной жизни решения.
Поэтому то, что робот тащил парашют, было понятно. То что этим занимался профессор Кори, было абсолютно непонятно. Ранмакан признал формально, что под куполом все равны и каст нет, но в душе он делил человечество на касты и относил себя к одной из низших, хотя не к той, к которой принадлежал до войны, а к следующей на пути вверх. Он беспокоился, что его могут лишить права заведовать мастерской и с подозрением поглядывал на новичков: нет ли среди них патрициев, способных и желающих занять его место?
Пока всё было в порядке, новых патрициев не было. Старые — Девкали, Пирра и Кори — занимали уже хоть и не определённые, но всё-таки явно руководящие места, а единственный патриций, спасённый в Лигоне, предпочитал ничего не делать и рассуждать о возможностях демократии. Ранмакан подошёл к профессору для того, чтобы развеять свои опасения и в результате ещё больше запутался и решил, что недовольный им Кори может сообщить пришельцам о недостойном поведении Ранмакана. Но Ранмакан — первый человек на Муне, Адам, как называют его пришельцы, и он не может сидеть вместе с женщинами, шить или подносить им иголки с нитками. Нет, этого не будет. Женщины, конечно, согласны с демократией: они принадлежали к самой низшей из каст, да и мужья их тоже, и дети. Им нечего терять. Ранмакан же был чиновником, каким-никаким, но чиновником, представителем того слоя, который, с завистью глядя на вышестоящих, судорожно цепляется за свои маленькие привилегии, поднимающие его над другими, не имеющими привилегий вообще.
Профессор Кори, тяжело дыша, вышел из мастерской.
— Вместо того, чтобы здесь стоять, — заметил он Ранмакану, — помогли бы разрезать шёлк на большие куски. Не кроить же из целого парашюта…
— Я позвоню на корабль, пусть пришлют второго робота, — упрямо сказал Ранмакан. Он продолжал цепляться за свои привилегии. — Робот сделает это лучше меня. А сам я должен писать мемуары.
— Ах, да, — ехидно улыбнулся Кори. — Мемуары. Сам Кризинзи из Плонги склонился бы перед вашими талантами.
— Штурман Кудараускас высоко оценивает мою работу.
— Тьма с вами, с писателем и со штурманом. Но я бы на вашем месте подумал о том, что мы обязаны работать. Ра-бо-тать. Понимаете? Пусть «Сегежа» улетает — у неё свои дела. А мы будем править планетой. Мы останемся одни — вам это приходило в голову?
— Куда они улетят? — спросил Ранмакан. — Зачем им улетать?
Ранмакана устраивало присутствие людей. Он опасался, что, как только «Сегежа» поднимется над планетой, ему снова придётся опуститься на своё место и, может, ещё и сесть в тюрьму за сотрудничество с чужими.
— Им нельзя улетать.
— Это ещё почему? — удивился профессор Кори. — Как только они смогут обеспечить работу очистительных аппаратов, а мы наладим снабжение пищей, мы останемся одни. Мы обязаны остаться одни.
— Что вы бормочете одно и то же: «Одни, одни»! — разозлился Ранмакан. — Кто вас обязывал оставаться в одиночестве? Я? Эти женщины?
— Недавно вы протестовали против прихода людей.
— Это моё личное дело. Тогда я был один. Ещё неизвестно, как бы вы себя повели на моём месте!
Кори хотел ответить, но передумал, махнул сухой ручкой и ушёл — к своим цветам и деревьям, с помощью стимуляторов вымахавшим метра на три в высоту. Кори подумал, что пора бы возродить кое-каких насекомых; надо поговорить с короной Вас. Кори подошёл к своему столу, спрятавшемуся в самой гуще кустарника, раздвинул срезы, бумаги, приборы, сел. Сердце работало неважно. К сожалению, корона Вас вернул ему старое сердце. Снова умирать очень не хотелось. Не стоило возиться с парашютом. Хотя он сделал правильно. По крайней мере, женщины в мастерской поняли правильно. Они говорили ему: «Учитель, отойди, без тебя справимся», — и не рассуждали, патриций он или простолюдин. А Ранмакана ещё учить и учить. А может, он и умрёт, в глубине души мечтая перейти в четвёртую или даже вторую касту. Нет, на вторую у него не хватит воображения. Надо поехать в Горный сад — посмотреть, не распустились ли ещё кое-какие растения. Ведь перед войной шли работы, связанные с влиянием радиации на рост растений.
Ранмакан тоже вернулся к себе в швейную мастерскую. В домике было два стола. Один большой, общий — за ним работали пять женщин. И стол в углу поменьше, за ним сидел Ранмакан. Он, когда нужно было, выходил на связь с мостиком или большим домом; он вёл переговоры с роботами, когда те перетаскивали что-нибудь с корабля; он должен был вести бухгалтерию, планировать, когда и что понадобится мастерской.
Ранмакан сел за стол, отодвинул в сторону бумаги и задумался. Он ощущал взгляды женщин и их шёпот, содержащий какие-то, возможно, нелестные для него высказывания. Но он был выше этого. Он смотрел вперёд. Раздумывал, сказать ли капитану о том, что вчера ночью, когда все уже спали, он видел чужого человека в защитной одежде. На человека упал луч прожектора, и тот, ослеплённый им, задержался на секунду, перед тем как нырнуть в темноту. В запале разговора с Кори он чуть не проговорился, что на планете есть и другие люди и что Павлыш был прав. Но не сказал, удержался. Могло так случиться, что те люди — законная власть. Вдруг они окажутся сильнее корабля? А если так, то знание того, что другие уже подошли близко к «Сегеже», могло пригодиться Ранмакану.
5
Загребину не хотелось отпускать Кори в Горный сад. Существование неразгаданной тайны смущало капитана. «Тем более, — рассуждал он, — если бы те, неизвестные, хотели встретиться с нами, они бы давно могли это сделать». Согласившись с профессором, что тому необходимо побывать в Горном саду, капитан послал за день в Горный сад разведдиск с металлоискателями и биолокаторами на борту. Диск не обнаружил ничего подозрительного.
— Вот что, — сказал Загребин Антипину, который уезжал в сад вместе с Кори и Снежиной. — Из «Ежа» по пути не выходить. Доедете туда, вездеход остановишь не у домика, как в прошлый раз, а прямо в саду, у делянок. В машине обязательно кто-то останется для того, чтобы держать остальных в поле видимости. На вездеходе лазер в боевой готовности. Если увидишь опасность, не стрелять; немедленно сообщайте нам и бегите оттуда со всех ног. Ясно?
— Ясно, Геннадий Сергеевич, — ответил Антипин. — Куда уж яснее. Второй купол завтра начнём надувать?
— Завтра. Вернёшься, выспишься, и начнём.
Роботы поставили на «Ежа» защитные козырьки. Теперь вряд ли его можно пробить даже прямым попаданием снаряда или лучевым зарядом.
Перед отъездом Снежина нашла Павлыша и повела его в купол. Там заболел один из ребятишек. Павлыш осмотрел его, приказал роботу притащить лечебный излучатель — мальчику не хватало солнечного света. Снежина ждала доктора, разговаривая с охотником-пьи о строительстве амбулатории. Потом, когда доктор кончил облучение и робот уехал, Снежина попросила Павлыша зайти ещё раз к ребёнку вечером.
— Ладно, зайду. Что-то сад сильно разрастается. Скоро будет не купол, а джунгли.
— Кори и Вас этого, по-моему, и добиваются.
— Жалко, что нет живности в нашем саду.
— Тут есть одна птица. Смотри, вот она.
Птичка с длинным голубым хвостом и двумя парами крыльев, расположенных, как у бабочки, одни за другими, мелькнула между деревьями.
— Послушай, Снежка, — произнёс Павлыш. — Ты в самом деле будь осторожнее. Я же видел там следы.
— Ну, знаю, знаю, сама с тобой была и никаких следов не видела. Ты не показал. Не волнуйся, мы будем осторожны.
— Серьёзно, — сказал Павлыш. — Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.
— Это как понимать? Не так, как к остальным?
— Нет.
— Значит, хуже, — уверенно проговорила Снежина.
И тогда Павлыш, чувствуя, что краснеет, попытался ей что-то объяснить. Она вдруг сделала большие глаза, и Павлыш почувствовал, что он в них уместился целиком. Сейчас Снежина хлопнет ресницами, и он там останется навсегда. Снежина хлопнула ресницами, и Павлыш, зажмурившись, протянул руку вперёд, чтобы нащупать границы тюрьмы, в которой он очутился. Рука его натолкнулась на пальцы Снежины. И Павлыш хотел ещё что-то добавить, но не всегда придумаешь что. И он сказал:
— Я зайду вечером к мальчику.
Снежина улыбнулась одними глазами.
И тут подошёл Девкали с толстым патрицием и одним из новеньких и сказал:
— Здравствуйте, Слава. Снежина, мы сейчас собрались и официально запретили войну. Ведь мы имеем на это право?
— Вы имеете право на всё, — объяснила Снежина. — Вы хозяева своей планеты.
— Нет, не на всё, — ответил патриций, который оказался в общем славным человеком. — Мы не будем больше воевать. Мы запретили войны. Декретом. Удивительно, правда? Никогда не думал, что придёт день, когда я буду отменять войны декретами.
— Теперь у вас есть правительство? — спросил Слава.
— Как вам сказать, — ответил Девкали. — Вот Ренци из Плоци, он раньше был шахтёром…
Новенький наклонил голову. Это был коренастый человек с большими руками и ступнями и шишкастой головой. Маленькие глаза спрятались под очень густыми рыжими бровями. Глаза были очень светлыми и яркими.
— Потом Пирра, профессор Кори и Ус-са-ян-ка — один из охотников-пьи. Что-то вроде Совета.
Из корабля выбрался на землю «Ёж», и Антипин, разглядев Снежину под куполом, дал сигнал.
— Ой, — воскликнула Снежина, — я опоздала! Мне же ещё скафандр надевать!
И она побежала вперёд к кораблю, оставив Павлыша в одиночестве, совсем позабыв о нём, будто три минуты назад не протянула руку ему навстречу.
Но, стоя у выходного люка, пожалела, что в тамбуре нет зеркала.
Вездеход развернулся и шустро пополз к холмам.
На мостике капитан, проверяя связь, спросил:
— Как себя чувствуете?
Снежина ответила раньше Антипина:
— Мы себя отлично чувствуем.
— Ну-ну, — сказал капитан. — Чуть что — сообщайте. Канал свободен.
Снежина поинтересовалась:
— Делегация уже приходила?
— Какая делегация?
— Значит, сейчас придёт. Представители правительства планеты Муна.
Капитан повернулся к двери. Именно в этот момент она открылась, и делегация вошла на мостик.
— Добрый день, садитесь, пожалуйста, — пригласил капитан. — Где нам лучше разговаривать?
— Если вы не заняты, лучше в кают-компании, мы здесь будем мешать, — сказал Девкали.
Капитан спустился вниз и, когда вернулся через час на мостик, спросил у вахтенного штурмана, всё ли в порядке с «Ежом». Тот ответил, что Антипин только что выходил на связь.
Потом Антипин сообщил, что вездеход достиг заповедника. Остановились на делянках и даже нашли целую колонию цветов. Ещё через пятнадцать минут связь с «Ежом» прервалась.
6
Капитан был на мостике, когда Бауэр сказал:
— Молчат… Видно, со связью что-то не в порядке.
Но и Бауэр и капитан знали, что со связью всё в порядке. Что-то случилось с людьми в вездеходе.
— Диск, — произнёс капитан.
Бауэр, ходивший с Загребиным и раньше, предугадал слова капитана, его рука уже тянулась к кнопке запуска.
Корабль чуть вздрогнул. В открывшийся люк вылетел «глаз» корабля — диск с телевизионной камерой на борту, налетавший к тому времени много тысяч километров над планетой. Бауэр включил небольшой экран слежения. По нему проплывали серые с зелёными подпалинами вершины холмов и оловянные ленточки ручьёв в долинах. Разведдиск шёл быстро, и Бауэр с трудом угадывал прерывистую полосу дороги. По экрану побежали серые неровные полосы.
— Опустите его пониже, вошёл в облака, — велел капитан.
Бауэр перевёл диск в бреющий полёт и предупредил:
— Придётся здесь его вести медленнее, как бы на вершинку не налететь.
— Две минуты вряд ли играют роль, — сказал капитан. — Они могут сейчас быть и не в заповеднике, а где-то ближе, на дороге. Проверим весь путь.
Бауэр кивнул головой. Вошёл Баков.
— Что-то случилось? — спросил он, заметив светящийся экран.
— Нет связи, — отозвался Загребин. — Разведдиск пошёл.
— Я этого боялся, — произнёс Баков, хотя этого и не следовало говорить.
На экране промелькнула арка у входа в заповедник. Бауэр снизил скорость, и, опустившись к самой крыше лаборатории, диск повернул к серой путанице ветвей — к лесопитомнику.
На краю поляны стоял вездеход. Крышка люка была открыта настежь. Бауэр опустил диск ещё ниже, и тот завис над открытым люком. Вездеход был пуст.
Около «Ежа» не было следов. Трава стояла прямо, будто люди покинули его по воздуху. Каждая травинка была видна на экране ясно, словно под лупой.
Нет, кроме отпечатков гусениц самого вездехода, никакие другие следы к машине не вели.
— Мистика какая-то, — вздохнул Бауэр, когда диск завершил второй круг над вездеходом.
— Никакой мистики, — ответил капитан, — пройдись диском по следам гусениц.
Цепочка следов, оставленных рубчатыми подошвами, различалась кое-где поверх отпечатков гусениц.
— Всё ясно, — сказал капитан. — Смотрите, как стоит машина. Она уткнулась в кусты. Дальше откос, хода нет. Раньше она стояла посреди поляны. Потом что-то случилось со Снежиной и Кори — видно, уже в кустах… Тогда Антипин подвёл машину к кустам, выскочил, пробежал несколько шагов обратно по гусеничным следам и тоже свернул в кустарник. Всё это произошло так быстро, что он не успел или не счёл нужным выйти на связь. Теперь проверим. Ага, видите, следы ведут к кустам.
Диск сначала летел над прогалиной в кустах, и отпечатки подошв были видны сверху. Потом кусты сомкнулись. Сквозь голые ветви капитан разглядел маленькую колонию голубых цветов. Некоторые ветви вокруг были обломаны.
— Ясно. Они с поляны увидели цветы и пошли к ним.
— А Антипин наблюдал за ними с вездехода.
Диск снова поплыл над переплетением ветвей. Свежие обломы указывали путь биолога и Снежины; они вышли к маленькой поляне, на которой тоже росли цветы. Правда, здесь цветы были вытоптаны и следов великое множество. Они вели к расщелине среди скал.
— Вызови Павлыша, — приказал капитан Бакову.
Павлыш прибежал на мостик через полминуты. Можно было подумать, что он ждал вызова у самой двери.
— Слава, — сказал капитан, — приглядитесь к следам. Похожи на те?
— Да, — ответил Павлыш, — это они.
— Готовим большой катер, — решил капитан. — Командир катера Баков, команда: Павлыш, Цыганков, Лещук, Райков, корона Аро. Из местных жителей — Девкали. За вооружение и защиту корабля отвечает Баков. За ходовую часть — Лещук. Подготовка и сборы — пятнадцать минут.
Когда Баков ушёл, капитан велел Бауэру:
— Глеб, подними диск повыше, на полкилометра или ещё повыше. Может, наши увидят.
— А вы уверены, что похитители — жители этой планеты? — спросил Бауэр, глядя, как уходит вниз и уменьшается домик лаборатории на экране.
— Вот это новая идея. Уверен. А что?
— Уж очень невероятно: живые люди здесь, после всего, что произошло.
— Нельзя спрятать на планете звёздный корабль, — отверг Загребин версию Бауэра. — После тебя на вахту выйдет Кудараускас. Вместо Бакова.
— Я не устал, Геннадий Сергеевич.
— Мы не знаем, сколько продлятся поиски.
— Надеюсь, с ними ничего плохого не случилось?
— Не знаю, — ответил капитан. — Не знаю! Кто может знать? Такая тихая планета! Ни одной живой души!
7
Катер выкатился до половины из распахнувшегося грузового люка.
— Что-то сегодня наши друзья очень активны, — произнёс патриций.
— Да. И взяли с собой Девкали, — ответил Ранмакан, который давно уже почувствовал неладное.
Не сходить ли ему, пользуясь давним знакомством, к Кудараускасу? У других спрашивать не хотелось. Ранмакан был немного обижен на своих соотечественников за то, что они не избрали его в Совет. Он имел на это все права — он был первым человеком на планете. Вернее всего, это интриги капитана и особенно Бауэра. Бауэр простить ему не может тот выстрел. А сам капитан? Может ли он простить?
— Ранмакан, — проговорил шахтёр Ренци, из новых начальников, принадлежавший к самой низкой касте.
Ещё совсем недавно он ни за что не осмелился бы обратиться к Ранмакану вот так. Он должен был сказать: почтенный Ранмакан. Всё-таки две касты разницы. Но теперь он — власть.
— Что? — спросил Ранмакан как можно равнодушнее.
— Сегодня твоя очередь идти в город с грузовым роботом. Ты помнишь, надо взять из хозяйственного магазина госпожи, как её там звали…
— Госпожи Вапрас, «Торговля привозным товаром».
— Да, ты должен взять всё по списку. Список у тебя?
— Может, сегодня и не надо будет идти?
— Как так не надо? — Шахтёр сложил на груди сильные большие руки. — Ты же сам вызвался. Нам нужна посуда и нужна большая плита. Там должна быть.
— Может, они не захотят, чтобы я ехал. — Ранмакан кивнул головой в сторону «Сегежи».
— Почему? Договорились ещё вчера. Робот ждёт.
— Всё-таки сходили бы на мостик и спросили.
— Мне незачем из-за всякого пустяка ходить на мостик. Я не имею привычки зря крутиться на корабле.
Последнее содержало в себе намёк на визиты Ранмакана к Кудараускасу, которыми тот оправдывал свои частые отлучки.
— Скафандр в тамбуре. Знаешь где. — Ренци отошёл.
— Придётся ехать, — произнёс всегда готовый улыбнуться и, если надо, посочувствовать патриций. — Хотите, я составлю вам компанию?
— На тебя ни один скафандр не налезет, — отрезал Ранмакан. Этого патриция он и за патриция не считал. Ранмакан решил всё-таки зайти в большой дом и оттуда связаться с мостиком — можно ли ехать?
Капитан взял в каюте у Снежины пачку сигарет. Он курил, и чувствовал, как кружится с непривычки голова, и злился на себя, что оказался слабее, чем сам предполагал и чем предполагали члены экипажа.
— Ранмакан на связи, — сообщил Бауэр. — Спрашивает, не отменён ли визит в город за какой-то плитой.
— А что, договаривались?
— Да, вы ещё вчера для этого выделили грузового робота-тележку.
— Пускай едет. Это ведь недалеко? Мы никого ему не можем дать в сопровождение?
— Больше нет свободных скафандров. Осталось только по одному на членов экипажа.
Ранмакан выслушал все переговоры, кликнул грузового робота-тележку, снабжённого тремя парами членистых рук и чем-то вроде головы спереди, и пошёл к выходу из купола. Тележка послушно покатилась в трёх шагах сзади. Она остановилась перед тамбуром. Ранмакан открыл люк в кладовку со скафандрами и тут вспомнил, что робот в тамбур не пролезет.
— Чего стоишь? — спросил он его. — Разве не знаешь, что тебе в грузовой тамбур надо? Первый раз, что ли?
Тележка ничего не ответила. Она вообще не могла говорить. Кроме того, она привыкла получать приказы, а приказа пока не было.
— Ах ты, тьма тебя раздери! — возмутился Ранмакан. — Отправляйся к грузовому люку, выезжай наружу и жди меня там.
Тележка дала задний ход. Ранмакан закрыл за собой крышку люка. У выхода из купола он вскарабкался на тележку, к ней он привык и пешком ходить не желал.
Ранмакан любил собирать трофеи и таскать их в купол. Ему казалось, пока он искал и выуживал из домов и магазинов когда-то ценные, а теперь никому не принадлежащие вещи, что он берёт их себе. Правда, после дезактивации их приходилось сдавать Пирре, главной хозяйке, но и там оставалась возможность удовлетворить гордыню. Иногда Пирра говорила: «Ранмакан, вы гений. Где вы только могли это достать?»
И тогда Ранмакан скромно улыбался и отвечал: «Стоит поискать, и всегда найдёшь».
Сейчас Ранмакан ехал на тележке, и настроение у него было совсем не такое боевое, как обычно. Что-то случилось. И это происшествие было связано с поездкой в Горный сад, где когда-то Павлыш нашёл следы. Два и два сложить легче лёгкого. Это Ранмакан делать умел. Не иначе, как профессор встретился там со своими. Но что было дальше? Ничего хорошего. Если бы всё было нормально, зачем посылать туда большой катер?
Ранмакан привычно переводил рычаг робота, и тот полз по улицам. Ранмакан уже привык к виду мёртвого Манве. Он по нему не единожды ездил, ходил и даже убегал. Тут ему в голову пришла светлая мысль: теперь же не будет убийств? Как можно судить человека за убийство, если убить невозможно. Хотя, может, оживляющий аппарат заберут себе патриции и никому не будут его давать? А есть ещё и другой выход — не просто убивать, а сжигать людей, чтобы и следа не осталось.
Ранмакан остановил робота перед магазином привозных товаров госпожи Вапрас. Витрина магазина была выбита, но в глубине комнаты виднелась большая плита, которую Ранмакан заметил во время последнего визита.
Ранмакан приказал роботу:
— Подожди меня здесь, — и вошёл в магазин.
Там вроде ничего не изменилось. Тихо. Так же стоят столбиками вложенные одна в другую миски, так же громоздятся кастрюли… Крыса испуганно метнулась через комнату.
В тишине магазина Ранмакану почудилось что-то угрожающее. Ему захотелось убежать к роботу, спрятаться под защиту его длинных рук. Может, включить рацию и связаться с кораблём? И что сказать?
Ранмакан нажал головой на кнопку вызова и произнёс:
— «Сегежа»? Я Ранмакан. У меня всё в порядке.
— Кто-кто? — спросил резко Бауэр.
— Ранмакан. Я в городе.
— Ах да, совсем из головы вылетело. И как у вас дела?
— Хорошо, — ответил Ранмакан и отключился.
Он не знал, что как раз в этот момент вышел на связь катер и Баков докладывал о ходе поисков.
Ранмакан обиделся на Бауэра. Ну и злопамятный — даже разговаривать не хочет! Ранмакан оглянулся. Тихо. И всё-таки тревожное, сосущее чувство в области желудка не оставляло. Ранмакан вдруг подумал: «Чёрт с ней, с плитой, найду другую», — и только повернулся, чтобы выйти из магазина, как услышал голос:
— Здравствуй, Ранмакан. Не бойся, не вызывай корабль. Посмотри налево.
Ранмакан обернулся налево, отступая к выходу. Из-за груды кастрюль вышел Бессмертный собственной персоной. Бессмертный, старый друг, сильно изменился — похудел, постарел, поредели длинные жирные волосы, но то же круглое лицо и те же ясные голубые глаза над приплюснутым носиком и толстыми яркими губами. Те же мальчишеские веснушки на носу и на щеках и та же вечная простоватая улыбка.
— Ты узнал меня, Ранмакан? — спросил Бессмертный, подходя ближе. — Приятно встретиться после разлуки.
— Здравствуй, — ответил Ранмакан. — Здравствуйте, господин Бессмертный.
— Только помни, дружище: как только ты нажмёшь кнопку связи, я тебя прикончу. — Бессмертный широко ухмыльнулся. — Не бойся, мы же с тобой старые друзья.
Только тут Ранмакан понял, что Бессмертный тоже, как и он, одет в скафандр. Правда, скафандр не облегал его, а болтался широкими прозрачными складками и был похож на старый водолазный костюм. Сходство с водолазом дополняли тяжёлые башмаки. Через плечо висел автомат.
— Нам надо поговорить. — Бессмертный жестом радушного хозяина указал Ранмакану на стул. Сам сел на ящик так, чтобы наблюдать одновременно за Ранмаканом и за улицей.
8
Катер Бакова осторожно опустился на поляну, рядом с пустым «Ежом». Некоторое время никто из катера не выходил. Локаторы обследовали окрестные склоны холмов в поисках подозрительных объектов, биощупы проверили, нет ли поблизости людей, и, только когда Баков полностью убедился, что высадка безопасна, Малыш и Райков перебежали к покинутому вездеходу. Лазер катера повернулся вслед за космонавтами, прикрывая их.
Малыш и Христо Райков взобрались в вездеход. Всё там было на местах. Будто покинули его минуту назад.
— Может, какой-нибудь знак, записка? — без особой уверенности спросил Баков.
— Ясное дело, нет.
Решено было поднять катер и перелететь на площадку на склоне холма, двигаясь в том направлении, куда вели следы. Пока катер будет медленно перемещаться по воздуху, под ним по следам пойдут Малыш и Райков.
— Тут они нашли эти цветочки, — говорил Малыш, медленно пробираясь сквозь кустарник. — Христо, будь другом, сделай два шага в ту сторону и посмотри, нет ли параллельных следов. Нет? Идём дальше. Вот поляна. Ну, как у тебя, Христо?
Баков обернулся к Лещуку.
— Почему не слышен Христо?
— Одну минутку.
Голос Христо раздался в кабине.
— Они здесь ждали, — говорил Райков. — Несколько человек. А потом побежали в твою сторону. Видишь?
— Вижу, — ответил Малыш. — Следы глубокие.
— Отсюда, из кустов, вездеход виден? — спросил Баков.
— Сейчас посмотрю. Нет, не виден.
— Ага, они надеялись, что Антипин не заметит. Потом они оттащили Кори и Снежину в кусты и ждали Антипина. Видно, услышали, что он бежит. Так попасться!
— Он никогда не воевал, — заметил Девкали.
— Всё равно, ему же говорили… Следуйте дальше.
Сверху было видно, как две фигуры в скафандрах появились из кустов и начали взбираться на холм.
— Хуже видно, — сообщил Малыш. — Но видно.
Фигурки вступили на светлую полосу каменной осыпи. Катер чуть обогнал их и спустился на площадку, в стороне от их пути. Обе головы показались над краем площадки. Разведчики поравнялись с катером. Малыш поднял руку и помахал ею.
— Может, вас сменить? — спросил Баков.
— Зачем? Вот только следы потеряли на осыпи.
Христо, который обогнал Малыша, сказал:
— Посмотри-ка, здесь мох, и снова видно.
Малыш подошёл к нему поближе.
— Правильно идём. Только бы дождь не начался. Нам бы собаку.
— Под куполом есть одна, — напомнил Христо.
— Она без скафандра подохнет.
Разведчики поднимались всё дальше и удалялись от катера. Вот их заслонил большой камень, потом они появились снова. Баков не хотел выпускать их из виду.
— Подними корабль, — велел он Лещуку. — Поищем другую точку для посадки.
Катер взмыл вверх, и разведчики опять стали хорошо видны.
— Следов нет, — констатировал Малыш. — Камни пошли.
Разведчики остановились перед узкой ложбиной.
Сверху было видно, как ложбина сужалась, превращалась в расщелину, терялась среди обломков скал.
— Нам тут за ними будет трудно наблюдать, — сказал Баков.
— Другого выхода нет, — заметил корона Аро.
— Идите, — разрешил Баков Малышу. — Только очень осторожно. Кто-нибудь может прятаться за скалами.
Разведчики поднимались медленно. Сверху казалось, что они топчутся на месте — подъём был довольно крут и в скафандрах идти нелегко.
Малыш и Райков забрались в верхнюю часть расщелины, где стенки почти смыкались у них над головами, и Баков уже приготовился спуститься ещё ниже, чтобы зажечь прожектор, как Малыш проговорил:
— Пещера.
— Не входите туда.
— А мы и не входим. Что делать дальше?
— Возвращайтесь назад, — приказал Баков после паузы.
— Зачем? — спросил Малыш. — Всё равно придётся идти в пещеру.
— Но не вдвоём. Пойдёт ещё доктор…
— И я, — вызвался Девкали. — Я могу пригодиться.
— И Девкали, — подтвердил Баков. — Готовьте прожектор.
Обратный путь по расщелине занял куда меньше времени. Минут через десять Малыш с Райковым, запыхавшиеся, забрались обратно в катер, а тем временем Баков связался с «Сегежей» и рассказал о событиях.
На самой «Сегеже» ничего не произошло. Лишь Ранмакан вернулся с большой плитой, чем привёл в восторг женщин.
9
Малыш, доктор, Девкали и Райков поднялись ко входу в пещеру. За ними шёл робот, тащивший большой прожектор и стационарный геологический лазер. Катер снова взмыл в воздух и повис над ложбиной.
Вход в пещеру был почти круглым, и его можно было заметить, только подойдя вплотную: дыру прикрывала скала. Малыш включил фонарь на шлеме и посветил внутрь. Луч ушёл в темноту и рассеялся там.
Малыш наклонился и осветил нижнюю кромку лаза. Кромка исцарапана. Некоторые из царапин были совсем свежими.
Малыш, пригнувшись, нырнул в лаз. Как только темнота охватила его, он прижался к стене — лаз сразу за входом расширялся. Малыш прислушался. Ничего подозрительного. Горизонтальный столб света врывался в пещеру и растворялся в темноте. Через несколько секунд свет пропал — что-то тёмное заслонило вход: Павлыш толкнул Малыша и встал рядом. Он быстро дышал и спросил шёпотом:
— Ничего не заметил?
— Всё в порядке. Дурачьё мы. Если бы они хотели, то перестреляли нас, как цыплят. Я пойду чуть вперёд.
Малыш, нащупывая стенку перед собой, сделал несколько шагов в глубь пещеры. Когда отверстие лаза уменьшилось и стало белым глазом в громадном мире тишины и темноты, Малыш остановился и включил фонарь. Луч скользнул по неровной стене, оторвался от неё, выхватил где-то вдали скалу, пробежал, как палка по забору, по зубцам сталагмитов и упёрся в противоположную стену. Второй луч — фонаря Павлыша — совершил такое же путешествие и также упёрся в стену.
— Райков, — крикнул Павлыш, — заносите с Девкали прожектор.
Белый глаз входа исчез — Райков с Девкали помогали роботу втаскивать тяжёлый прожектор.
— Включать? — спросил наконец Христо.
— Да. Дайте максимальное рассеивание.
На месте белого пятна появился красный свет, он ширился и разгорался, белел и с каждой секундой захватывал всё большую часть пещеры, расцвечивал сталагмиты и сталактиты, отразился в чёрной воде озерка в глубине зала и наконец добрался до дальней, метрах в трёхстах, стены.
Пещера была пустой.
Девкали с Райковым остались у прожектора. Малыш и доктор вышли на середину. Пещера была невысока — метров десять — и показалась Павлышу похожей на чердак в старом доме, захламлённый сундуками, поломанными кроватями, лыжами, ненужными до зимы, — чердак, таящий в себе загадки и находки, невиданные, пока глаза не привыкнут к пыли и полутьме, вечно царящей там.
Вернувшись к прожектору, разведчики разделились: Павлыш пошёл вдоль левой стены пещеры, Цыганков — вдоль правой. Путешествие было долгим и трудным: у стен громоздились камни, сталактиты тянули к разведчикам длинные ломкие щербатые зубы, и приходилось останавливаться у каждой трещины, у каждой впадины, чтобы не пропустить вход в следующий зал пещеры.
Тишину нарушали только резкие возгласы разведчиков. Малыш приговаривал время от времени: «А вот такого кристаллика я ещё не видел». Или: «Ты мне не грози, я тебя обломаю». Малыш вообще любил разговаривать с предметами неодушевлёнными — привычка эта выработалась у него за долгие годы общения с приборами в рубке связи. Павлыш молчал. Райков иногда переговаривался с Баковым: он коротко сообщал, что всё в порядке, ничего подозрительного не найдено.
Минут через десять доктор встретился с Малышом у дальнего края зала. Пещера была замкнутой — выхода из неё не было.