— Трехначалие? Сейчас никто уже не исповедует трехначалие… — Эрцог задумался. — Это было только во времена Уходивших… Ты слышал об этом?
Я покачал головой.
— Я отошлю его к эйнитам, — признался вдруг лорд Джастин. — У них есть перед ним должок.
— Можете не шнырять тут на шлюпках, как зайцы. Мы вас пропустим, — сказал эрцог. — Пусть хоть так, уже лучше, чем ничего. А ты, — обратился он ко мне, — будь поспокойнее. Медведи по паутине не ходят.
Вставая, я чуть не наступил на нефритовый Аннхелл. Наклонился и поднял его. И положил на стол.
На обратном пути меня уже только тошнило и ничего больше.
Вырвало на корабле.
Дьюп успел затолкать меня в санузел, потому что рвало от души…
— Что он там натворил? — спросил он лорда Джастина, заваливая меня мокрого от воды и холодного пота на диван, и вытряхивая на плавающий рядом столик аптечку.
— Ты зря за него боялся. Это нам его бояться надо. Видел бы ты, какое лицо было у Локьё. Он сегодня стал из ледяного эрцога — эрцогом бледным… — зажурчала вода. — Мальчишка ничего не хочет и относительно граты свободен, а силы у него не меряно… Только, похоже, и Локьё не понял — какой…
Дьюп приподнял мне голову, чтобы залить что–то в рот.
Лорд Джастин пил чай из маленькой чашечки, и лоб его медленно покрывался испариной.
— Он же ведёт себя, как стихийное бедствие. Вчера он воюет с Локьё, сегодня бросается спасать Плайту, даже не задумавшись, что это вообще не наша территория, и всё, чтобы там не происходило — происходит для нас — к лучшему… Эрцог при нём вступил «в паутину», и этот тут же за ним полез! И залез, ведь!
— Может, вы мне тоже чаю нальёте? — спросил я, переведя дыхание. Дьюп заставлял меня глотать какую–то гадость, и она расплавленным кирпичом вливалась в желудок, чтобы принять там более подходящие кирпичу форму и консистенцию.
— Чаю? — переспросил лорд Джастин и встал.
Значит, он пил не чай.
— А вообще, хорошо мы с антипреантом придумали. Агний* (мелкая экзотианская монета в редких местах, где презирают кредитки) против Ания (имя эрцога Локьё), что если бы этот псих, — инспектор глянул на меня, — явился в том же помрачённом состоянии сознания, как он бродит последние дни, он бы порвал эрцога. Зверь лордов — горный леопард, а Агжей напомнил мне скорее вашуга. Он бы сожрал леопарда вместе с когтями… Хотя, откуда в его породе — вашуги?
— А я? — улыбнулся Дьюп. — Если бы я лёг под мастера, как мечталось отцу, вашугом бы сейчас и был. Голову запрокинь (это уже мне). Через пару минут подействует. Это тебя от антипреанта тошнит.
— Точно от него? — переспросил лорд Джастин.
— Точно. На себе пробовал.
— А я надеялся, что его после паутины хоть как–то сплющит… Как в воду шагнул…
— После какой паутины? — спросил я и перед глазами, как подсказка, тут же возникло светлое пятно.
— А ну, брось, — строго сказал лорд Джастин. — Ты почему сначала лезешь, потом думаешь? Держи свой чай…. В карцер бы тебя, экспериментатора, недельки на две…
Дьюп фыркнул:
— Вот так Айяна и сказала, «погуляй ещё недельки две…»
— Хватит, погулял уже. За два дня столько наворотил. Пусть сейчас же и отправляется. Был бы чуть поживее, я бы расспросил его, сначала. Но придётся отложить. Ставь его на ноги. Я прикажу, чтобы подготовили дежурную шлюпку.
— Нет, — сказал Дьюп. — Не сейчас. Я сам его отвезу. Теперь неизвестно, когда увидимся. Пусть полежит здесь, он сегодня только и думает, о том, где бы поспать. Спи, Анджей, если тебе ещё хочется. Я разбужу тебя часа через два.
В животе у меня потеплело. Значит и Колин скучал по мне.
Я усилием воли стряхнул с себя сон, сел.
— Да я в порядке, в общем–то. Допрашивайте, инспектор, — и с усилием рассмеялся.
Смех помог, в голове прояснилось.
— Ну, сам напросился, — сказал лорд Джастин немного удивлённый моей покладистостью. — Кто такой Рогард, скажи на милость? И где ты вообще слышал о трёхначалии?
— Не слышал я ничего. Он сказал — я согласился.
— А стихи?
Я покачал головой.
— Само как–то вышло. Да я и не помню уже, что я там говорил.
— Я знаю, кто такой Рогард, — сказал Дьюп. — Или Рагард. Имя передаётся больше в устной традиции. Это поэт, Адам, поэт эпохи Исхода. Может быть даже — несуществовавший поэт. Слишком странная биография, слишком много мифов. В общем–то, даже не известно Рогард — это имя или прозвище. Но есть стихи и поэмы, которые приписывают ему. По крайней мере «Поэму об Уходившем» и некоторые дистихи. В частности — дистихи про истинный огонь… Но я не помню, чтобы я тебе это читал, Анджей.
— И я не помню, — охотно согласился я.
— Странно это всё, — сказал лорд Джастин. — Аний поначалу даже оскорбился… Скажи, Колин, а разве Эним — не имя мастера?
— Энимэ — душа всего живого, душа зверя в человеке. — Дьюп сел рядом со мной на диван. — Мастер Эним — это не имя, а что–то вроде титула. Мастер Души Зверя, так иногда говорят. И зверь, подчиняющийся мастеру, не обязательно вашуг…
— Странные религии породила первая волна… Новые «веры» я понимаю лучше — они практичны, там ясно, зачем они создаются, чему служат… А здесь — голову сломаешь.
— Обращение к Душе Зверя помогло людям когда–то выжить на Тайэ. Первые переселенцы не знали про двадцатилетние циклы. Они заселились в благоприятное время, с затяжной весной и хоть каким–то летом. Вроде бы и орбиту просчитали, но как–то слишком вчерне. А потом выяснилось, что бывают годы, когда весна не приходит вообще, а вашуги едят даже рассыпающийся от холода пластик. Тогда и появились мастера Души Зверя, разбудившие в себе первобытное существо, дикое и невероятно живучее. Они стали вживаться в зверей Тайэ, выяснять, как они могут существовать в условиях многолетнего холода. Звери помогли моим предкам найти проходы к подземным термальным озерам. Они научили нас есть местные лишайники и ловить в океане рыбу. Кстати, лишайниками на Тайэ питаются даже хищники. Потому они и жрали наш пластик, по аналогии. Так что, жизнь вполне могла сделать из меня Мастера Души Зверя, энимэ…. Отец был очень рассержен, когда я отказался. Уж не знаю, кто послужил бы мне вернее — вашуг или дьюп…
— Дьюп — это какой–то местный падальщик?
— Абсолютно всеядный. Ткань, дерево, стекло. Непереваренные остатки просто капсулируются у него в желудке… В детстве, помню, один такой «свин» залез на склад канцелярии и сожрал ящик пластиковых скрепок. Переварить он их не смог, и оплавленные желудочной кислотой шарики пластика долго находили вокруг города. Наверно, ему у нас понравилось, и он хотел ещё… А выследить и подстрелить его взрослые не разрешали. На Тайэ до сих пор не убивают зверей просто так, были времена, когда в глазах зверя можно было увидеть его Мастера …
— Локье сказал, что они выпустят «Ворон» из сектора. Подумай, это можно как–то использовать?
— А что эти гады всё–таки делали на Плайте? — влез я.
— Да если бы кто знал. Но ты так и так всё им капитально испортил.
История четвертая. Плайта
— Колин, мне нужно сначала на «Зигзаг», у меня там парнишка и два пилота. Забросишь меня? А оттуда я сам.
Дьюп выразил согласие едва заметным движением век. Он снова ушёл в себя весь, и даже уши не торчали. В этот раз и я всё никак не мог выйти из комнаты с чёрными кошками. Мне тоже казалось, что со всей этой историей что–то неладно. Что недопоняли мы чего–то важного.
Я совсем забыл про капитана «Зигзага». Когда мы попросили принять шлюпку, дежурный позвал его к экрану.
Капитан был человеком выдержанным, и глазами не захлопал, конечно, но удивление на его лице прочесть можно было.
— Не ждали меня обратно? — улыбнулся я.
— Не ждал.
Капитан видел рядом со мной Колина, больше пищи для размышления мы ему не дали, но заметно было, что он ожидал другого конца этой истории.
Всё в порядке, — успокоил я его — Я бы хотел поблагодарить вас за помощь и забрать моих людей.
— Пилотов и мальчика? Пилотов я отправил в госпиталь, у одного точечные кровоизлияния по всему телу, а второму нужен психотехник… Мальчика, как вы и просили, мы отвезли на «Ворон». А «двойку» вашу техники привели в порядок только что, вы можете её забрать.
Я обернулся к Дьюпу:
— Тогда я, наверное, заберу шлюпку и вернусь на корабль. Ты вниз?
— Не нравится мне всё это, — сказал Колин, — когда экран «Зигзага» поляризировался, и мы пошли на сближение.
— Мне тоже не нравится. Я бы хотел оставить «Ворон» здесь, слишком большая мишень, и махнуть прямо на шлюпке. Но Лес с трудом находит общий язык с Келли, как бы у них там чего не вышло.
— Лес?
— Мальчишку подобрал в своё время на Аннхелле. Сейчас ему лет девятнадцать, примерно, наполовину грантс. Хотел оставить у Н'ьиго и не получилось.
— Я заберу мальчика. Лети, если хочешь, так. Но будь осторожнее.
Я кивнул.
Очнулся я окончательно оттого, что не смог потянуться. Дернулся раз, другой и понял — что–то держит. Судя по тяжести и холоду — железо.
Открыл глаза — оно, родимое.
Распят на стене я был тщательно и с любовью. Запястья аккуратно обмотаны специальной прорезиненной лентой, чтобы наручники не сорвали кожу. Я смотрел на эту ленту, и понимал, что основательно влип. Такая тщательность выдавала и замысел и умение.
Впрочем, гадать, кто это так постарался, не приходилось. За моим «пробуждением» следили двое: один темноволосый, с узкими глазами и длинным торсом, одетый вычурно и не по–нашему, и второй — короткорукий и кругленький, в мешковатой кофте с застежками спереди и слишком узких брюках.