– А что случилось?! – Проглотив обиду, я даже выключила радио, предвкушая услышать наконец подробности происшедшего.
– Неважно! Знай просто, что не буду я с тебя никакие тексты сегодня требовать по причине моего плохого самочувствия.
– Оно-то, конечно, хорошо, – я как-то совсем за всеми этими страстями растерялась, – но я же не поверю в твою болезнь. Я ведь тебя сегодня уже видела!
– Разве?! – Виктория многозначительно заглянула мне в лицо. – Ты меня видела? Нет, не видела ты меня сегодня, Катенька… Не видела! Только по телефону слышала, в районе восьми утра. Я тебе звонила сообщить, что приболела и обсуждение текстов переношу на завтра. О’кей?
Воцарилось напряженное молчание. Я мужественно проявляла высочайший уровень корректности, не задавая вопросов. Подруга демонстрировала наклонности изощреннейшей садистки, так ничего и не рассказывая.
После мучительных раздумий я решила сделать себе маленький подарок и все-таки начала язвить:
– Тебя куда везти-то? Домой или на работу? – Виктория являлась совладелицей одного из крупнейших агентств недвижимости нашего города, и было бы здорово запечатлеть ее в офисе в наряде огородного пугала.
– Не издевайся! И так жить не хочется!
Нет, ну что я ей такого сделала! Интригует, прям как специально…
– М-да… А вообще забавно! – Как говорится, язык мой – враг мой, и я таки не удержалась: – Я тут пишу статьи о высочайшем моральном облике депутата Силенской, а она в столь авангардном виде по трассе вышивает! А если бы не я тебя подобрала? Представляешь, какая бы шумиха поднялась?!
Вика обреченно вздохнула и, не скрывая досады, процедила сквозь зубы:
– Меня, между прочим, мог бы подобрать и кто-то незнакомый! Не повезло! Ладно, ладно. Очень ценю твое молчание… Ценю отсутствие шумихи… Ну хочешь, назови конкретную сумму, в которую мне это должно вылиться.
Тут я, конечно, обиделась окончательно.
– Прости, – спохватилась Силенская, – у меня была тяжелая ночь. – Тут она глянула на меня и внезапно расхохоталась: – Это ж надо, как тебя от любопытства трясет! Мы триста лет с тобой знаем друг друга, а я все никак не привыкну, что ты совершенно не умеешь сдерживать эмоции… – Мое поведение Вика расценила, как всегда, неверно, но, кажется, в данном случае это пошло во благо. Напомнив сама себе о нашей давней дружбе, она решила изменить позицию: – Придется объясниться все-таки. Боюсь, от неутоленной жажды познаний ты можешь наделать глупостей. Характер у тебя такой. С детства.
– Получше, чем у некоторых, – позволила себе все же огрызнуться я, но тут же испугалась, что Вика ничего не расскажет, и добавила: – Извини. Просто не люблю, когда ты делаешь одолжения. Ты ведь могла не заказывать тексты, если они не были нужны…
– Да забудь ты про свои никчемные тексты! – Виктория отмахнулась и вдруг перешла на заговорщический шепот: – Я, наверное, и вправду кое-что тебе расскажу. Поднимемся ко мне на минуточку. Раз уж я перед тобой засветилась, то глупо твой потенциал на пользу дела не использовать, так?
Меня подобная корысть слегка покоробила, но возражать я не стала.
– Здесь лучше сверни в подворотню, – скомандовала подруга у своего дома и тут же подлила масла в огонь резким восклицанием: – Кто так паркуется? Не умеешь водить сама – найми водителя! Пойдем, мне не терпится с тобой поделиться.
– Лучше б ты делилась чем-то более дорогостоящим, чем очередными неприятностями, – буркнула я себе под нос.
Виктория чуть задержалась в поисках нужного ключа, и мы вошли в подъезд со двора, стараясь просочиться к лифту, не привлекая внимания восседающего у главного входа консьержа.
Не перестаю восхищаться этим домом, построенным еще в позапрошлом веке. Будучи прекрасно отреставрированным, особняк великолепно выглядел и сейчас. Четырехэтажный двухподъездный, он повидал на своем веку многое. Конечно же, подъездный колодец, окаймленный белой вьющейся лестницей, испохабили в советские времена установкой зарешеченной шахты лифта. Стеклянный купол крыши, разумеется, выкрасили по-больничному белой матовой краской. Напрочь разрушили стиль бронированными дверьми… Но общий дух испортить не удалось. В свое время я увлекалась историей нашего города и раскопала об этом доме массу интересного. Его владелец, разорившись во время экономического кризиса 1900-х годов, был настолько потрясен, что покончил с собой. Причем не из-за денег, а потому что подвел своих акционеров и не мог смотреть им в глаза.
– Эй! Ты где? Ты чего? О чем ты думаешь?! – напряженный шепот Виктории разогнал наваждения. Оказывается, Вика уже целую вечность махала у меня перед глазами ладонью.
– Да так, – я, извиняясь, пожала плечами и вошла в прибывшую кабину лязгающего лифта. – Прости, это я от недосыпа. Думаю о том, что потери репутационного престижа могут довести человека до полнейшего краха.
– Что?! – Вика вдруг побледнела. – Откуда ты знаешь?
Я за нее даже немного испугалась.
– Эй-эй-эй! Виктория, ты чего?! – на этот раз пришла моя очередь размахивать руками перед чужим носом. – Я просто пошутила! Ты же знаешь, что выделывает мое воображение, когда я вижу твой прекрасный подъезд. Вспомни, в прошлый раз оно подкинуло идею разгадать, что писали на стенах подъезда в девятнадцатом веке, и, если бы ты меня тогда не остановила, я бы поотбивала всю штукатурку… А сейчас вот вспомнилась история про загубленную репутацию владельца особняка.
Но Виктория меня уже не слушала.
– Знамение! Сумасшедшие не зря всегда считались пророками… Значит, репутационные потери… То есть шантаж… Я не справлюсь с этим! – одними губами прошептала она и, не дав мне возможности нахамить в ответ на «сумасшедших», самым банальным образом свалилась в обморок.
В качестве мести я не стала сама тащить ее до квартиры, а сбегала за консьержем. Для нейтрализации собственной совести пришлось сделать серьезное лицо и выдавить из себя нечто вразумительное.
– Нет, спасибо. Врача вызывать не надо. Это обычный легкий обморок. Психиатрическая бригада тоже ни к чему. Дама просто была на маскараде, поэтому так одета. Понимаете?
Консьерж нервно улыбнулся и легонько, но не без удовольствия, похлопал Викторию по щекам (видимо, не одну меня она достала своим отвратительным характером).
– Ох, спасибо. – Вика, увидев постороннего, моментально взяла себя в руки и поднялась. – Мне уже значительно лучше.
Если честно, в ее обмороках мне всегда чудилось нечто фальшивое. Падает она в них только при близких знакомых. Причем лишь тогда, когда ей от этих близких что-то нужно.
– Катерина, не желаешь ли чашечку кофе? – прервала мои размышления подруга, намекая тем самым консьержу, что он может быть свободен.
Последнее предложение было настолько кстати, что я тут же простила Виктории все ее хитрости. Копошась в квартирном дверном замке, подруга выглядела вполне здоровой. От внезапного недомогания не осталось и следа. Готова поспорить, что сейчас она начнет о чем-то меня просить.
– Тсс! – в прихожей Виктория приложила палец к губам. – Раздевайся, проходи в гостиную. Дашка, я надеюсь, еще спит.
– Не сплю! – тоже шепотом отозвалась тут же появившаяся на пороге детской десятилетняя дочь Виктории. – Ой, мам, что это с тобой? – девочка явно испугалась вида Виктории, потом подумала и сама нашла себе утешение: – Это новая мода, да?
– Мы на маскарад ездили, – я в очередной раз спасла Викторию от объяснений.
– Катюша, ты?
Дарья переключилась на меня. Чуть не споткнувшись о подол собственной ночной рубашки, девочка кинулась мне на шею. Дашка была ровесницей моей родной сестрицы Настасьи, поэтому в наших отношениях прослеживалось некоторое панибратство.
– Замри! – шикнула на нее зоркая мать. – Сейчас мне всю тетю Катю перемажешь! И что это опять за «Катюша»?
Виктория считала, что девятнадцатилетняя разница в возрасте между мной и Дарьей обязывает ребенка обращаться ко мне на «вы».
Дарья замерла, потом виновато улыбнулась и спрятала за спину выпачканные в шоколаде пальчики.
– Я не нарочно!
– Каким, интересно, образом можно «не нарочно» истребить половину коробки конфет?! – грозно зашипела Виктория, успевшая уже заглянуть в комнату и оценить ущерб, нанесенный дочерью запасам сладкого.
– Девочки, а что, кто-то еще спит? Чего мы шепчемся? – я поспешила перевести разговор на другую тему, дабы моей любимице не влетело.
– Ну шепчемся… – Дашка серьезно заглянула мне в лицо своими лучистыми голубыми глазенками, продолжая шептать: – Видимо, чтобы не спугнуть утро.
Мне сразу стало лучше. Я обожала Дарью за подобные высказывания.
– Хватит болтовни! – Виктория первая заговорила в полный голос. – Отчего ты не спишь? В гимназию еще только через час просыпаться.
– Тебя дожидаюсь! – Дашка манерно прищурилась и стала до смешного похожа на мать. – Имею же я право на свидание с собственной мамочкой!
– Марш мыть руки! – Вика едва сдержала невольную улыбку. Иногда мне становилось жалко подругу: наверное, невыносимо сложно постоянно контролировать свои мышцы, искореняя все, не положенные по статусу, выражения лица.
– Ты не думай, – обратилась Вика ко мне, когда мы прошли наконец в гостиную, – Дарья меня вовсе не дожидалась. Наверняка она только что проснулась. Татьяна в шесть утра на базар уходила и ее разбудила. А то такое впечатление, будто это чадо меня чуть ли не всю ночь ждало…
Татьяной звали домработницу Силенских, по совместительству приставленную к Дарье кем-то вроде гувернантки.
– Я и не думаю, – поспешила согласиться я, зная, что малое количество времени, выкраиваемое Викторией на общение с ребенком, является для нее больным вопросом. Я опустилась в мягкое кресло и почувствовала, что засыпаю. – Вик, ты кофе обещала…
– Еще одна ноющая! – вздохнула Виктория и отправилась на кухню.
Отсутствие домработницы явно тяготило ее, посему процесс приготовления кофе мог слегка затянуться. Это давало мне хотя бы десять минут на обдумывание происходящего. «Итак, Виктория Силенская умудрилась…» – монотонно забубнил здравый смысл.