Анна Воскобойник отзывается о Хомутове весьма положительно (при этом следует напомнить, что это ее показания на следствии): «В том, что я активно переключилась на партийную работу, сыграло мое знакомство с Хомутовым. Хомутов произвел на меня самое лучшее впечатление. Энергичный, смелый, честный, идейный. Он и Бакшанский фактически являются членами ЦОКа, которые написали программу и устав партии, а Хомутову партия обязана и своим существованием, так как ни Мосин, ни Васюков, ни Бакшанский не смогли бы добиться того, чего сумел добиться Хомутов»[250].
В это время газета «Боевой путь» в статье «Наш комбриг», посвященной 45-летию Каминского, писала, что «Б.В. Каминский подхватил и довел до конца идею К.П. Воскобойника о создании Российской национальной партии… Дружными усилиями разработан Манифест, Программа и устав партии, отражающие чаяния широчайших масс русского народа как по эту, так и по ту сторону фронта»[251].
В июле 1944 г. Дятловское самоуправление, бригада, а совместно с ними и ЦОК НСТПР эвакуировались на территорию Германии. Процесс эвакуации продолжался около двух месяцев. Когда в сентябре того же года, уже после смерти Каминского, ЦОК собрался на германской территории, в городке Шемрац, где была расквартирована бригада, то для всех уже стал ясен вопрос о невозможности и ненужности продолжения партийной работы. Члены НСТПР оказались рассеяны по всей планете. Те, кто оказался в сфере досягаемости советских спецслужб, были арестованы.
4 октября 1945 г. Анна Колокольцева-Воскобойник была приговорена к 10 годам лишения свободы. Свою вину она полностью признала, заявив следующее: «Подводя теперь итоги работы партии, надо сказать следующее: партия стремилась подготовить людей, воспитанных в антибольшевистском духе. Партия стремилась выковать из людей активных борцов за свержение советской власти. Партия свою главную работу проводила в бригаде Каминского, бригада, которая вела активную борьбу с партизанами и участвовала в боях с регулярными частями Красной Армии. Бригада работала в полном контакте с немцами, она работала на немцев. Партия поддерживала бригаду, следовательно, и партия… работала на немцев.
Надо подчеркнуть, что для политической борьбы нет места в тот момент, когда Родина находится в состоянии войны, когда Родина в опасности, что один этот факт является уже изменой народу, так как он подрывает единение сил и работает на руку врага и еще большей изменой является то, когда союзником своим делает врага своей Родины»[252].
Анна Воскобойник дала и оценку собственной деятельности в годы войны: «Теперь постараюсь осветить то настроение, которое у меня и очень у многих было за все эти годы вплоть до моего ареста. Главным мотивом всех настроений этого периода была раздвоенность. Это двойственное отношение к немцам: как к врагам родины, русского народа и к союзникам против большевиков.
Но еще вначале, когда русский народ и советское правительство для меня были двумя различными полюсами, это явление не было столь болезненным, так как я считала, что все же это делается для народа.
Но когда ход событий все больше и больше стал доказывать, что этот русский народ и Советское Правительство по существу одно и то же, когда стало ясно, что несмотря на все трудности, на все жертвы, русский народ идет за Советским правительством, тогда часто начало казаться, что ты зашел в тупик и выхода из этого тупика нет.
Ведь когда перед собой и перед людьми ты оправдывала свое сотрудничество с немцами, сотрудничество в момент войны, то единственным оправданием для меня служило то, что так нужно для народа. Когда же это оправдание отпало, то оставался один голый факт: ты — изменник Родины. Это трудно сказать, еще труднее написать, а прожить — еще страшнее»[253].
Мне кажется, что такие слова не напишешь под угрозой «незаконных методов следствия». Не оправдывая реалий жизни советского сталинского общества, необходимо признать, что война с нацистской Германией была действительно Отечественной. И все те, кто был на стороне Гитлера, не могут называться честными людьми.
28 сентября 1990 г. Колокольцевой-Воскобойник Анне Вениаминовне в пересмотре приговора было отказано.
Сергей Дробязко«Мне, как еврею, нечего было бороться за власовский манифест…» Судьба особиста, или История начальника разведки РОНА «майора Костенко»
«Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным»
О человеке, известном исследователям отечественного коллаборационизма, как «майор Б.А. Костенко», до последнего времени имелась крайне скупая информация. И это несмотря на то, что он занимал далеко не последнюю должность в структурах русских вооруженных формирований на стороне Германии и приобрел репутацию храброго и авторитетного командира. Бывший офицер Красной армии, он возглавлял разведывательную службу одного из наиболее боеспособных и мотивированных в идейном отношении коллаборационистских соединений — Русской освободительной народной армии (РОНА), известной также как бригада Каминского, а после ее расформирования командовал разведывательным дивизионом 1-й пехотной дивизии РОА (Вооруженных Сил КОНР).
Во главе дивизиона он участвовал в бою против Красной армии на Одерском плацдарме в районе Фюрстенберга 13 апреля 1945 г., а затем отличился во время марша дивизии в Богемию и Пражского восстания. В Праге дивизия на свой страх и риск поддержала повстанцев и повернула оружие против немцев, тщетно надеясь заслужить тем самым расположение западных союзников. Когда надежды на представление политического убежища американцами рухнули, командир дивизии генерал С.К. Буняченко 12 мая распустил свое соединение, предоставив солдатам и офицерам право действовать по своему усмотрению. Тогда же Костенко, по свидетельству некоторых очевидцев, с группой бойцов дивизиона, откопав спрятанное оружие, ушел в горы, чтобы «дорого продать свою жизнь»[254]. Были даже слухи, что ему «удалось организовать бегство на запад не только себя и своей семьи, но и значительной части своих людей…»[255].
Несколько лет тому назад украинскому историку Я.Ю. Тинченко, работавшему в архиве Службы Безопасности Украины со следственными делами репрессированных командиров Красной армии, попалось в руки дело некоего Бориса Яковлевича Краснощекова. Этот человек оказался никем иным, как тем самым майором Костенко, который столь загадочно исчез в Западной Богемии в майские дни 1945 г. Тинченко любезно предоставил автору этих строк фотокопии документов дела, выразив надежду, что эта уникальная информация будет использована в новых работах по истории русских антисоветских формирований 1941–1945 гг. Это и побудило автора, хотя и с некоторым запозданием, все же подготовить небольшую статью, основанную на материалах следственного дела Краснощекова.
Сразу же следует оговориться, что находящиеся в нашем распоряжении документы не позволяют выстроить абсолютно достоверную картину событий, так как фигурант дела намеренно скрывал любую компрометирующую его информацию. В свою очередь, сотрудники военной контрразведки «Смерш», которые вели дело, не всегда имели возможность проверить сообщаемые им факты, к тому же они были связаны процессуальными нормами, требовавшими завершить расследование в жесткие сроки и передать его в суд военного трибунала. Однако, как бы то ни было, иными новыми материалами, которые могли бы пролить свет на историю Краснощекова-Костенко, мы пока не располагаем, а потому будем основываться главным образом на документах следственного дела, подвергая их при необходимости проверке и критическому анализу, путем сопоставления с другими источниками.
Но обо всем по порядку. В середине мая 1945 г. в районе чешского города Пльзень (нем. Пильзен) к начальнику отдела контрразведки «Смерш» одного из корпусов 38-й армии 4-го Украинского фронта подполковнику Симонову явилась группа власовцев из 1-й дивизии РОА, которые заявили о добровольном переходе на сторону Красной армии. Группу возглавлял человек, представившийся как Борис Яковлевич Краснощеков, 1912 года рождения, уроженец г. Чернобыль Киевской области, по национальности еврей, бывший член ВКП(б), имевший специальное звание лейтенант государственной безопасности. Все власовцы были направлены на пересыльный пункт № 49 для репатриируемых советских граждан. Поскольку они явились добровольно, органы контрразведки, очевидно, считали излишним до поры, до времени брать их под стражу, и Б.Я. Краснощеков отбыл 20 мая в этот пункт поездом без всякого сопровождения.
В тот же день Краснощеков написал собственноручные показания, в которых кратко осветил свою биографию до начала войны и службу в Красной армии в качестве старшего следователя особого отдела стрелковой дивизии. По его словам, в феврале 1942 г. он попал в окружение в составе 33-й армии генерала М.Г. Ефремова, воевал в партизанском отряде, причем даже командовал партизанской бригадой, в марте 1943 г. раненым был взят немцами в плен. Проведя восемь месяцев в варшавской тюрьме, Краснощеков был направлен в концлагерь Аушвиц, но сбежал по дороге, пользуясь помощью местного населения, к декабрю добрался до белорусского города Лепель, где установил связь с партизанами. По заданию начальника контрразведки Чашникской партизанской бригады генерал-майора Дубова (Ф.Ф. Дубровского) полковника Маркевича, в начале 1944 г. он был внедрен в штаб дислоцировавшейся в Лепеле Русской освободительной народной армии Б.В. Каминского, где под псевдонимом «Борис Александрович Костенко» в звании майора занял должность начальника разведывательного отдела. Работая на этой должности, он передавал штабу партизанской бригады сведения о дислокации немецких гарнизонов, об агентах, засылаемых на советскую сторону, и другую ценную информацию, получая от партизан указания, «чтобы не прекращал работу, а наоборот забирался бы выше, так как засылать нового человека тяжело». «Мне, — писал он, —