Катя выскользнула за ней, спиной почувствовав, как сжимается за спиной пространство.
Отбежав несколько шагов от крыльца, она оглянулась: перед ней стояла обыкновенная деревенская изба на высоких сваях-столбах – четыре окна по фасаду, с кровлей, изукрашенной деревянными кружевами. Хороший, добротный дом. Ни тебе двух этажей. Ни перехода с лилово-красными цветами.
– Чудеса, – прошептала она.
Ярушка нетерпеливо топталась за калиткой.
– Чего встала, побежали уже!
Катя вертела головой, стараясь запомнить все до мелочей, но глаза не успевали фиксировать все, что попадалось: вот ребятишки в одних перепачканных золой рубашонках упругой веточкой дразнили гусят, те сердились, верещали, пытаясь щипнуть за пятки. А ребятишки заливисто хохотали, пока из-за распахнутых соседских ворот величественно и важно не выплыла гусыня. Тут уж малышня пискнула и бросилась врассыпную, отбиваясь от мамаши ветками, пока та не загнала их в крапиву.
Вот посередине дороги мальчишки-подростки везли на низкой повозке огромную бочку с водой, покрикивая:
– Во-оду везем! Кому во-оду надоть!
За ними, словно стайка воробьев, торопилась местная мелюзга, готовая броситься на помощь и отвоевать в честном бою право подать ковш чистой воды конному всаднику: тот, чинно позвякивая кольчугой, выводил лошадь со двора.
Катя прищурилась, ослепленная то ли бликами воды, то ли блеском начищенных до зеркального блеска доспехов.
– Ярослава! – позвал всадник. – Подь сюды! Ярушка подбежала.
– Здравия тебе, дядя Степан.
– И тебе добра, – он наклонился к Ярушке, почти на ухо прошептал: – Бабушка твоя не дома, что ль? Ярослава отрицательно качнула головой. Воин вытащил из сумы, прикрепленной к седлу коня, сверток.
– На, ей передай. Кажи, от меня, для закладки.
Поняла ли?
Ярушка кивнула.
– Ну, ступай!
И он, ласково потрепав подошедшего посмотреть на коня пацаненка, вскочил в седло и поскакал в сторону широкой главной улицы.
Ярушка, проводив его взглядом, тихо бросила Кате:
– Погоди тут, – а сама бросилась со свертком в дом.
Катя осталась одна.
Как новая достопримечательность. Ее тут же обступили ребятишки:
– А ты кто такая будешь?
– Я? – Катя растерялась и брякнула первое, что пришло ей в голову: – Сестра Ярушки.
– А сестра у нее Марьюшка, знаем ее. Ты – не Марьюшка, – донимал вопросами рыжий конопатый пацан.
– Так я и не Марьюшка, Катей меня зовут.
– А откуда ты?
– А ну брысь, мелюзга! – из-за ворот своего дома показалась Ярослава, грозно крикнула: – А то мороку сейчас напущу!
Ребятишки с визгом разбежались, попрятались за соседскими воротами. Старик, только что пригревшийся на завалинке, седой, с широким шрамом через всю щеку, только неодобрительно крякнул:
– Ох, Ярослава, доскачешься у меня. Бабке-то твоей кажу, что ребятишек пужаешь!
Ярушка покраснела:
– Да я шучу же, дядь Макар. Доброго тебе здоровьичка.
Старик только головой покачал. Ярослава же торопливо дернула Катю за рукав, уводя в сторону главной улицы.
Катя словно в пчелиный улей с головой нырнула: улица оказалась шумной и многолюдной. По широкой, выложенной тяжелыми деревянными плахами проезжей части, громыхая, тянулись повозки, горланили возничие, шумно фыркали лошади; перекрикивая весь этот гомон и скрип, раздавал распоряжения воин, вокруг которого уже сформировался небольшой конный отряд.
Да еще Ярушка рядом трещала без умолку, словно сумасшедший экскурсовод.
– А это дом старосты, Матвея Кузьмича, – показывала она куда-то вправо, где высился красивый дом с небольшой башенкой-флюгером. – А там, за поворотом, – Ярослава дернула Катю за рукав, – греческая слобода.
– Это как? – не поняла Катя. – Греки, что ль, живут?
– Ну да.
Катя с любопытством вытянула шею: от главной широкой улицы, по которой тянулись с грохотом груженые телеги, суетилось несколько всадников, понукая замешкавшийся обоз, уходила тонкая улочка, вся в кустах сирени.
По обе стороны улицы величественно выглядывали из-за массивных оград добротные дома, крытые красными черепичными крышами, с затейливыми фигурками на острых шпилях. Правда, насколько хватало взгляда, дома выглядели немного заброшенно, а некоторые так и вовсе оказались заколоченными.
– А что, не живет там никто? Ярушка посмотрела на дома:
– Да, почитай что никто. Многие съехали.
– Почему?
Ярушка бросила задумчивый взгляд на пожилого мужика: одна из его телег перегородила дорогу, а он под окрики вооруженного всадника торопливо пристраивал упавший серый мешок и ворчал:
– Да не ори ж ты как на пожарище, деток понапужаешь!
В одной из телег на куче мешков испуганно жались к молодой матери двое ребятишек, третьего, еще совсем кроху, женщина прижимала к груди.
Ярушка кивнула на них:
– Видишь, и эти едут…
– Куда?
Ярослава вздохнула:
– А куда глаза глядят… Знамо дело, на север.
– А там что?
Ярослава искоса на нее глянула, будто рублем одарила:
– А там джунгар нету. Вот по теплу народ-то и едет.
– Джунгары – это кто? – Катя не могла сообразить, кто бы это мог быть.
Ярослава неопределенно махнула рукой на юг:
– Народ такой, очень злобный и воинственный. Все набегами живут. И нам, и соседям достается. Уж мы стену построили от Иртыша до Тобола, спокойнее стало. Да все равно народ уезжает, в стороне-то от них куда спокойнее.
Девочки свернули к северным воротам Тавды, миновав снующих туда-сюда ребятишек, пастушка лет десяти, загонявшего корову хозяевам. Белобрысый пастушок махнул Ярушке рукой:
– Ярушка! Стой! Ты далече собралась? Завтра ж жаб якутских привезут!
Катя вздернула брови – вот еще один про жаб говорит.
– Привет, Митря, – величественно кивнула Ярослава, чуть сбавляя шаг. – Помню я.
– А-а-а, – протянул паренек и пошел с ними, подталкивая вперед корову с большим белым пятном на ухе.
Ярослава при этом выглядела озадаченно и даже расстроенно. По всему видно, якутские жабы – вещь редкая в здешних местах и ждала их она давно. Она закусила губу и недовольно сопела, то и дело поглядывая на рыжего Митрю. Вдруг она схватила его за рукав:
– Ты знаешь что? Коли не будет меня, возьми и на мою долю, я дней через пять точно буду. Да смотри, без меня не начинай!!!
Парнишка медленно кивнул и побежал по дороге дальше, но, пробежав несколько метров, вернулся. Веснушки краснели на его улыбчивом лице.
– Яруш…
– Чего? – Ярослава прищурилась. Митря медлил, поглядывая то на незнакомую ему Катю, то в высокое голубое небо. – Да не томи ты!
– Можно я твоим скажу, будто всех жаб для тебя прикупил?
Ярослава подбоченилась и остановилась совсем.
– С чего бы это? Митря моргнул:
– Да меня больно мамка ругает за живность всяческую… А жаб – так вообще не шибко уважает. А коли ты куда собираешься, так я б их у тебя схоронил до твоего возвращения.
Ярослава снова стала величественной и спокойной.
– Ну хорошо. Пусть так! Да ты следи, чтоб не издохли-то!
Но Митря уже не слышал: он отворял ворота, подгоняя самое ленивое животное.
– А что это за жабы такие? – поинтересовалась Катя. – Уже второй раз про них слышу.
– О! Большая редкость. Они ж жуть какие ядовитые! Их ядом джунгары стрелы свои метят, чтоб урону больше причинить, – воодушевилась Ярушка. – А мы с Митрей хотели опыты с ними делать – приучить к их яду от мышей. Если все верно выйдет, то получим противоядие.
– А если не удастся? Мышей не жалко?
Видимо, этот вопрос тоже сильно мучил Ярославу: она закусила губу и засопела.
– Ну, мы их сильно травить не будем, – неуверенно начала она. – Ничего с ними не должно произойти.
И она ускорила шаг, словно убегая от дальнейших расспросов.
Глава 7Могиня
Девочки миновали городские ворота, выйдя следом за груженым обозом того самого мужичка, чья телега перегородила дорогу.
– Эй, Яруш, подвезти, может? – крикнул он ей.
– Не, спасибо, дядь Кондрат, нам тут недалече, через Струйку, до опушки мы.
– А-а-а, ясно, – протянул с пониманием, – к бабушке торопишься кроду жечь…
Ярослава кивнула. Кондратий печально кивнул.
– А мы, вишь, едем. – Он помолчал, задумчиво поглаживая бороду. – Один я остался, Яруш. Матрена моя померла зимой, как сынка нашего, Ростислава, убило в бою. Вот жинка его осталась да детки. Хоть бы мне успеть внучат поднять, людей из них вырастить. Пропади пропадом джунгары проклятые, что сиротами их сделали.
Ярослава молчала, медленно шагая рядом с телегой.
– А что, далече едете?
Дед Кондрат невесело хмыкнул:
– Сейчас до Тюмени-града. Там родня Матренина, к себе зовут, – он глянул на Ярушку. – Ты, Яруш, за домом нашим тож приглядывай, да?
– Вернетесь?
– Да, может, и вернемся… – Кондратий неопределенно повел плечом, посмотрел на дорогу.
Ярослава и Катя свернули с дороги, двинулись по тропинке в сторону леса.
Там, Катя видела уже отсюда, собралось много народа.
– А что там?
Ярушка, еще мрачная после разговора с дедом Кондратом, посмотрела вдаль.
– Кроду сейчас жечь будут.
– А это что?
– Увидишь…
Они миновали неглубокую речку Струйку, подошли ближе.
На окраине леса, за линией черной свежевскопанной земли, уже возвышался широкий помост, сложенный из бревен, сена и коры. На помосте, плотно укутанные в белый саван, лежали несколько мужчин. По одному, поднимаясь к каждому из них на помост, подходили люди: женщины, мужчины, старики, – подносили цветы, целовали в лоб и медленно спускались.
– Кто это?
Ярослава сорвала несколько цветов, собрала в букет.
– Аким, Никанор, Перебей, Коловрат. Все четверо погибли в стычке с джунгарами – те на прорыв пошли ниже по течению. А наши споймали их отряд, бой приняли. Да вот не все уцелели. – Она указала на худенькую старушку в красной одежде, руководившую процессией. – Вон и бабушка моя, – она серьезно взглянула на Катю. – Ты постой тут, ладно? Нам лишние вопросы сейчас не надобны, верно? И пошла в сторону помоста, а Катя присела на разогретый солнцем камень.