— Почему, Елена Платоновна, тётеньки улыбаются от цветов?
Класс хихикнул, однако Елена Платоновна погрозила пальцем и объяснила:
— Цветы — это самый красивый подарок.
Но Броньке этого было мало. Он снова спросил:
— А ягоды тоже подарок?
Елена Платоновна посмотрела на Броньку с досадой, как на опасного шалуна, который хочет нарочно сорвать урок.
— Давай-ко, Броня, не будем на постороннее отвлекаться.
Кое-как дождался Бронька конца уроков. Пришёл домой и, открыв в боковушке дверь, увидел, что мама нисколько не изменилась, всё такая же хворая, как и утром.
— Ну как там учёба-та у тебя? — спросила она.
Бронька ответил:
— С учёбой всё ладно.
— С девчонками как? Не дерётесь?
— Всяко бывает.
— А сидите с ними за партами вместе?
— Вместе.
— А ты с кем сидишь, чего-то забыла?
Сын покраснел:
— С Анютой.
— Она красивая?
Сын умоляюще глянул на мать:
— Ну хватит, мама, тебе расспрашивать про любовь. Ты лучше давай поправляйся.
Едва Бронька закрыл в мамину комнату дверь, как на него напустился Мишутка.
— Ну, говори! Отчего улыбаются мамы? Узнал?
— Узнал, да не точно, — замямлил Бронька. — Иногда от цветов, иногда от ягод. Короче, они улыбаются от подарков.
Мишутка оставил брата в покое. Задумался. Посерьёзнел. Проходя через кухню, бесцельно взглянул в окно, где увидел белую изгородь, ватажку кустов и опушку елового леса. И загорелся желанием сделать для мамы подарок, самый красивый, самый необычайный, какой никто никогда ей не делал.
Он взял в коридоре лопату и, выбежав на дорогу, направился в сторону леса. Было холодно, солнце закуталось в облака и было похоже на сивого дедушку в полушубке.
На опушке Мишутка остановился и начал раскидывать снег. Он шёл с лопатой подле деревьев и видел под снегом мятые кустики белоуса. Целый час орудовал он лопатой. Потом отбросил её и стал распахивать снег рукавицей. Пальцы его обхватили мёрзлый тоненький стебелёк, на котором, горя алым, белым и голубым, держался подснежный цветок. А затем и второй цветок обхватили Мишуткины пальцы. И третий. Лишь когда нарвал их букетик, решил возвратиться домой.
Цветы он отдал не сразу. Сначала спросил:
— Почему, мама, взрослые тёти улыбаются от цветов?
— Ох ты, оладышек мой, что ты спрашиваешь такое! Цветы для нас, что для вас, малых деток, игрушки, — ответила мама, передвинув голову по подушке, и Мишутка заметил, как щёки у мамы зарозовели, а в утомлённых глазах сквозь туман засветились зелёные точки. Это была улыбка — слабая-слабая, будто сквозь сон. И Мишутка достал из-под полы фуфайки пёстрый букетик.
Удивилась мама:
— Цветочки?! Пёстренькие?! Зимой? Где ты их взял?
— В лесу! — объяснил предовольный сын. — Они зацвели на мороз, а потом их снегом накрыло.
Мама спросила:
— А ты видел, как их накрывало?
— Видел, но не цветы, а бруснику.
— Значит, ты ягод хотел принести?
— Ягод, — признался сын, — только я их не мог отыскать. Наверно, птицы все ягоды поклевали. Зато цветов там много-премного.
НА СОЛНЕЧНОЙ ВЕТКЕ
В полдень к Мишуткиной маме явилась тётя Наташа, молодая, полная фельдшерица с широкоскулым добрым лицом. Мишутка спросил у неё:
— Скоро вылечишь нашу маму?
— Скоро, — сказала тётя Наташа.
— Ты лечишь только больных?
— Только больных.
— А я какой?
— Это сейчас мы проверим! — тётя Наташа внимательно смотрит Мишутке в глаза, заставляет открыть шире рот, поглубже вздохнуть, вертит его так и эдак.
Мишутка смотрит на трубку, к которой тётя Наташа подставила ухо, слушая его сердце.
— Бьётся? — спрашивает с тревогой.
— Бьётся.
— А как бьётся?
— Спокойно и ровно.
— А это плохо?
— Что ты, маленький! Хорошо!
— Я когда повзрослею, — объявляет Мишутка, — буду, как ты, врачом.
— Нравится разве?
— Угу! Я всем-всем буду делать уколы, чтобы меня боялись!
— Ну, маленький! Лучше тогда тебе быть военным!
— А я и так военный! — Мишутка гладит себя по зелёной рубашке с небольшими погонцами на плечах.
— В сам деле! — смеётся тётя Наташа. — Какой на тебе красивый костюмчик!
— А угадай: кто его мне купил?
— Ну, я, например, не знаю.
— А я тоже не знаю! — признаётся охотно Мишутка и, проводив до порога тётю Наташу, глядит в окошко ей вслед, как идёт она по дороге, одной рукой прижимая к себе саквояжик, другой — защищая лицо от ветра. А чуть подальше, за почтой с трепещущим флагом, где дорога делает поворот, он видит трактор с санями. Трактор везёт с пилорамы воз свеженапиленных брусьев. Кто, интересно, в кабине? Наверное, дядя Кондрат. Мишутка подпрыгивает, точь-в-точь воробей на солнечной ветке. «Хорошо быть военным! — думает он. — И врачом хорошо! А всех лучше быть трактористом, как дядя Кондрат! Возить на тракторе сено, солому и брёвна да ещё поле пахать, чтобы на поле выросло много хлеба».
В ЗОЛОТЫХ ОЧКАХ
Поздний вечер. Звёзды льют на сугробы меркнущий свет. Морозно. Где-то вдали с нарастающим рокотом движется трактор. Сумерки погустели, прижались к лапам елей, нависших над длинной поленницей дров.
Крылечная дверь отворилась, и на заснеженный двор в лёгоньком пиджачке выскочил простоволосый Мишутка. Подбежал к поленнице дров, набрал охапку, весело крикнул:
— Морозяга-та, ух!
И вдруг откуда-то сверху кто-то громко передразнил:
— Ухх!
«Померещилось, видно», — подумал Мишутка и снова сказал:
— Ух!
И опять из хвойных потёмок:
— Уххх!
Мишутка взглянул на деревья и вздрогнул, заметив два золотисто-зелёных огня. Показалось ему, что огни помещались над чьей-то взлохмаченной бородой. Сердце у мальчика провалилось. Рассыпая поленья, бросился наутёк.
— Бронька! — крикнул с порога. — Я мужика на дереве видел. Страшной-престрашной! Да, кажися, в очках! Леший, наверно?
Брат, пожимая плечами, вышел во двор. Осторожно приблизился к ёлкам и разглядел неясное тёмное существо, смотревшее на него золотыми очками. Развёл ладони по сторонам и хлопнул так, что с ёлки посыпался иней. А вместе с инеем тенью снялась большая лохматая птица. Обернулся Бронька к крыльцу, на котором стоял Мишутка.
— Видел?
— Угу.
— Знаешь, кем он приходится лешему-то в очках?
— Филином, — засмущался Мишутка.
РОГАТОЕ ЧУДО
Огненно-жёлтое с пышным хвостом и кривыми, как у барана, рогами бежало по снежному полю. Чудо это увидел Мишутка и рассказал родителям и знакомым. Но ему никто не поверил.
Неделю спустя Мишутка снова увидел рогатое существо. И брат его Бронька увидел. Зверь прошёл по белому лугу, заметая свой след широким хвостом. Остановился перед овином, старым пустым помещением с ломаной крышей, где раньше сушили и веяли хлеб. Нашёл лаз под стеной. Прополз туда и затих.
Братаны заторопились. Открыли ворота. Зашли. Разглядели странного зверя. Им оказался пламенно-рыжий матёрый лис. На морде его были не только рога, но и верхняя часть головы барана. Видимо, лис, лакомясь найденными костями, залез мордой в бараний череп слишком глубоко и тот наделся ему на голову, как капкан. Рассмеялись ребята.
— Хитрый зверь, а как глупо попался!
Лис терпеливо ждал, пока его голову освобождали от костяного капкана. А потом под свист, улюлюканье, крики пронёсся по лугу с ветерком. Братья долго смотрели ему вдогонку.
— А он нарошно нам в руки дался!
— Ага! Для того и дался, чтобы мы стащили с него рога!
— Устал их, поди-ко, таскать!
— Устал, да и всех зверей, кроме волка, наверно, перепугал!
ЯГОДЫ НА СНЕГУ
Выстрелы браконьеров вспугнули тетеревов с лесного зимовья, где так много глухих захоронок, сладкой рябины, семечек, почек и шишек, но совершенно не стало безмолвия и покоя. Не к лесу, а ближе к полям, огородам и избам стали держаться птицы. С трёх сторон окружают Высокую Горку берёзы и ёлки. Здесь, под самым боком людей, и отыскала себе приют стая пернатых.
Иногда прибегают к берёзам собаки. Несердито потявкают — и назад. Птицы к ним постепенно привыкли. Привыкли они и к братанам — Мишутке и Броньке. Мало того, полюбили удаленьких пареньков, одетых в валенки и фуфайки. Братаны приходят сюда не с пустыми руками. Сначала носили картошку и хлеб. Но птицы к корму не прикоснулись.
И тогда они стали носить домашнюю сладкую клюкву. Рассыплют ягоды на снегу, отойдут и глядят, как тетёрки с тетеревами, снявшись с веток, ходят между стволов. Склюют всю клюкву — и снова наверх, на свои обжитые ветки. А братаны тут и мечтают:
— Мы их за зиму всяко приручим!
— Приручим и будем кормить, как куриц!
— Будем кормить с трёх шагов!
— С двух!
— А лучше всего — с ладони!
ЕЛОЧКА
Ночью шумела вьюга, и теперь на лапах елей серебрились снежные серьги. Бронька с Мишуткой, присев на лыжные палки, съехали в Заячий лог. Внизу, за нависью мёрзлых веток увидели пышную в белом копёшку. Удивился Мишутка:
— Глянь-ко, Бронь, сколь этта сена! Откуда оно?
— Это ёлочка, а не сено! — Из-за узкого ремешка, кото-рым был подпоясан, вытащил Бронька топор. От удара ёлочка вздрогнула, сбросила снег, стала стройной и нежнозелёной.
— Тебе тут скучно одной, — улыбнулся Бронька, засовывая топор, — мы тебя увезём в жилое. Ну-ко, Мишка, бери её за вершинку!
Привезли братья ёлочку. Поставили между кадцей с водой и окном, нарядили с помощью бабушек в клочья ваты, фантики от конфет, шары и орехи. Мать купила три шоколадки и тоже велела развесить.
— Ещё бы деда-мороза, — сказал Мишутка, — хотя бы папка купить догадался.
— Не купит, — заверил Бронька. — Больно дорого стоит. Копит деньги небось на корову…
Отец вернулся домой недовольный тем, что снова надо идти на делянку. Увидев ёлочку, заворчал:
— И так мало места, а тут целая деревина.