– Одиннадцать восемнадцать... Так кто же к тебе приходил, Ло? Мне нужно знать, кто взялся за это дело.
– Говорю же тебе, никто! Насколько я знаю, оно на мертвой точке, мертвее моих проклятых ног.
– Тогда о чем же ты умолчал в первый раз?
Его взгляд снова остановился на фляжке. Слова были лишними. Я поднес ее к пересохшим губам Кросса, он сделал два-три глотка и закрыл глаза.
– О Господи, – прохрипел он. – Я хотел...
Он поднял веки. Его глаза вцепились в меня яростно, как голодные волки в оленя.
– Понимаешь, она не дает мне умереть, – прошептал он в отчаянии. – Думаешь, мне хочется жить? Сидеть в собственном говне? Пока я живой, она по полной программе получает – целый оклад и больничные. Если помру, у нее лишь пенсия как у вдовы останется. А пенсия после меня – сам знаешь какая. Я ведь недолго прослужил, Гарри, только четырнадцать лет. Ей отломится всего лишь половина того, что сейчас получает.
Я смотрел на него и думал, не стоит ли Дэнни за дверью.
– Но от меня-то ты что хочешь, Ло? Дело я все равно не брошу. Я, конечно, могу нанять тебе адвоката, но не...
– И еще она плохо со мной обращается.
Я не знал, о чем он говорит, но внутри у меня все сжалось. Похоже, его жизнь еще тягостнее, чем я воображал.
– Что же она делает, Ло?
– Ругается, и вообще... Не желаю об этом говорить.
– Слушай, может, все-таки поискать адвоката? Давай я организую проверку по линии социальной службы.
– Никаких адвокатов и проверок: не нужно мне этого. И я не хочу втягивать тебя в свои проблемы, Гарри. Но как мне быть, тоже не знаю. Если б я только мог сам поставить точку...
Кросс сделал глубокий шумный выдох. Самое большее, на что способен его организм. Я слабо представлял, что творится у него в душе.
– Нет, так жить нельзя, Гарри. Это не жизнь.
Ничего подобного в мой первый приезд я не заметил. Мы тогда немного побеседовали. Разговаривать Кроссу было трудно, память у него работала отрывочно, но такого беспросветного отчаяния, такой глубокой депрессии не было. Подавленность от алкоголя?
– Мне очень жаль, Ло. – Это все, что я мог сказать. Он снова скосил взгляд на экран.
– Сколько сейчас, Гарри?
Я посмотрел на свои часы.
– Одиннадцать двадцать три. А что тебе время? Кого-нибудь ждешь?
– Нет, никого. Люблю передачу по судебному каналу смотреть. В двенадцать начинается. Там Рикки Климан играет. Она мне нравится.
– Тогда у нас еще есть время... Кстати, почему не поставишь себе большие часы?
– Дэнни не позволяет. Доктор считает, что мне вредно смотреть на часы.
– Он, пожалуй, прав! – вырвалось у меня.
Обида и злость мелькнули во взгляде Кросса. Я пожалел о своих словах.
– Извини, я не должен был...
– Ты знаешь, что это такое, когда не можешь поднять собственную руку, чтобы посмотреть на часы?
– Мм... я...
– А ты знаешь, что это такое – срать в мешок? В мешок, который твоя жена должна таскать в сортир? Знаешь, что это такое – обращаться к ней за каждым пустяком, включая глоток виски?
– Мне жаль, Ло...
– Еще бы не жаль! Всем вам жаль, но никто... – Кросс словно отхватил конец фразы, как собака отхватывает клыками кусок сырого мяса. Он отвел глаза. Я тоже молчал, молчал долго, пока не почувствовал, что злость Кросса исчезла.
– Ло...
Он перевел взгляд на меня.
– Чего тебе? – спокойно спросил он. Опасный момент миновал.
– Ты вроде хотел позвонить мне и что-то сказать. Что именно?
– Никто со мной о делах не заговаривал. Ты – единственный. Правда.
– Я тебе верю. Но все-таки зачем ты намеревался звонить мне?
Кросс на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл.
– Я тебе говорил, что Тейлор застраховал деньги?
– Да.
– Но я забыл сказать, что страховая компания... забыл, как ее...
– "Всемирное страхование". В прошлый раз ты помнил.
– Во-во, "Всемирное страхование"... Так вот, она потребовала, чтобы заимодавец, то есть банк Лос-Анджелеса, просканировал банкноты.
– Просканировал банкноты? Что это значит?
– Чтобы записал номера и серии.
Я вспомнил абзац на вырезке из газеты, отчеркнутый красным карандашом. Похоже, сообщение было верным. Я постарался в уме разделить два миллиона на сто.
– Записать номера и серии такого количества банкнот?
– В том-то и штука. Банк ни в какую, мол, даже если посадить четырех человек, они неделю провозятся. Наконец договорились записывать выборочно. Из каждой пачки брали десять банкнот.
Из статьи я помнил, что деньги привезут пачками по двадцать пять тысяч. Такая задачка была по мне. Два миллиона – это и есть восемьдесят таких пачек.
– Выходит, восемьсот номеров? Тоже порядочно.
– Они на машинке шесть страниц заняли. Как сейчас помню.
– И что вы сделали с этим материалом?
– Дай еще хлебнуть виски, а?
Я мог бы солгать, что во фляжке ничего не осталось, но мне необходимо было вытянуть из Кросса всю информацию. Вытянуть и убираться отсюда. Я чувствовал, что меня засасывает какая-то трясина, и мне это не нравилось.
– Управление разгласило список?
– Да. Его послали во все банки нашего округа. Передали ФБР. А я еще и в "Вегас-Метро" отправил, чтобы они по всем казино разослали.
Я понимал, что Кросс не закончил.
– Но ты ведь знаешь, как это бывает, Гарри. Список работает, когда в него заглядывают, верно? Кто считал, сколько стодолларовых бумажек ходит по стране? Если помнишь, где платил, никто и бровью не поведет. Кому охота смотреть какой-то там номер в шестистраничном списке? Только время тратить.
Кросс был прав. Деньги с записанными номерами чаще всего используются как улика, если они найдены у подозреваемого в финансовом преступлении или ограблении банка. Но я не сталкивался ни с одним случаем, чтобы платежи мечеными банкнотами или банкнотами с записанными номерами навели на подозреваемого. О подобном даже слышать не приходилось.
– Ты только об этом хотел мне сообщить?
– Не только. Еще есть кое-что. В твоей фляжке что-нибудь осталось?
Я потряс бутылку перед его носом. Там оставалось на донышке. Я влил виски Кроссу в рот, завинтил крышку и убрал бутылку в карман.
– Все, теперь до следующего раза. Говори, что вспомнил.
Кросс высунул язык и слизнул каплю с краешка рта. Жалкое зрелище. Я отвернулся якобы для того, чтобы посмотреть время на экране телевизора. Передавали финансовые новости. Красная ломаная линия на таблице спускалась к озабоченному лицу ведущего.
Я выжидательно взглянул на Кросса.
– Значит, так, – начал он. – Не помню точно, месяцев десять прошло после ограбления, а может, и более... Мы с Джеком уже другими делами занимались... Так вот, Джеку позвонили из Уэствуда насчет номеров на тех деньгах. Я это на следующий день после твоего прихода вспомнил.
Я догадался, что Джеку звонил сотрудник Федерального бюро расследований. В ПУЛА не любят произносить официальное название конкурента по сыску и этим как бы принижают его роль. Здание местного отделения ФБР находилось в Уэствуде, на бульваре Уилшир. Но меня сейчас не интересовали натянутые отношения между двумя силовыми ведомствами.
– Из ФБР звонили? – спросил я для верности.
– Ну да. Агентша звонила.
– И что же она вам сообщила?
– Она только с Джеком говорила, а уж Джек мне... Сказала, что один из номеров в нашем списке неправильный. Джек, естественно, удивился: "А откуда это известно?" Я, говорит, прогнала ваши списки через свой компьютер. Один номер лишний...
Кросс умолк, чтобы перевести дух, и облизнул губы. Он напоминал сейчас какое-то подводное существо, выплывшее на поверхность.
– Жаль, что у тебя во фляжке ничего не осталось.
– В следующий раз, Ло, в следующий раз... Ну и какая проблема с тем номером?
– Как я помню, та агентша заявила Джеку, что собирает серии и номера на деньгах. Когда к ней попадет материал, она вводит его в свой компьютер. У нее целый банк данных, она несколько лет работает над этой программой... Слышь, дай попить, горло пересохло... Столько разговаривали...
– Я позову Дэнни.
– Нет, не надо. Ты вот что, набери водички в свою фляжку и дай мне. Не надо Дэнни беспокоить. Она и так умаялась со мной.
В ванной комнате я наполнил из-под крана фляжку до половины и принес Кроссу. Он выхлебал всю воду и через минуту продолжил:
– Она сказала, что один номер из нашего списка – такой же, как в другом списке, а этого не может быть.
– Что-то я не улавливаю.
– Я и сам плохо понимаю, что к чему. Вот как она объяснила... Номер и серия одной из сотенных бумажек, записанные банком Лос-Анджелеса, совпадают с номером и серией другой сотенной, которую изъяли в ходе операции за шесть месяцев до налета на съемочную площадку. Тогда обчистили один банк, а грабителю, помимо всего прочего, досталась и подложенная пачка денег.
– Где находится банк?
– Кажется, в Марина-дель-Рей, точно не помню.
– Тут что-то не вяжется. Грабитель мог потратить эту сотенную, она пошла в оборот, потом попала в банк Лос-Анджелеса и оказалась одной из тех банкнот, которые составили два миллиона.
– Да, это я сказал Джеку, но он и слушать не стал. Оказывается, агентша объяснила, что в Марина-дель-Рей ворюгу застукали на месте и нашли на нем подложенную пачку денег с записанной сотней. Сейчас он мотает срок в федеральной тюрьме, а сотенная хранится как вещдок.
Я выслушал Кросса кивая, словно утрясал информацию в голове.
– Иными словами, агентша заявила, будто банкнота в сто долларов из вашего списка не могла находиться среди тех, что доставили на съемочную площадку, потому что сотенная с аналогичным номером уже хранилась вместе с другими вещественными доказательствами по делу ограбления банка в Марина-дель-Рей.
– Точно! Эта настырная тетка даже в хранилище съездила посмотреть, на месте ли сотенная. На месте.
Я старался сообразить, что бы это все значило, если вообще что-либо значило.