Карла многозначительно посмотрела на него.
– Мне не надо высшего класса, Джарид, – ответила она, немного смутившись, и продолжила: – Я вполне довольствуюсь хорошим.
Прекрасно понимая, что ее слова могут быть истолкованы по-разному, она замерла, умоляя небеса, чтобы Джарид не ответил того, что само просилось на язык. Ее душа была еще полна впечатлениями прошедшего дня, и чувства слишком притупились.
Задумчиво посмотрев на нее, Джарид ответил именно так, как она ждала от него:
– Я рад, что ты не разочарована.
С этими словами он посмотрел на часы.
– Сейчас десять минут седьмого, а кафетерий закрывается в половине девятого. Ты сможешь быть готовой... скажем, через час?
Карла снисходительно взглянула на него:
– Если надо, я была бы готова и через пятнадцать минут... но я страшно хочу подольше постоять под горячим душем, поэтому беру весь час, спасибо.
Джарид вышел из комнаты, и отзвуки его одобрительного смеха еще долго звучали в ее ушах.
Кафетерий был именно таким, как его описал Джарид, – и не совсем таким. Обширный зал был чист, опрятен и удобен, но ему не хватало элегантности. Пища предлагалась первой свежести, добротная, питательная и вкусная, однако большой изысканностью не отличалась.
Карле понравились и обстановка, и еда... по нескольким причинам, главной из которых была та, что они не располагали к интимным разговорам. И если душ и смена одежды, правда, несколько помятой в чемодане, помогли ей поддержать свой слабеющий дух, сама Карла еще не вполне решила, как себя вести, если Джарид отважится на какие-нибудь вольности.
В атмосфере ресторана, а если быть более точным, в ее отсутствии, груз недобрых предчувствий, отягощавший Карле душу, понемногу растаял.
Еще стоя под душем и одеваясь, Карла мечтала о целительном бокале вина, который снял бы душевное напряжение. Однако по дороге к кафетерию Джарид развеял ее надежды, едва она об этом упомянула.
– Тебе придется довольствоваться кофе или лимонадом, по крайней мере, во время ужина, – сказал он загадочно. – Мы в заповеднике, и спиртное здесь запрещено.
И Карла довольствовалась кофе, в душе подвергая сомнению разумность запрета.
Но смысл его фразы заставил ее мучиться дойками на протяжении всего ужина.
Все прояснилось, когда они вернулись в номера.
Ее внутреннее напряжение, чуть ослабевшее было во время ужина, мрачные предчувствия и сопутствующая им нервная усталость с новой силой вернулись к ней, когда они, вдыхая свежий осенний воздух, шествовали к своему домику. Если не считать света, лившегося из окон коттеджей, ночь была темной. Столь же мрачными были и мысли Карлы. Все вопросы и противоречивые эмоции, о которых она упорно старалась не думать с момента, когда уснула в машине, за эти несколько минут перехода от кафетерия до коттеджа буквально затопили ее.
Карла нисколько не сомневалась, что Джарид начнет к ней приставать, едва они останутся вдвоем, и не имела ни малейшего представления, что же предпринять в ответ на его натиск. Ей захотелось убежать и спрятаться, но затем она совершенно ясно осознала, что игра зашла слишком далеко для такого финала. Самоуверенное решение, которое она приняла, находясь в надежных стенах своей квартиры, теперь уже не казалось ей столь легко осуществимым. Страх все сильнее сжимал ее сердце... но уже не оставалось времени что-либо предпринять.
Во время ужина Джарид был необычно молчалив и сдержан, оставляя Карле догадываться о его мыслях... и о его планах.
По дороге в номер он по-прежнему хранил молчание.
Карла не представляла, чего от него ожидать в следующий момент, и, уж конечно, не предвидела того, что произошло на самом деле. Отперев и распахнув дверь ее комнаты, он развернулся и зашагал прочь.
Онемев от удивления, Карла наблюдала, как он скрылся в своем номере.
Оставив дверь нараспашку, она сделала несколько шагов, швырнула куртку на кресло и остановилась посередине комнаты, растерянно нахмурив брови. Ей казалось, что она готова к нападению с любой стороны. Неожиданная подножка ошеломила и повергла в оцепенение. Ощущение того, что ей дали отставку, больно укололо ее, а на смену ему пришел гнев.
Готовая, казалось, смело встретить любое эмоциональное переживание, к острой горечи отказа Карла готова не была.
А гнев все нарастал – гнев на свои пустые страхи, гнев на Джарида, который умышленно усиливал их, а затем безжалостно развеял.
Черт побери, он даже не пожелал ей спокойной ночи!
Не успело ее возмущение оформиться в четкую мысль, как Карла услышала легкий щелчок закрываемой двери, и сразу вслед за тем послышался приятный низкий голос Джарида:
– Ну как насчет стаканчика вина?
Резко повернувшись, Карла посмотрела на него, и оцепенение на ее лице сменилось искренним изумлением. В одной руке он держал нераскупоренную бутылку, как она заметила, прекрасного дорогого белого вина, а в другой – два обычных гостиничных стакана. Придя к выводу, что отставку ей еще не дали, она в замешательстве переводила взгляд с бутылки на стаканы.
– Я поняла из твоих слов, что эта штука, – сказала она, кивая головой на бутылку, – запрещена в заповеднике.
Ответная улыбка Джарида несла в себе нечто более крепкое и пьянящее для ее чувств, чем содержимое бутылки, из которой он наполнял теперь стаканы.
– В законе ничего не сказано о том, что запрещается приносить свое, – сказал он, протягивая ей вино.
Карла машинально потянулась за стаканом, взяла его, но пробовать на вкус золотистый напиток не спешила. Она смаковала другой вкус – вкус нарастающего в ее душе прозрения.
Из всех ожиданий и надежд, которые Карла взрастила в своей душе, перспективу влюбиться она допускала меньше всего. Но, как ни странно, в тот момент именно такая перспектива возникла перед ее мысленным взором в образе высокого мужчины, стоявшего в каком-то метре от нее.
Все более осознавая этот факт, Карла смотрела на Джарида, попеременно испытывая то жар, то холод, то страх, то радость. Проблема разрешалась сама собой. Карла смотрела на Джарида и старалась насытить свои вдруг изголодавшиеся чувства одним его видом.
Он был без пиджака, и его свободный повседневный наряд состоял из трикотажного пуловера, голубых джинсов и мягких кожаных мокасин без носков.
Держал он себя столь же свободно. Но привычное дерзкое выражение в его глазах исчезло. Темные, наблюдательные, они выражали странную неуверенность.
И именно эта неуверенность сломила волю Карлы к сопротивлению. Легко вздохнув, она разрешила мыслям течь как им вздумается. Прозрение пришло с трудом, но отрицать очевидное было больше невозможно.
Карла Дэновиц была безнадежно влюблена в Джарида Крэдоуга.
Озабоченность в голосе Джарида вывела ее из стояния самоуглубленного оцепенения:
– Карла, милая, что с тобой? Ты дрожишь, ты бледна. Тебе плохо?
Он подошел к ней и взял бокал из ее ослабевшей руки.
– Милая, скажи мне! – настаивал он. – Что тобой стряслось?
– Ничего! – сумела выдавить Карла между двумя глубокими вдохами, потому что даже угроза физической пытки не заставила бы ее признаться в открытии, которое она сделала после стольких мук. Все, что она могла сейчас, – это смотреть на него умоляющим взглядом. Хотя и сама точно не знала, о чем молила.
При других обстоятельствах Джарид, возможно, отреагировал бы на это со свойственной ему иронией. Однако сейчас его лицо не выражало ничего, кроме почти неприкрытой паники. Глаза еще больше потемнели, преисполненные участием. Он, казалось, не знал, что ему делать... Одним словом, был совсем не похож на того самоуверенного, высокомерного мужчину, каким считала его Карла.
Характерная для его тона властность внезапно куда-то исчезла, уступая место нежной заботе и искренней тревоге.
– Черт побери, что же произошло? – пробормотал он. Удерживая оба стакана на широкой ладони, он взял рукой Карлу за талию и легким усилием привлек ее к себе, словно желая защитить и поддержать всеми своими силами.
– Иди, присядь, – сказал он нежно. Он подвел ее к кровати и после того, как они уселись рядышком на краю матраса, ласково, но настойчиво попросил: – Поговори со мной, любимая, расскажи, что случилось.
Его поведение сбивало с толку и одновременно покоряло ее. Потеряв столько сил на то, чтобы осознать свою любовь к нему, Карла почувствовала, как в горячих слезах, хлынувших вдруг из глаз, растворились последние остатки сопротивления, а вместе с ними и все мучившие ее сомнения. От ее хладнокровного решения насладиться краткосрочной связью с Джаридом не осталось и следа. Его место заняло жгучее желание стать для него всем.
«Любимая»... Он опять назвал ее любимой. Карла больше всего на свете сейчас хотела быть его любовью, а не просто очередной партнершей для страстных игр. Впрочем, страсть она испытывала не меньшую; это обостряло ее ощущения, разжигало воображение и создавало иллюзию пустоты во всем теле.
– Карла! Ты скажешь что-нибудь? – продолжал спрашивать Джарид, балансируя на грани между нетерпением и растущим беспокойством. – Скажи мне, что происходит?..
Он замолчал и вдруг, прищурив глаза, спросил с хрипловатым придыханием:
– Ты снова боишься меня, да?
Карла улыбнулась и взяла свой стакан из его слегка ослабевшей руки.
– Нет, Джарид, я не боюсь, – сказала она, отпила вина и посмотрела ему прямо в глаза. Она успокоилась, неожиданно придя к заключению, что примет Джарида таким, каким он пожелает быть.
– Ладно. Что же тогда? – сказал он и сделал большой глоток. – Ты плохо себя чувствуешь или просто устала?
– Нет, – ответила она и спрятала за стаканов горькую улыбку. А улыбнулась она от мысли, внезапно мелькнувшей в ее голове, что едва ли сможет объяснить ему, что, напротив, чувствует невероятное возбуждение и прилив сил.
Но почему же не сможет? От следующей мысли ее улыбка стала таять. Что, кроме собственной сдержанности, могло помешать ей объяснить ему, что она сейчас чувствует?