Когда сознание очнулось ото сна, я долго не решался открыть глаза. Вариантов развития событий было всего два. Если магия короля обрушила крышу раньше, чем сработало заклинание, значит, я проснулся в Эмеррейне – божественном городе, куда попадают лишь лучшие из людей. Однако я сильно сомневался, что боги настолько слепы, чтобы удостоить меня подобной чести. Если же у Семерых все-таки имелись глаза и уши, то оставалось лишь взглянуть на календарь: на дворе должен был быть конец месяца Нетрикс, 864 год от Седьмого Вознесения, и где-то наверху Гептагон собирался для обсуждения просьбы солианского короля.
Я опустил правую ногу на пол, и воздух сотряс пронзительный звон. В голове гудело. Взгляд не прояснялся. Кажется, вчера – точнее, два года и один день назад – я снова совершил набег на ателльский погреб. Впрочем, я столько раз восполнял его запасы, что каждая бутылка в третьем поколении там давно была моей. Прелый воздух подземелья наполнился терпким ароматом пролитого напитка; я жадно вдохнул его, но тут же пожалел из-за подступившей следом тошноты. Неудивительно, что в других мирах я так ни разу и не поднялся, чтобы почтить совет своим присутствием. Избегание отражающих поверхностей не помешало почувствовать, что мое лицо куда больше походило на гнилую сливу, чем на лицо уважаемого чародея, и пах я, верно, так же.
Я медленно поднялся по лестнице, не решившись растрачивать силы на портал. Все вокруг казалось в точности таким, каким стало два года спустя. На мгновение я даже подумал, что попросту испустил дух, вернувшись к жизни после победы над королем, но сомнения в успешности ритуала развеял прошедший мимо Тристрам. Отрастить пышную копну он созреет лишь через полгода.
– От тебя несет, как от заброшенного стойла с кучей дохлых лошадей, – поморщился он, не скрывая улыбки. – Но радует, что ты все же соизволил выбраться из своей норы.
– Изо всех сил борюсь с желанием залезть обратно.
Звонкий хохот и гул голосов послышались откуда-то слева, и я, чувствительный ко всем звукам громче падающих на траву лепестков, резко обернулся. Девушки в мантиях учениц выглядывали из-за угла. Тристрам многозначительно прочистил горло, и юные чародейки тут же спрятались за первой дверью, до которой сумели добраться. Я опустил взгляд. Бордовый халат развязался – если вообще прежде был завязан – и обнажил взору прохожих испещренную шрамами грудь; я без особой надежды коснулся бедра, но, к счастью, наткнулся на бархатистую поверхность замшевых брюк.
– Повезло, что прошлой ночью у тебя не хватило сил раздеться полностью, – беззлобно заметил Верховный. К моим выходкам он относился благосклоннее прочих. – Пойдем, нас ждут наверху.
Я, словно провинившийся ученик, последовал за преподавателем. Его широкий шаг гулко отбивал ритм, разносящийся по пустым коридорам, и заставлял меня бороться с новыми приступами тошноты. Взглянув на многочисленные ступени – препятствия на пути к вершине башни, – я тяжело вздохнул. Тристрам рассмеялся, скрестив руки на груди. Под его тяжелым праведным взглядом я смирился с уготованной участью и повернулся, чтобы вступить в борьбу с первой ступенью, но вместо этого покачнулся, и мой нос едва не встретился с каменным полом. Ровным. Без ступеней.
Чародей продолжал смеяться, переступая через меня и следуя к своему месту. По лицу директора Ателлы было очевидно, что трюк Тристрама с порталом не пришелся ей по душе, но все же чуть меньше, чем вид, в котором я явился на собрание. Поднявшись, я криво улыбнулся и занял свободное кресло, нарочно оставив халат распахнутым.
– Прошло уже сколько, десять лет? Двадцать? – поинтересовалась Кьяра холодно. – А я все никак не могу привыкнуть, что за личиной сладкоголосого юнца скрываешься именно ты, Эгельдор. Если продолжишь ставить на себе эксперименты, то однажды очнешься младенцем, запутавшимся в мантии.
– Если пожелаете, могу ставить их на вас, – склонил голову я.
В ответ она лишь фыркнула, и я остался доволен этой реакцией. Бо`льшую часть времени открыто мы не враждовали – это было бы глупо, учитывая созависимое положение, – но и не испытывали друг к другу теплых чувств. Я не упускал возможности указать Кьяре на то, какой дряхлой ханжой она была, а она без устали напоминала, что контракты, заключаемые мной с богатой знатью ради подработки, омрачали безупречный облик Верховного. Как бы госпожа директор ни была мной недовольна, ей не под силу выгнать меня из Гептагона – вступление в него было священным ритуалом, и отречься от его безусловной правоты она бы не посмела. Потому-то я преспокойно прятался в подвале, пока какой-нибудь лорд не захочет лишить надоевшую жену разума или верхушке чародейского общества не понадобится мой голос для решения какой-либо проблемы.
Еще несколько минут Верховные не спеша собирались, занимая места за семиугольным столом. Зария явилась особенно угрюмой, и мне даже показалось, будто я заметил на ее смуглом лице тени недавно сошедших синяков. Никто больше, кроме смутившейся до покрасневших щек и шеи Лорелеи, не обратил внимания на мой вызывающий вид.
– Буду краткой. Дел достаточно и без этого, – быстро пробормотала Кьяра, разворачивая помятый лист. – Десять дней назад король Солианских островов обратился к нам с просьбой. Вы наверняка знаете, что с недавних пор у него есть виверна.
– И даже слышал, что она оказалась беременной, – прогремел голос Холдена. – Вот ведь удача!
Усилия, которые я прилагал, стараясь не смотреть на него, пошли прахом, как только его скрипучий голос заполнил комнату. Холден сидел, вальяжно откинувшись на спинку кресла и широко расставив ноги. В памяти на мгновение мелькнули письмена на его руке, сквозящее во взгляде отчаяние, слова о безнадежности затеи… Я зажмурился, отгоняя навязчивые воспоминания. В этой жизни он не знает, что позволил миру сгинуть в огне. Как и то, что навстречу той же ошибке собираюсь двинуться и я.
– Ее детеныши выросли, пришло время отделить их от матери, – продолжила Кьяра, кивнув на замечание Холдена. – Однако она восприняла это крайне болезненно и больше не подчиняется наездникам. Никто из местных не справился с усмирением крутого нрава. Король просит у нас помощи. Снова.
– Но ведь в прошлый раз он сам прогнал одного из наших, – задумчиво протянул Тристрам. – Почему передумал?
Кьяра поджала губы и не стала отвечать. Тристрам, чуть поерзав на стуле, сделал вид, что никакого вопроса не задавал.
Я оглядел членов Гептагона; не знал, стоит ли вступать в борьбу за место сразу, чтобы наверняка его заполучить, или подождать, пока его не решат отдать менее умелым чародеям. Никто из Верховных не проявлял особенного интереса.
– Что он обещает взамен?
Зария хмыкнула, как будто ожидала услышать этот вопрос именно от меня.
– Финансовую поддержку Ателлы. Вклад в ее развитие. «Новый корпус или редкие ингредиенты, если мне удастся их найти», – зачитала Кьяра скучающе. Казалось, пусть она и собрала всех для обсуждения просьбы короля, та не казалась ей хоть сколько-то важной. – Ни монеты в твой личный карман, Эгельдор.
Я пожал плечами, словно это потушило во мне всякий интерес. Еще какое-то время мы просидели, лениво обсуждая, какие ученики могли бы подойти на подобную должность – это стало бы колоссальным вкладом в развитие их способностей, хотя и представляло большую опасность для их жизней, – но так и не пришли к общему мнению. Я несколько раз сделал вид, что собираюсь уйти, но Тристрам одним движением глаз заставлял меня вновь опуститься в кресло. Скучающий лик изображать было сложнее всего. Я не мог не думать о том, каким был зал Гептагона всего час назад – именно столько времени прошло, по моим ощущениям, – и каким бессилием были пропитаны последние слова соратников, навсегда прощавшихся с жизнью.
– Я поеду, – произнес я, когда чародеи озадаченно затихли. – Все равно собирался сменить обстановку. Запасы зелий полны, и я не понадоблюсь вам как минимум до осени. К тому же с простейшими снадобьями вы справитесь и без меня.
Никто в ответ не обмолвился и словом. Ощущавшееся в воздухе напряжение будто забралось в легкие, придавив к креслу. Я ожидал увидеть недоверие в их взглядах, но и не представлял, каким бескомпромиссным оно будет. Казалось, они готовы приковать меня, лишь бы не допустить встречи с островным королем. В их воображении наверняка проскользнула мысль, что я задумал настроить виверну против хозяина, свергнуть его и захватить замок, навсегда лишив Гептагон возможности очистить репутацию от шлейфа моего имени, но правда в том, что у меня не было плана. Никакого. Наверное, впервые в жизни.
– Когда нужно прибыть?
Кьяра прокашлялась, пытаясь скрыть замешательство.
– Как можно скорее.
– Тогда отправлюсь сегодня же, – кивнул я, вставая с места.
Никто не дернулся, чтобы меня остановить, и я поспешил к ступеням, не вынося груза их сомнений. Занять это место никто не торопился, но, разумеется, на их языках уже зрели наставления о порядочном поведении при дворе.
Спустившись в лабораторию, я отыскал нетерпеливо сброшенную прошлым вечером одежду и снял с вешалки пояс с ножнами и креплениями для снадобий. Я редко носил что-то с собой, тем более оружие – зачем оно чародею? – но отчего-то с ними было спокойнее. Быстрым взглядом окинув помещение, ощутил жуткое неудобство от устроенного мною же бардака. Я искренне не помнил, что из случившегося два года назад могло расстроить меня настолько, что я подобным образом поступил с глубоко любимым мною местом. Проиграв бой пониманию, что покинуть Ателлу необходимо, пока меня никто не нагнал, я уделил несколько минут уборке и не успокоился, пока вид лаборатории не стал радовать заледеневшее сердце.
Послышалось знакомое стрекотание искр, и меня обдало легким цветочным ароматом. Лорелея возникла за спиной как раз в тот момент, когда я вспоминал, как выглядит порт Лодингена. Для наилучшего результата порталы стоит открывать лишь в те места, что тебе хорошо знакомы, а на Солианских островах мне прежде доводилось бывать лишь однажды, да и то множество лет назад.