– Восемь звезд… – вслух протянул я. – Не могу сказать, что вижу впервые. Но и вспомнить, где встречал, тоже не выходит.
Фабиан разочарованно поджал губы и отвернулся, чтобы вновь обратиться к страже, не только пропустившей проникновение чужака в замок, но и позволившей ему дойти до покоев Иветт – а затем, вероятно, и до покоев короля, если бы его Тень среагировала хоть на миг позже. Отчитывая их, он припомнил длинный список прошлых неудач и ушел разъяренным, по пути схватив Вив за запястье. Наемница летела следом, словно ей совсем не нужно было касаться земли.
Я присел, чтобы рассмотреть оружие поближе. Чужак держал его крепко, и даже после смерти не отпустил, пусть и пришлось схватиться за лезвие. Крови на его кончике, однако, не было; чем-то иным он вершил судьбы стражи. Дорогая игрушка предназначалась лишь для цели – убийство должно было стать ритуалом, показательной демонстрацией силы. Кто-то хотел напомнить королю о том, что среди его подданных все еще полно недовольных?
Где-то в глубине души я надеялся почувствовать присутствие старого друга. Увидеть кобру на кинжале, обнаружить спрятанную, видную лишь моему умелому взору записку, которую вновь не прочту. Ощутить покалывание на кончиках пальцев и горечь яда на языке.
Защищаться в разы проще, когда знаешь, от кого.
Как выяснилось на срочном совете, имевшем место спустя несколько часов, об изображении восьми звезд не слышали даже торговцы, а уж они-то заучивали фамильные книги, чтобы в нужный момент впечатлить собеседника и наладить столь необходимые связи.
– Наверняка украл, – махнув рукой, предположил герцог. – Обычное дело.
– Не согласен, – возразил король. – Он берег его. И едва ли мысль о покушении пришла в его светлую голову сама собой.
Все присутствующие расхохотались, и Фабиан внимательным, тяжелым взглядом прошелся по их лицам. Их реакция будто показала ему, что они не относятся к делу серьезно. Вполне вероятно, заказчиком был один из них – чтобы спрятаться за всеобщим безразличием, не нужны особые навыки. К тому же им отлично известно расположение комнат.
Я решил еще раз разыграть его карту.
– Ваше величество, – громко произнес я, тем самым приравнивая себя к прочим советникам. – Позвольте высказаться?
Фабиан сдвинул брови; этот ход ему не понравился.
– Вперед.
– Всем известно, что вскоре госпожа Дюваль станет королевой Солианских островов, и это, несомненно, повод для самого страшного чувства – зависти. Скольких дочерей, сестер и молодых вдов вы оскорбили, не сделав выбор в их пользу?
– О-о-о, полагаю, многих!
Мужчина с лицом настолько невзрачным, что я каждый раз будто встречал его впервые, протянул это, обращаясь к соседу. До слуха короля замечание если и долетело, то лишь набором звуков и интонаций.
– Стоило ожидать, что это подвергнет ее жизнь опасности, – продолжил я. Фабиан смотрел на меня неотрывно, сжав челюсти так крепко, что я видел мышцы, танцующие под его кожей. – И теперь, по моему скромному мнению, у вас есть всего три варианта. Первый: вы женитесь как можно скорее, и тогда связывающие вас узы позволят развязать войну даже из-за мысли о покушении на королеву – это отпугнет потенциальных заговорщиков. Сейчас же леди Иветт никем вам не приходится, и подобные действия выставят вас обоих не в лучшем свете. Второй: вы разрываете помолвку, и госпожа Дюваль отправляется домой, где отогревается под родительским крылом и забывает о вас и о покушении.
Фабиан чуть прищурился, его губы искривились в хитрой ухмылке, крайне редко посещавшей зал переговоров. Об этих опциях он и сам был прекрасно осведомлен.
– А третий?
– Отдайте госпожу Дюваль за того, за кем никто не охотится и ради чьего унижения ее незачем убивать.
Увешанный золотом герцог прыснул от смеха, и остальные, некоторое время непонимающе переглядывавшиеся, последовали его примеру. Комната наполнилась шумом голосов, и, судя по репликам, все сочли второй и третий варианты нереальными: слишком долго шли переговоры о браке, слишком многое было вложено, слишком прекрасна была Иветт. Так или иначе, я полагал, что причина была в ином: никому не хотелось быть выбранным, ведь дочь богатейшего человека на Ноксианских островах обеспечить непросто, и еще сложнее понравиться ее отцу.
Фабиан встал, положил ладони на стол и наклонился вперед. Присутствующие замерли, и легкий летний ветер, влетевший через приоткрытые окна, обернулся леденящим душу вихрем. Король часто отчитывал подданных, и к его приказному тону они привыкли, пусть и не переставали дрожать в предвкушении невесомых оплеух. Именно потому тихий, будто обращенный к самому себе вздох прозвучал как удар колокола – так же неожиданно и обескураживающе.
– Разве могу я довериться кому-то из вас?
Вмиг лица советников окрасились всевозможными эмоциями, от страха до возмущения, и после мгновения молчания они принялись наперебой перечислять свои заслуги перед островами и предками Фабиана, когда-то восседавшими на местном троне. Этого он, казалось, и ждал – ни дрогнул, ни вспыхнул, ни поднял глаз. Молча выслушал, пока вельможи не поняли, что начали меряться заслугами друг с другом. И никто и слова не сказал о госпоже Дюваль.
Фабиан глубоко вдохнул, сжал пальцы в кулак и замахнулся, но вместо того чтобы сотрясти воздух уничижительной речью, упал в объятия кресла.
– Ненавижу шум.
Он коснулся виска и потер его, будто отгоняя боль. Я попытался прикинуть, не кончились ли у него запасы зелья, но мысли тут же спугнула тонкая чернильная змейка, показавшаяся из-под рукава накинутой наспех вчерашней рубашки. Никто не смотрел на короля, переглядываясь в ожидании следующей реплики. Этим следовало воспользоваться. Нельзя, чтобы кто-то обратил внимание.
– Его величеству нужно отдохнуть, ночь выдалась неспокойная, – непривычно громко прозвучал мой голос. С тех пор как обзавелся этим телом, я едва ли слышал его таким. – Вернемся к этому вопросу позже.
Все посмотрели на короля. Тот не сменил позы и не выказал заинтересованности в происходящем, и с его безмолвного разрешения местные богачи поспешили к выходу. Покидая зал переговоров, они сбивались в группы, в которых позже – скорее всего, за пределами замка – непременно обсудят наглость, присущую молодому правителю островов, и неуважение, которое он так необдуманно демонстрирует.
Я подошел к двери последним, но не скрылся за ней. Пусть, слыша мои одинокие шаги, Фабиан и не попросил остаться, я сам этого пожелал. Хотя в моем распоряжении не было ключа, магия Верховного умела принимать любые очертания.
– Знать не любит, когда ее оскорбляют. Ей надо целовать ноги, осыпать любезными речами, обещать недостижимые блага, – перечислял я, медленно направляясь к королю. Давал ему возможность прогнать меня, оттолкнуть, показать нежелание, но он лишь поднял взгляд, словно знал, что я решу не уходить вместе со всеми. – Уверен, вам известно, что так вы можете взрастить в них обиду, и, судя по всему, преуспеваете в этом. Так зачем же?
– Их воли не хватит, чтобы…
– Найдется кто-нибудь другой, кто-то вроде меня, чью волю легко подпитать имеющимися у них средствами. И тогда они отыщут способ свергнуть вас.
– Эгельдор… – Мое имя перекатывалось по устам короля, играя нотами, которыми прежде его никто не наделял. Впрочем, помимо других Верховных, его мало кто смел произносить. – Я лебезил перед ними в детстве, когда так велел отец. В отрочестве, когда привык и не знал иного. Во времена войны, когда нуждался в их поддержке. А потом… устал. Все они слишком слабохарактерны, лишь тени величия их семей или прошлых заслуг. Я годами испытываю их, буквально упрашивая встать на моем пути, но никто так и не поднял задницы со стула, лишь дергаются да кудахчут.
Я отодвинул стул, что стоял к королю ближе прочих, и уселся на стол. Фабиана это ничуть не смутило. Казалось, разность в положениях, что он испытывал и требовал соблюдать с высокопоставленными подданными, с самого начала на меня не распространялась. Пусть он платил мне суммы, которые местным богачам и не снились, но позволял мне вести себя как вздумается. И этим подкупал, теша мое самолюбие.
– Ты сделаешь это для меня?
– Что?
Я едва ли услышал вопрос. Лишь успел задуматься, впервые ли король обращается ко мне так, будто мы близки.
– Снимешь эту ношу с моих плеч? – Голос Фабиана стал тихим, а взгляд блуждал от лица к рукам, столу и полу под ним. Казалось, я еще не видел его настолько растерянным. – Я обещал ее отцу выгодную партию. И не представляю более впечатляющего варианта, чем Верховный.
Ответ не торопился слетать с моих губ, и король спрятал лицо в ладонях.
– Ты единственный, кто действительно способен меня уничтожить. Любой из них, имея такую возможность, непременно бы ею воспользовался, и никакие богатства бы их не остановили. Но ты… – Фабиан поднял взгляд, однако вместо ожидаемо усталых и посеревших черт я увидел полное решимости лицо. Уверенный в своем выборе, он собирался настаивать, пока я не паду под тяжестью уговоров или монет. – Ты все еще этого не сделал.
Пара из нас с Иветт, разумеется, получалась нелепая – пожалуй, даже Тристрам и Зария лучше смотрелись вместе, – но перспективы этого брака впечатляли. Как правило, чародеи предпочитали не связывать себя подобными узами: обычные люди жили слишком мало, прочие чародеи – столько, что успевали до смерти надоесть. Но запрет в Гримуаре прописан не был.
– Что насчет разницы положений? – наконец произнес я. – Пусть ко мне и обращаются «ваше сиятельство», официального статуса у меня нет.
– Вы правда считаете, что кто-то откажет Верховному, потому что века назад он родился не в той семье?
Так же мгновенно, как и вернулся к более вежливой форме обращения, король изменился в лице – с него пропали мольба и бессилие. Он манипулировал мной и ликовал, что справлялся с этим, пусть и не знал, что его действия играют мне на руку. Пытался продумать ходы, построить стратегию и выжать из моего присутствия при дворе все, что только мог, но я всегда опережал его, хотя бы на один крошечный шаг.