работу, за первый же промах любого своего сотрудника Роксалана отрубит голову, не спросив мнения профсоюза и не предоставив выходного пособия. Причем в самом прямом, а не переносном смысле.
— Опять тебе не дали «Вискаса», мой за-айчик? — нежно проворковала Роксалана.
Поскольку ремонтники инжекторов кошачий корм наверняка не потребляли, Олег сделал вывод, что в далеком будущем по его спутнице скучали не только родители. Это открытие немного заглушило внутренний голос ведуна и взбодрило совесть. Взбодрило настолько, что Середин поднялся, натянул штаны, опоясался и прошел мимо очага к пологу, мимоходом кивнув упавшим ниц молчаливым близняшкам.
Полог легко сдвинулся в сторону, по глазам с ослепительно-яркого неба ударило солнце. Ведун невольно зажмурился — а со всех сторон тут же приветственно взревели мужские голоса:
— Приносящий добычу! Сын ворона! Посланник! Посланник!
Олег заторопился, опасаясь, что к нему опять кинутся с просьбами, подарками и пожеланиями. Уже не раз с утра пораньше, вместо того чтобы спокойно сделать все то, что нормальные люди делают на рассвете — умыться, одеться, размять кости, — ему приходилось то разрешать споры, то вести утомительные долгие разговоры. Пару раз он даже попадал на пышные и ужасающе бесконечные пиры.
В это утро повезло: он спокойно спустился к ручью, ополоснул голову, растерся возле густых зарослей бузины чистым пушистым снегом, пригладил ладонями давно не мытые волосы — и только на обратном пути его перехватил смутно знакомый мальчишка с огромными, как у лягушонка, глазами, упал на колени, сдернув шапку и низко опустив голову:
— Здоровья твоим стадам, Приносящий добычу, — торопливо выпалил он. — Дозволь старейшинам нашим подношение тебе доставить.
— Каким старейшинам? — не понял ведун.
— Нашим, Приносящий добычу, рода куницы, — втянув голову в плечи, сообщил посыльный.
— Пусть приносят, — с легкостью согласился Середин. — Только не на рассвете. Где-нибудь пополудни.
И он пошел дальше, не придав никакого значения этой обыденной просьбе. Дары из разных родов ему приносили чуть ли не каждый день. А иногда — и несколько раз на дню. Все они заканчивались одинаково: просьбой принять десяток-два, а то и полусотню воинов в свою свиту. Как деликатно выражались кочевники — «дозволить проводить сына ворона домой».
Откуда брались добровольцы — Олег понимал отлично. Нескончаемый обоз с добычей, медленно ползущий от долины к долине, действовал на юных воинов, как веточка валерианы на бездомного кота. Для молодых кочевников толика подобного богатства обещала славу и почет, долгую безбедную жизнь, красивых жен и уважение соплеменников. Вот и тянулись они, словно околдованные дудочкой крысолова, вслед за разношерстным войском, надеясь на новые битвы в неведомых землях, на новые победы, а главное — на новую добычу. Середин устал убеждать их, что сражений и грабежей больше не будет — нукеры согласно кивали Приносящему добычу и все равно просились в свиту. Ведун напрасно напоминал им, что из первых сотен из Булгара вернулась всего половина — храбрецы отчего-то всегда пребывали в уверенности, что погибнет кто-то другой, а уж они непременно вернутся со славой и успехом.
В конце концов Олег устал спорить и, махнув рукой, стал сразу разрешать присоединиться к обозу всем желающим. Так по десятку-другому, по два-три нукера, тихо и незаметно первоначальные его полторы сотни за зиму разрослись почти до трех тысяч отборных бойцов — пусть неопытных и плохо вооруженных, но зато молодых, здоровых и горячо рвущихся в сечу.
— Иногда так хочется устроить небольшую войну, — тихо признался сам себе ведун.
Хотя, конечно же, это было сильным преувеличением. Олег не любил крови и насилия. Старый чародей учил его сражаться не с людьми, а с нежитью, с тварями магическими и бессмертными, злобными и ненасытными. Людей же Ворон учил исцелять, заговаривать и оберегать. Вот только известный шутник малыш Коло[1] раз за разом устраивал ведуну подвохи, вынуждая забывать про истинное предназначение и ввязываться в людские споры. И сражаться со смертными Середину последнее время приходилось куда чаще, чем с баюнами, рохлями или упырями.
— Здоровья посланнику! Богатства Приносящему добычу! — встрепенулись несколько нукеров, что правили возле холодного кострища истертые тяжелые мечи. — Да пребудет с тобой удача!
Они пожирали глазами предводителя самостийной армии, надеясь услышать в ответ что-нибудь обнадеживающее, но Олег только кивнул:
— Вам тоже удачи, — и, пройдя мимо, нырнул под полог своей юрты.
— Господин желает откушать? — тут же спросили невольницы, успевшие расстелить у северной стены белый полотняный прямоугольник.
— Не соглашайся, — зевнула под овчиной Роксалана. — У них опять только сметана с брынзой на первое и кумыс на второе. И сыр в качестве дополнения. Еще неделя такой жизни, и я начну мычать и жевать сено!
— Прости, госпожа. — Девочки, влажно поблескивая глазами, быстро-быстро сместились к выходу. — Но вчера вы были на пиру. И два дня тому тоже. Посему мяса никто не резал. А солонину еще до того успели…
— Кто успел? — подняла голову воительница. — Почему не знаю?!
— Это господин! — хором вскрикнули испуганные служанки, прижимаясь спиной к самому пологу. — Мы не трогали твоей снеди, госпожа!
— Хватит рычать, красотка. — Середин подошел к постели, скинул ремень с оружием, набросил поверх рубахи войлочный поддоспешник с вышивкой в виде волка на груди, снова опоясался. — Будто не знаешь, что в кочевьях только молоко всегда в избытке. Они же в этом не виноваты!
— Ага, вот ты как запел… Небось втроем солонину тишком жрали, пока я задремала, а мне теперь только опивки коровьи остались… — Девушка сладко потянулась и рывком села: — Чего это ты с малышками заигрывать начал? На маленьких потянуло?
— Иди ты… — лаконично отмахнулся Олег, давно привыкший не обращать внимания на заскоки избалованной спутницы. — Хочешь разнообразия — сходи рыбу полови. Кто мне хвастал, как возле Филиппин тайменя на двести кило вытащил?
— Ну ты сравнил! — аж задохнулась от возмущения Роксалана. — Там же океан, бестолочь! Океан! А здесь лужа лягушке по колено! Тут не то что тайменя, головастика не найдешь! И не тайменя, врун, а тунца!
— Тунец? В горной речке? — вскинул брови ведун. — У тебя по биологии в школе какая отметка была?
— Ах ты… — Девушка схватила подушку и ловко метнула ему в голову.
Олег поймал, невозмутимо отряхнул и протянул ближней служанке:
— Можно убирать.
— У нас же в синем сундуке крынка с медом есть! — вдруг вспомнила вторая невольница. — И урюк.
— Сама ты урюк! — потянулась за второй подушкой воительница. — Я что, больная, молоко с медом жрать?
— А если профилактически? — предложил Середин и поймал подушку. — Ладно, не голоси. Сейчас пойду, бяшу какую-нибудь зарежу. Вечером под казаном закоптим, если никто не помешает…
— Помешают, — наконец соизволила подняться в рост его спутница. — Всегда мешают… Скажи, а почему они шашлыков не едят? Только вареное мясо? Давай шашлычка забацаем?
— Может, и едят, — пожал плечами ведун. — Только не на пирах. В гостях, сама знаешь, каждому своя мясная часть полагается. Не могут же они и сыну старейшины, и простому воину одинаковые куски из одной шеи положить?
— Почему, Олежка? — хмыкнула Роксалана. — Мне уже обрыдло вместе с тобой бараньи головы облизывать! Я хочу окорок! Запеченный на вертеле! С перцем и кетчупом!
— Будешь много спорить, сердце и печенку в следующий раз получишь…
— Что-о?! — В этот раз она метнула не что-то постельное, а длинный тяжелый косарь. Нож просвистел в полушаге от Середина, с сухим стуком глубоко вошел в поперечную рейку юрты и мелко задрожал. Несмотря на демонстративное непонимание здешних обычаев, девушка отлично усвоила, что все потроха — это женская часть от разделанной туши. И на подобное унижение соглашаться не собиралась. — Гендерный шовинист!
— От феминистки слышу, — невозмутимо парировал ведун. — Ладно, прихорашивайся, завтракай, а я пойду, Чабыка встряхну. Не будет здесь уже никакой торговли. Снимать нужно лагерь да дальше двигаться. Хорошо бы завтра, на рассвете. А то с каждым переходом дорога все хуже.
— Топай-топай, — махнула рукой Роксалана. — Опять полдня о копытах и железе талдычить будете, как старые бабы на завалинке. Чего застыли, малышки? Забыли, чего делать положено? Ну-ка, гребешки взяли — и ко мне!
Причесываться самостоятельно спутница «сына ворона» ленилась уже второй месяц — как раз с того дня, как получила живой подарок.
Обширный лагерь встретил ведуна сотнями заискивающих взглядов. Все уже были оповещены, что Приносящий добычу пробудился, и теперь от души желали ему удачи, надеясь услышать в ответ известие о том, что они идут наконец-то в набег на чужие земли. Они, конечно, знали, что обоз застрял в самом центре родных земель, — но способности Олега найти и одолеть врага уже успели обрасти самыми невероятными легендами. Середин понимал: эти кочевники верили, что обнаружить и захватить богатый город сын ворона мог даже в диких горах. А потому нукеры искренне надеялись и ждали…
Пряча глаза, ведун быстро пересек раскинувшийся вокруг его юрты лагерь и остановился перед жилищем преданного Чабыка — воина пожилого и немало побитого жизнью, но крепкого, как дубовая свая: невысокого, плечистого, с серым обветренным лицом без признаков растительности. Одетый в шаровары и засаленный поддоспешник, он играл в баранью кость с закутанными в парчовые халаты старейшиной Бий-Султуном и его братом Фтахраном. Действо было незамысловатым: каждый из игроков «управлял» бараньим позвонком, который ударом камушка по краю следовало пробросить через ворота, образованные костяшками двух противников. Кто этого сделать не смог — тот и проиграл. Азартной сию немудреную игру делало единственное обязательное условие: игра шла на барана. Одного — не больше, но и не меньше.