Разруха
Октябрь 1920 г. Последние дни войны с Польшей. Через месяц красными будет занят Крым. Еще царствует военный коммунизм, торговля запрещена, продразверстка, карточки. Одна из поворотных точек (скоро нэп).
Промышленность – всего лишь 17 % от уровня 1913 г.[44]. Производство чугуна в 1920 г. в 30 с лишним раз ниже, чем в 1912 г. «Пахотных орудий» меньше в 24 раза. Муки – почти в 3 раза. Тканей – в 15 раз. Число предприятий и рабочих сократилось в 3–5 раз[45].
А вот свидетельство Герберта Уэллса, приехавшего в это время в Россию:
«Впечатление величайшего и непоправимого краха… Нигде в России этот крах не предстает с такой неумолимой очевидностью, как в Петрограде… Улицы в ужасающем состоянии. Вот уже три или четыре года их не ремонтируют; это сплошные ухабы, похожие на воронки от снарядов… Морозы изгрызли мостовые, водостоки обрушились, деревянные тротуары взломаны, их растащили на дрова…
Зритель. 1905. № 1. С. 11.
Все деревянные дома минувшей зимой были разобраны на дрова, и в провалах, зияющих меж каменных зданий, видны лишь развороченные кирпичные печи и фундаменты.
Все ходят в обносках; и в Петрограде, и в Москве все тащат на себе мешки…
Недоедание, полнейший упадок жизненных сил… За исключением крестьян, все классы общества – в том числе и руководящие круги – испытывают… крайние лишения… Новых товаров нет нигде… Медикаменты… невозможно достать… Полураздетые жители этого разоренного и разрушенного города, несмотря на тайную торговлю, живут впроголодь»[46].
Убыль людей
Во время великих потрясений земля пустеет.
«По переписи 20 августа 1920 г. в Петрограде оказалось только 722 229 жителей… Со времени революции в 1917 по 1920 г. население Петрограда уменьшилось более чем в 3 раза, именно на 1700 тыс., или более чем на 70 % своей первоначальной численности…
По переписи 1920 г. (28 авг.) в Москве с пригородами оказалось 1028 тыс. жителей… По сравнению… с дореволюционной цифрой населения, т. е. с февралем 1917 г., население Москвы уменьшилось почти вдвое (на 1015 тыс. жителей)»[47].
Френкель это назвал «катастрофическое обезлюдение». Возникла и резко (десятикратно) выросла естественная убыль населения[48].
Короче говоря, на улицах пустота.
Лариса Рейснер, дева революции, очерк «Петербург», 1919 г.
«Отдыхают камни мостовой, опушенные робкою зеленью, освобожденные от гнета снующих толп, отдыхают когда-то смрадные кварталы, забывшие теперь о копоти и чаде, о гнусном запахе прелых торцов и облаках душной автомобильной гари.
Сады, не стесненные людьми, безумно и счастливо зарастают, глохнут, роскошно и праздно наверстывая свои былые искалеченные весны. Синее Нева. Острова превратились в зеленый рай…
Что же это, в самом деле? Запустение, смерть? Эта молодая свежесть северного лета среди домов, сломанных на топливо? Эти развалины на людных когда-то улицах, два-три случайных пешехода на пустынных площадях и каналы, затянутые плесенью и ленью, и осевшие на илистое дно баржи? …Неужели смерть? Нет»[49].
Да. Это человеческое опустынивание.
Так бывает в потрясенные времена.
Сколько людей мы потеряли
В России «всего с осени 1917 г. население сократилось к 1920 г. на 7083,3 тыс. чел., к 1921 г. – на 10 887 тыс., к 1922 г. – на 12 741,3 тыс. чел.»[50] (в границах 1926 г.). Оценки других исследователей: 10–12 млн чел., с учетом несостоявшихся рождений – свыше 21 млн[51].
В итоге за время Гражданской войны «показатели уменьшения населения России (в границах 1926 г., включая эмиграцию), определяемые в 11–15 млн чел., и показатели общих демографических потерь в амплитуде 20–25 млн»[52].
От этого можно сойти с ума.
Человеческая цена потрясенного общества невероятно высока.
Каждая человеческая жизнь – драгоценна.
Что еще почитать
Миркин Я. Краткая история российских стрессов. М.: АСТ, 2023.
Население России в XX веке. Исторические очерки. Том 1. 1900–1939. М.: РОССПЭН, 2000.
Смирнов С. Динамика промышленного производства и экономический цикл в СССР и России, 1861–2012. М.: ВШЭ, 2012.
Уэллс Г. Россия во мгле. М.: Прогресс, 1976.
Френкель З. Петроград периода войны и революции. Петроград: Издание ПЕТРОГУБОТКОМХОЗА, 1923.
4. Финансовые и имущественные катастрофы. Как без них?
Список наших катастроф
Бегемот. 1928. № 17. С. 5.
Мы живем в зоне финансовых и имущественных катастроф. Жизнь скорее отнимает, чем дает.
Мы должны уметь им противостоять.
Вот список.
1) Отъем имущества зажиточных семей (бизнес, дома, квартиры, земля, деньги, ценные бумаги и т. п.) в городах – 1917–1918. «Черный передел» (поместья, земля, леса, личное имущество) – 1917–1919. Отъем остатков (золото, валюта, бизнес в период нэпа – в городе, земля, имущество – на селе, раскулачивание, коллективизация) – 1928–1935.
2) Войны, революции, разорения (1812, 1914–1918, 1917–1920, 1939–1945, 1994–1996).
3) Голод (в рукотворной части – коллективизация, экспорт зерна) – 1932–1933.
4) Лишение гнезд («уплотнения» квартир – 1917–1918, выселения, высылки, чистки, депортации – середина 1930-х – конец 1940-х, вынужденные переселения, эмиграция с брошенным или проданным за бесценок имуществом – 1917–1920, Гражданская война, бегство из России 2–3 млн чел., 1990-е, распад СССР, этнические конфликты, 2020-е).
5) Утрата, конфискация имущества – кампании террора и репрессий (1918 – начало 1950-х).
6) Отсечение масс от собственности в производстве, реформы, ведущие к ее сверхконцентрации, – 1990-е (приватизация).
7) Три конфискационные денежные реформы – 1947, 1991, 1993.
8) Две гиперинфляции – 1917–1922, 1990-е.
9) Финансовые кризисы – 1859, 1869, 1899–1908, 1917–1921, 1990–1994, 1997–1998, 2008–2009, 2014, 2020. Падение акций в 2022.
10) Семь взрывных девальваций рубля – 1994, 1998, 2007–2008, 2014, 2020, 2022.
11) Массовые банкротства финансовых институтов: 1870-е – 1880-е, 1990-е – 2010-е.
12) Потери имущества (прямые или косвенные), рост издержек в результате санкций – с 2014.
А теперь расскажем, как это бывает, – в подробностях.
Лишение имущества. 1917–1918
Вы – семья среднего класса в 1917 г. Ваш кусок земли конфискуется безвозмездно. Частная собственность на землю отменяется (Декрет Всероссийского съезда Советов от 26 октября 1917). Ваш дом в городе – его больше нет. Отменяется право собственности на земельные участки и строения в пределах городов (в рамках лимитов) (Декрет СНК от 23 ноября 1917).
Вскрывают ваши депозитные ячейки в банках и конфискуют все золото (монеты и слитки), которые там есть (Декрет ЦИК от 14 декабря 1917). Если вы не явитесь сами с ключами, все, что внутри, подлежит конфискации.
Сделки с недвижимостью запрещаются. Ваша квартира, ваш кусок земли, ваша дача становятся непродажными, нулем (Декрет СНК от 14 декабря 1917). Вы не можете продать деревенский дом (постановление Народного комиссариата юстиции от 6 сентября 1918). Все платежи по ценным бумагам прекращаются. Сделки с ценными бумагами запрещаются. Все ваши сбережения в ценных бумагах становятся нулем (Декрет СНК от 4 января 1918). Если вы писатель, ваши авторские права «переходят в собственность народа» (Декрет от 4 января 1918). Любое произведение (научное, литературное, музыкальное, художественное) может быть признано достоянием государства (Декрет СНК от 26 ноября 1918).
Аннулирование государственных облигаций, которыми вы владели (Декрет ВЦИК «Об аннулировании государственных займов» от 21 января 1918). Запрет денежных расчетов с заграницей (постановление Народного комиссариата по финансовым делам от 14 сентября 1918 г.). Запрет на сделки с иностранной валютой внутри страны. В двухнедельный срок сдать всю валюту (постановление Народного комиссариата по финансовым делам от 3 октября 1918). Вам прекращают платить пенсии выше 300 руб. ежемесячно (Декрет СНК от 11 декабря 1917).
Был кусок леса в собственности? Больше его нет (Основной закон о социализации земли, 27 января 1918). У вас окончательно отобрана квартира или дом в городе. Частная собственность на недвижимость в городах отменена (Декрет Президиума ВЦИК от 20 августа 1918). Началось уплотнение.
Вашей доли в товариществе больше нет. Один за другим идут декреты о национализации предприятий, банков, страховых организаций. Издательств, аптек, нотных магазинов. Частных коллекций (Щукин, Морозов и др.). «Конфисковать шахты, заводы, рудники, весь живой и мертвый инвентарь». Конфискации одного за другим. «За самовольное оставление занимаемой должности или саботаж виновные будут преданы революционному суду».
Вы никому ничего больше не сможете передать в наследство. Право наследования упраздняется (Декрет ЦИК от 27 апреля 1918). Вы никому ничего не можете подарить на сумму свыше 10 тыс. руб. Право такого дарения отменяется (Декрет ВЦИК и СНК от 20 мая 1918). Вам запрещается вывозить за границу «предметы искусства и старины» (Декрет СНК от 19 сентября 1918). Вы не можете больше привозить из-за границы «предметы роскоши» (постановление ВСНХ от 28 декабря 1917).
Чтобы добить ваше имущество – единовременный чрезвычайный десятимиллиардный налог с имущих лиц (Декрет ВЦИК от 2 ноября 1918). Москва – 2 млрд руб., Московская губерния – 1 млрд руб., Петроград – 1,5 млрд руб. Плюс права местных органов «устанавливать для лиц, принадлежащих к буржуазному классу, единовременные чрезвычайные революционные налоги», которые «должны взиматься преимущественно наличными» (Декрет СНК от 31 октября 1918).
Вашего имущества больше нет. Есть фотографии, серебряные ложки, иконы, письма и мешочек с кольцами и серьгами. И пара статуэток. А еще – семейные предания.
Семейные истории
«Помню рассказ бабушки о том, как мой драгоценный папа, женившись на маме и переехав к ним в дом с одной подушкой, думал, что раз они остались жить, уплотненные до полкомнаты в доме, который до революции принадлежал прадеду, значит, где-то в саду закопан клад. Бабушке было очень смешно, потому что три кольца и три брошки она снесла в войну в торгсин, чтобы прокормить двух дочек. Оставила себе одну, самую дорогую, тоненькую с одним бриллиантиком, которую ей подарили на шестнадцать лет родители» (Елена Пыльцова).
Больше 100 лет прошло, но семьи всё помнят. «Этот дом был наш». Или – «Эта земля была наша». Вот один из множества рассказов (Александра Орджоникидзе). «Мой прадед, подкидыш в Московском Воспитательном доме, работал лесным сторожем г. Брянска, имел восемь детей. Мой дед – восьмой, младший, встретил революцию студентом. Так вот – все дети лесного сторожа получили высшее образование (и две дочери тоже окончили Высшие женские курсы – акушер и учитель), далось это тяжелым ежедневным трудом. Двое старших (1873 и 1875 гг. рождения) выслужили личное дворянство, один по учительской, другой по инженерной (железнодорожной) части. Все они в 1918–1919 гг. лишились всего, что накопила семья, работая вдесятером».
«Разве был средний класс в 1917 году?» – спрашивают многие. Но вот же он – средний, из самых низов, когда семья встает на ноги и готова много и трудно работать. Слушаем продолжение: «Другой мой прадед, Филипп Кузьмич Понитков, крестьянин Орловской губернии, герой Японской войны, георгиевский кавалер, ранен. В поезде с востока в Питер у него началась гангрена, и ему ампутировали ногу. В Питере попал в госпиталь императрицы Александры Федоровны (на 25 коек), получил второй Георгиевский крест из рук царя, разрешение на обучение за счет государства двоих сыновей (один, мой дед, фельдшер, второй – священник) и… разрешение на торговлю спиртным (это было монополией государства). К 1917 г. у него было уже семь магазинов – в Туле, Орле, Брянске и др. В 1919 г. умный прадед бросил все и уехал в дальнее село никем».
Что сказать? Мы все очень разные – по доходам и имуществу. Одни семьи поднимаются, другие идут вниз, чтобы через два-три поколения снова встать на ноги. Многие и сегодня хотели бы все отнять.
Хорошо бы никогда больше.
Никогда больше отъемов, никогда – изъятий и конфискаций, никогда – слез и сломанных судеб. Отнятое не приносит счастья – это хорошо показала история России.
А что приносит? Уверенность каждой семьи в том, что она может строить свой дом, свою состоятельность поколениями, не ожидая, что ей скажут: «Отдай все».
Лишение гнезда. Чистки, выселения, высылки. 1930-е
Лучше бы им скрыться вглубь России еще в 1920-е. Бросить свои комнаты по уплотнению, уже не квартиры, в Ленинграде (уже не Петербурге) и уехать куда глаза глядят. На север, на Волгу, на Урал? Кто знает?
Шефнер, внук морских офицеров, генерал-лейтенанта (по отцу) и контр-адмирала (по матери)[53].
«В конце 1934 г., после убийства Кирова, нахлынула волна репрессий. Коснулась она и дворян; их стали высылать из Ленинграда только за то, что они бывшие дворяне… Мать, тётя Вера и дядя Костя прониклись убеждением, что нашему семейству грозит беда и что нагрянет она скоро. Стали готовить чемоданы. Тревожно, невесело стало в нашей квартире.
У меня до сих пор хранится справка, выданная мне… управдомом… В ней было сказано, что она «дана гр-ну Шефнеру В. С. в том, что он проживает в д. № 17, кв. 31 по 6-й линии В. О. Соц. положение – рабочий, в списках лишенцев не состоит». Мать утверждала, что благодаря этой справке меня никуда не вышлют, ведь я, выходит, пролетарий».
Его не выслали. А потом – Великая Отечественная, он прошел ее от начала и до конца. У других все было не так. Спецсообщение наркому внутренних дел СССР от 31 марта 1935 г. об итогах операции по выселению: «изъято бывших людей из г. Ленинграда и осуждено Особым Совещанием НКВД – 11 702 человека, их них – глав семей – 4833, членов семей – 6239 чел.», в т. ч. «бывших князей – 67 чел., бывших графов – 44, бывших баронов – 106, бывших фабрикантов – 208, бывших крупных помещиков – 370, бывших крупных торговцев – 276…»[54].
Бывшие люди, пишется без кавычек. Бывшие. Кампания по «изъятию». За что? «Террористы, шпионы, распространители контрреволюционной литературы, за связь с эмигрантами и прочими подрывными элементами». Богачи? Какие жалкие деньги у них изъяли! У 11 тыс. чел – 769 долл., 285 германских марок, 175 франков, 52 фунта стерлингов, 3841 руб. бонами торгсина.
А кто они? Служащие, пенсионеры, кустари, техники, инженеры. «Типичные фигуры бывших людей», как сказано в спецсообщении: «Гагарина Е. В. – дочь князя-камергера. До ареста – секретарь факультета 1-го Ленинградского медицинского института… Волконский В. Д. – бывший князь, сын прокурора-белоэмигранта… приемщик молококомбината… Татищева Е. В. – бывшая графиня, инструктор института наглядных пособий… Таубе В. Н. – бывший барон, счетовод ЖАКТа… Маврус д’Эске – бывший граф, полковник Генштаба, бухгалтер Плодоовощсбыта…».
Приемщик, секретарь, счетовод, инструктор, санитарная сестра. А дальше с ними – что? Аресты, концлагеря, ссылки.
Вот письмо «типичной фигуры бывших людей» княжны Екатерины Васильевны Гагариной (конечный адресат – Е. М. Пешкова), 29 марта 1935 г.[55]: «Мое тяжелое положение заставляет меня просить Вашей помощи. Утром 20-го марта я была арестована, и после трех дней ареста я получила предписание выехать с больной сестрой 28-го марта в Уфу. Обвинение я не получила, вина моя только в том, что я княгиня Гагарина. Мне 71 год, сестре 69 лет, она в течение 25 лет находится на моем иждивении, страдает склерозом мозговых сосудов и сердцем, большею частью лежит и не была арестована только из-за невозможности сойти самой с лестницы.
Мой служебный стаж 41 год, их них 10 лет в Центральном статистическом комитете и 31 год в I Ленинградском медицинском институте в должности технического секретаря…
Не имея ни сил, ни средств для выезда с такой тяжелой больной, умоляю Вас обратить внимание на мое положение и служебный стаж, который говорит, что жизнь моя была трудовая.
Надеюсь на Ваше ходатайство об оставлении меня в Ленинграде».
В возвращении в Ленинград сестрам было отказано.
А в чем мораль? Неизвестно. Все, что видим, – отнятые жизни, честные попытки сжиться с новыми временами, не бежать, не скитаться, а просто жить. И все равно неудача. Быть с парализованной сестрой на руках, не бросать ее, быть по-человечески – и все равно пропасть.
Конфискационные денежные реформы. 1947, 1991, 1993
В XX веке в России были три конфискационные денежные реформы. Объявили – обменяли – отняли.
Сатирикон. 1908. № 36. С. 6.
Не копите бумажные деньги. Не считайте их истинной ценностью. Есть масса примеров, когда они вдруг, в один час становятся просто резаной бумагой, хорошего качества, с прекрасными иллюстрациями и защитными знаками, но все-таки – бумагой. Вкладывайте прежде всего в себя, в свою силу, в свое здоровье, в свои умения, в возможности генерировать доходы даже в самых старших возрастах. В свою семью, которая всегда поднимет и прокормит. В дома, в землю, в имущество, не теряющее в одночасье свою ценность. В то, что можно передавать из поколения в поколение, а не обклеивать им стены.
Будущее? Свободное от конфискационных денежных реформ?
Никто ничего не гарантирует.
Денежная реформа декабря 1947 г.[56]. Цель – отнять большую часть наличности, экспроприировать ее, резко сократить платежеспособный спрос тех, кто смог что-то накопить правдами и неправдами. Менять наличность как 10 «старых» рублей на один рубль новый, вклады в сберкассах до 3 тыс. руб. (более 80 % вкладчиков) – как один к одному, суммы от 3 до 10 тыс. руб. – «за три рубля старых денег – два рубля новых денег», суммы свыше 10 тыс. руб. – «за два рубля старых денег – один рубль новых денег». Наличность – вон!
Что в итоге? На начало декабря 1947 г. в обращении 59 млрд руб. наличности, к 16 декабря – 43,6 млрд руб., к концу декабря они обменены на 4 млрд руб. Вклады в сберкассах на 16 декабря 1947 г. – 18,6 млрд руб., в конце декабря – 15 млрд руб. Количество денег, выпущенных в обращение, составило к концу 1947 г. 63,3 % от уровня 1940 г.[57]. Экономический результат – экспроприация у населения более 90 % наличности (полученных ранее доходов, платежеспособного спроса) и 16 % вкладов в сберкассах.
Денежная реформа 1991 г.[58]. Объявлена «по телевизору» в 21 час 22 января. Из обращения были изъяты 50- и 100-рублевые купюры образца 1961 г. Точка отсчета – через три часа, с 0 часов 23 января. На обмен давались три дня, не больше 1000 руб. на человека. Все суммы свыше – только через спецкомиссии. Введен запрет на снятие наличных в Сбербанке на сумму свыше 500 руб. Снял – получи штамп в паспорте. Все это случилось после официальных заверений, что денежной реформы не будет. Через три месяца были кратно повышены государственные розничные цены, добивая сбережения.
Все в денежной реформе 1991 г. было искривлено. Самое главное – отношение к сбережениям населения как к «денежному навесу», как к фактору инфляции, к тому, что не покрыто товарами народного потребления. Избыточными считались 47 % наличных (1990, ЦБР). И значит, их нужно бить-колотить, пусть даже под лозунгами того, что спекулянтов и темные силы следует брать за горло.
Денежная реформа 1993 г.[59]. Всё началось 5 июля 1993 г. Банк России (наш главный, Центральный) телеграфировал банкам – с 6 июля денежные знаки СССР в оборот не выпускать[60]. Почему? «В целях устранения множественности модификаций денежных билетов». Привычным всем бумажным рублям, трешкам, пятеркам, десятирублевкам вынесен приговор. Они еще есть, но будущего у них уже нет.
Но это еще не денежная реформа, не смерть старым деньгам. Зампред Банка России в «Известиях» заверяет, что замена банкнот будет мягкой, постепенной. Публика пока ничего не подозревает. Следует пауза, три недели – и вот наступает день Х.
Это суббота, 24 июля 1993 г. В выходные все закрыто. Мало что можно сделать, даже если кинешься менять, рыскать с деньгами по городам и весям, пытаясь их кому-нибудь всучить, пусть за немыслимый процент, лишь бы сохранить хотя бы часть стоимости. Лето, июль, разгар отпусков, масса людей в отъезде. Президент России – в отпуске, министр финансов – в США.
Все готово для паники. В субботу, 24 июля 1993 г., банкам спускается новая телеграмма Банка России: с 0 часов 26 июля 1993 г. (т. е. с нуля часов понедельника) все бумажные деньги, выпущенные в 1961–1992 гг., «прекращают обращение на всей территории Российской Федерации»[61].
Вашим наличным конец, они больше не деньги, их можно только обменять на «банкноты нового образца». И вам разрешено – так гласит телеграмма – обменять только 35 тыс. руб. А за это вам поставят в паспорт печать, чтобы вы больше – ни-ни, нигде и никогда не могли обменять сумму больше. Все, что больше 35 тыс. руб., сдадите в Сбербанк, и эти деньги вам зачислят на депозит сроком на 6 месяцев, без права на выдачу наличных. На весь обмен (разгар отпусков, жаркое лето) даются на всю страну, на все 148 млн чел., где бы они ни были, только 10 рабочих дней, с 26 июля по 7 августа.
Реакция – ужас, чувство беспомощности. Как пробиться сквозь очереди в сберкассы? Всего 10 дней на обмен! Старые деньги уже нигде не принимают. Люди в отпусках – как им вернуться, на что? Платежные карты? Их в стране практически нет.
Это означало только одно – конфискационную денежную реформу. Ну и что, что «один к одному»? Не успеть, не обменять – потерять деньги, имущество. Процент по депозитам – гораздо ниже инфляции.
А что такое 35 тыс. руб. в 1993 г.? Это примерно 30–35 долл. США. Средняя зарплата в России в 1993 г. – 58,7 тыс. руб.[62]. То есть к обмену допускалась сумма на 40 % ниже месячной зарплаты одного человека. Цены 1993 г.: 1 кг мяса – 2,05 тыс. руб., 1 кг колбасы – 3,7 тыс. руб., 1 кг сыра – 2,5 тыс. руб., десяток яиц – 0,77 тыс. руб., 1 кг сахара – 0,7 тыс. руб., 1 кг яблок – 0,8 тыс. руб., бутылка водки – 4 тыс. руб. До зарплаты, которую выдадут «новыми деньгами», еще нужно дожить.
Вот репортажи «Российской газеты» о событиях в понедельник, 26 июля 1993 г.[63]. Пенза: длинные очереди у отделений Сбербанка, в местном Сбербанке не хватает новых денег на размен. Самара: нет разменной монеты, в магазинах сдача спичками. Петропавловск-Камчатский: очереди в отделениях Сбербанка, многие в очередях усматривают «еще одну попытку властей ограбить народ», что делать отпускникам, получившим на руки 200–300 тыс. руб.? Сочи: паника в санаториях. На какие деньги купить обратные билеты?
«Известия»[64]: сдача жетонами на метро или жевательной резинкой, прекращена продажа газет, скандалы в очередях в магазинах – нет разменной монеты. Сбербанки Смоленска, Хабаровска – нет новых денег. «С утра обстановка в очередях накалилась, звучали даже угрозы применить оружие против работников Сбербанка за отказ в обмене денег», «крайне накалена атмосфера среди отдыхающих на Черноморском побережье», появились уличные менялы со своим курсом, «большинство курортников оказались в безвыходной ситуации» (В. Коновалов). Что делать северянам, шахтерам, нефтяникам (у них высокие зарплаты), крестьянам (как добраться до отделений Сбербанка) (О. Лацис)? В валютных обменниках два курса: новые банкноты – 1150–1300 руб. за доллар, старые банкноты – до 2500 руб. за доллар. С резкими заявлениями («мы ничего не знали») выступили председатель Верховного Совета и министр финансов.
А что сказано в дневниках? Все то же. Татьяна Коробьина, 82 года, 26 июля: «Сегодня тысячи людей стоят около сбербанков, чтобы обменять деньги. А те, кто уехал куда-либо далеко в отпуск, в полной растерянности… У нас, как всегда, бестолковщина – новых денег почти нет, есть крупные купюры, а мелких нет… сдачи давать нечем». 27 июля: «Газеты… два дня никто не мог купить… Магазины наживались, так как некоторые уходили, не получив сдачи»[65].
Ответ Банка России: Россия переходит на свою валюту, на российские рубли, нужно отсечь ее бумажноденежную массу от рублей, старых банкнот, в бывших республиках Союза. Они обрушиваются на российский рынок, товары – за бумажки, растет инфляция.
Но почему такие жестокие сроки? ЦБ РФ – мы правы, старых купюр мало, всего 7–10 % в денежной массе (А. Хандруев, зампред ЦБ РФ)[66].
Со временем был дан другой ответ: ошибочка вышла. В. Геращенко (в 1993 г. председатель Банка России): «В 1961 г., когда производился обмен всех денег, было установлено, что старые и новые дензнаки будут иметь хождение три месяца. Но население тогда сдало старые деньги за три с половиной недели. Поэтому мы посчитали, что на этот раз успеем произвести обмен за две недели»[67].
В понедельник, 26 июля 1993 г., в обмен денег вмешался президент РФ[68]. Это была срочная хирургия. Лимит обмена поднят до 100 тыс. руб., срок обмена продлен на весь август, мелкие купюры в 1, 3, 5 и 10 руб. снова признаны действительными (как «разменная монета», пока ее не хватает).
И все успокоились, и жизнь снова потекла полноводной рекой.
Только вот насилие над деньгами семей – внезапно, в момент летних отпусков – забыть уже невозможно.
Кризисы, взрывы в финансах, мыльные пузыри
Финансовые потрясения? Обычное дело. Только успокоишься – и вдруг опять. Каждое поколение россиян теряло свои активы приблизительно один раз в 20–25 лет. Верно для XX в., а может быть, и для нынешнего. Кризисы, инфляции, мировые войны, политические потрясения, денежные реформы. Пока только 1–2 % активов российской семьи способны пережить три-четыре поколения.
По статистике в экономиках, подобных российской, финансовые кризисы происходят один-два раза в 10–15 лет. А наши кризисы – стародавние, им больше 160 лет. Вспомним их поименно – 1859, 1869, 1899–1908, 1917–1921, 1990–1994, 1997–1998, 2008–2009, 2014, 2020 гг. И наконец, падение акций в 2022 г.
Взрывные девальвации рубля? Только последние 30 лет – 1994, 1998, 2007–2008, 2014, 2020, 2022 гг.
Никуда не деться от этих синусоид.
Чем мы отличаемся сегодня от 1869 г.? Да ничем. Это был год спекуляции на Санкт-Петербургской бирже с акциями железных дорог, государственными выигрышными займами. Банки вовсю кредитовали покупки акций, на бирже и вне ее царила дикая спекуляция, курсы акций были задраны. «1869 г. Санкт-Петербург… может назвать годом спекулятивным. Одушевление, с которым производились обороты бумажными ценностями, охватившее все классы общества, распространялось подобно заразительной эпидемии… Тот, кто вчера ездил на извозчичьих дрожках, обитая в скромной меблированной комнатке, – отправлялся на другой день, в собственной коляске, нанимать на лето комфортабельную дачу» (Банковая энциклопедия, 1916). А потом был крах.
Что ж, и у нас в 2020–2021 гг. был бум. И у нас был рекорд – до 15 млн личных счетов на бирже для игры с ценными бумагами. А что потом? Курсы акций упали почти в 2 раза. Вы акционер? Как вы себя чувствуете? Как семья, как жена? Ничем не лучше, чем в семьях 1869 г.
Вот что пишет знаменитый Суворин, тогда репортер, о кризисе 1869 г:
«Игра доходила до своего апогея; акции вздулись до невозможности и преимущественно те из них, которые ничего не стоили, но под которые Общество взаимного кредита роздало в ссуду более 9 млн. Рекламировать новые предприятия было удобно, ибо у публики не было никакого средства проверить рекламы: предприятия еще не начинались, а на посул журавля в небе мы так падки. Мы думали, что мы процветаем и догоняем Европу, наживая так легко капиталы… Вдруг Взаимный кредит отказывает в ссудах. Что это значит? Начался переполох… Бумаги падают, публика заваливает ими банкиров…
Я недаром сравнил биржевую панику с землетрясением… Легкое падение никого не ужасает, но ужас невыразим при ударах, потрясающих само основание бумажной почвы, и жители сбывают на что ни попало свои состояния… Боже мой, сколько таких маленьких крушений, сколько горя и отчаяния, разбитых надежд, разбитого счастья!»[69]
Чем это отличается от дня сегодняшнего? От наших мыльных пузырей, от наших надежд, от неуклонного роста наших акций? Да ничем! Особенно если вдруг им – каюк.
Будьте осторожнее! Рано или поздно будут новые подъемы на рынке акций, новые радости от того, какими доходными являются облигации! И как мало денег можно вложить, чтобы получить много! Не стоит входить в раж. Финансовые кризисы были, есть и будут. Никуда не денутся, даже если вам покажется, что жизнь наладилась, что рынки теперь всегда будут расти и теперь можно делать полный вперед!
Мать-инфляция[70]
В XX веке в России случились две гиперинфляции (1917–1922 гг. и 1990-е).
Никто не обещал, что они не могут случиться снова.
В России живут 141 тыс. чел. в возрасте от 94 до 99 лет и 37 тыс. чел. от 100 лет и старше (Росстат, 2022). Всю их жизнь рубль падал, а цены росли. Они по-прежнему в гонке цен, ожидая, когда же она закончится.
Этого не случится никогда. Инфляция вечна: почти сто лет назад (1926–1928) 1 кг ржаной муки в Москве стоил 11–15 коп. (справочник 1926–1928 гг. «Москва и Московская область»). Сегодня розничная цена 1 кг ржаной муки – 70–80 руб. Падение покупательной способности рубля (по муке) за сотню лет – в 500–700 раз.
Вся жизнь – гонка за падающим рублем.
В 1708 году 1 кг ржи стоил 0,34 копейки, в 1900 г. – 3,8 коп., в 1913 г. – 6 коп., сегодня – примерно 10 руб. За три столетия цены выросли почти в 3000 раз[71].
В 1500-х корова стоила на Руси 67 коп. – 1 рубль (в «нынешних» деньгах), в начале 1700-х годов – до 3 руб., в 1890-х – 30 руб., в 1913 г. – 50 руб., сегодня – в среднем 60–70 тыс. руб. (Ключевский и др.). За 600 лет цены изменились в 90–100 тыс. раз.
А ведь были еще денежные реформы и деноминации! В 1922–1924 гг. изменения масштабов цен и номиналов купюр в 50 млрд раз, в 1947 г. – в 10 раз, в 1961 г. – в 10 раз, в 1998 г. – в 1000 раз.
То же во всех странах мира: 1 фунт стерлингов 1900 г. равен по покупательной способности 78 фунтам 2017 г. А если идти вглубь веков, эта разница вырастает до 600–700 раз (Национальные архивы Великобритании). Цена зерна у британцев с 1900 г. выросла в 16 раз. В США 1 долл. 1900 г. равен по покупательной силе 35 долл. 2022 г.
С какой стати цены всегда растут?
1) Каждый, кто продает, желает роста цен. Каждый пробует, а вдруг удастся на два рубля, на десять, на сто или на сотню тысяч рублей, но отдать по самой высокой цене.
2) Если вы монополист (даже если вы государство), цены неизбежно будут расти. Куда деться, все равно купишь, жить-то надо.
3) Процент добавляет цены всему. Если вы взяли кредит на покупку дома, то, когда будете его перепродавать, обязательно заложите в его цену те проценты, которые выплатили. И так во всем.
4) Войны, голод, катастрофы – от них никуда не деться, они часть человеческого существования. Они взвинчивают цены до небес. Перед Первой мировой в Москве цена ржи в сентябре 1913 г. – 91 коп. за пуд, в октябре 1917 г. – 475 коп., рост за четыре военных года в 5,2 раза (ЦСУ). В 1921 г. рост цен к уровню 1913 г. в 22,7 тыс. раз (Святловский).
В 1941–1947 гг. государственные цены выросли в 3 раза, коммерческие цены на говядину – в 12,5 раза, на краковскую колбасу (мы любим ее до сих пор) – в 16 раз, на сливочное масло – в 14,8 раза, на молоко – в 18 раз, на сыр – в 11,4 раза, на яйца – в 15,4 раза, на сахар – в 43,9 раза (архивные публикации Банка России).
2 января 1991 г. – день ужасающего роста цен. За один только день «освобождения цен» они выросли на мясо от 3 до 10 раз, на масло – от 2,5 до 20 раз, на молоко – до 10 раз, на яйца – в 6–8 раз, на сахар – в 3–3,5 раза (Госкомстат).
5) Цены взлетают до небес, когда государство запускает печатный станок, чтобы покрыть свои экстремальные расходы.
Первая мировая? На 16 июля 1914 г. денег в обращении – 1,75 млрд руб., на 1 января 1917 г. – 9,2 млрд руб., на 1 января 1918 г. – 27,3 млрд руб., рост в 15,6 раза (Святловский). Денежная масса в Великую Отечественную: на 1 января 1941 г. – 22,1 млрд руб., на 1 января 1942 г. – 34,7 млрд руб., на 1 янв. 1945 г. – 64,5 млрд руб., рост почти в 3 раза (архивные публикации Банка России).
6) Есть экономики неуспокоенные, в которых все нестабильно, их вечно шатает из стороны в сторону. Они «развивающиеся», в них много бедных, с номинальным ВВП на душу населения меньше 20 тыс. долл., с очень неустойчивыми финансовыми системами. У этих экономик финансовые риски зашкаливают, и, как следствие, инфляция всегда стремится к двузначной.
Больше 30 лет мы являемся такой экономикой.
Короче говоря, инфляция всегда будет терзать вашу душу.
Ценовые шоки[72]
Взрыв цен января-февраля 1992 г., шоковое, разовое освобождение цен, ранее директивных, назначаемых сверху.
Так называемая шоковая терапия.
Как все было устроено до 1992 г. в директивной экономике? Подавляющая часть товаров поступала в государственные магазины согласно выделенным сверху фондам и установленным, тоже сверху, ценам. На импорт – лимиты, на поставки с Украины или Молдавии – фонды. Расписывают на год вперед, а потом контролируют завоз.
Но накормить всех без очередей и всем чем угодно директивная экономика так и не смогла. Уже в начале 1980-х появились карточки, талоны. Вот свидетельства очевидцев: «В Казани продуктовые талоны введены были в марте-апреле 1979 г.» (А. Хусаинов). «1981. Волгоград. Ввели талоны на сливочное масло» (Л. Федина). «Закрытый город Северодвинск, с 1982-го ввели карточки (именно карточки, прикрепление к магазину, там картотека) на мясо, масло, колбасы и сыры» (А. Семин). «Стояла в длиннющей очереди за суповыми наборами на Юго-Западной (1980), их выкидывали из узкого окна раздачи. Буквально швыряли, как зверям в клетку. И толпа набрасывалась и мгновенно все это расхватывала» (Л. Борисова). «Я вырос в Тольятти. Талоны на масло и колбасу у нас были примерно с 1977 г.» (А. Телицын). «В Куйбышеве в начале 1983 г. были талоны на мясо и сливочное масло – нашел несколько неотоваренных за февраль-март 1983 г.» (И. Липкинд).
Как работало директивное распределение? Вот воспоминания 1990–1991 гг.: «У нас был огромный, по тому времени отлично оснащенный, недавно построенный мясокомбинат. Полно всего выпускали, не знаю, кто съедал эти объемы. Местные в тот период получали по талонам 500 г вареной и 300 г копченой на человека» (Т. Вылегжанина).
Как уйти от дефицитов? Как забить до отказа магазины, когда система административного распределения годится на времена войны, мобилизации, но в мирное, спокойное время не в состоянии по-настоящему накормить население?
Ответ во все времена – нужно в торговле перейти к рынку. Освободить цены (назначаем сами, не по вертикали), отказаться от разнарядок сверху (поставляем и закупаем товар сами и торгуем где и чем хотим), отдать магазины в частные руки (приватизировать). Контролировать цены только на критические социальные товары (хлеб, молоко, крупы, лекарства).
Так и случилось: 2 января 1992 г. цены в России были освобождены (ставьте их сами, не «сверху»), 29 января вышел указ о свободе торговли (торгуйте кто угодно и чем хотите), а затем волнами в 1992–1994 гг. были приватизированы магазины.
Но до этого еще случилась осень-зима 1991 г. СССР, его вертикали распадались. Катастрофически быстро разрушалась старая система поставок (выделили сверху – завезли в город на базы – отдали товар на полки). Импорт, закупки продовольствия государством сократились в 1991 г. на десятки процентов. Архивы завалены телеграммами и письмами осени-зимы 1991 г. правительству и президенту. «Помогите! Не завезли, не оплатили, отказались поставлять, не выполнили план по завозу, не доставили по импорту»! Собчак из Петербурга, ноябрь 1991 г.: «Сложилась критическая ситуация в части обеспечения населения города продуктами питания по талонам»[73]. Лужков из Москвы, декабрь 1991 г.: «Запасы товаров в розничной и оптовой торговле практически отсутствуют»[74]. В архиве – десятки отчаянных призывов дать зерно, муку, хлеб, мясо из множества регионов России.
Вот дневниковая запись: «24 декабря 1991 г. Сейчас Москва пустая. Полки в магазинах пустые. Мать с отцом стоят по 4–6 часов за продуктами, мы живем на “заказах”, которые мне выдают на работе. Масла нет, сметаны, творога нет. За молоком убить могут. А вот рынок: мясо – 100 руб. /кг… масло – до 200 и его нет… колбаса 80–150 (копченая), 30 – вареная. Вещей нет никаких. В коммерческом обувь мне 600–2000, зимние женские сапоги – 3500 и то нет, шубы – 30 000, холодильник – 15 000, телевизор – 8000–10 000…» (Р. Шамгунов). Среднемесячная зарплата в 1991 г. – 548 руб. (Росстат).
Дневниковые записи Т. Коробьиной, ей 80 лет: «6 ноября 1991 г. По всей Москве очереди за хлебом, люди стоят по два-три часа.
4 декабря 1991 г. По “заказу” сегодня “давали” или подавали на бедность? – пакет ржаной муки и грузинский чай. Совсем охренели, как говорит Наташа. Тем не менее мне сегодня повезло: Клавдия Григорьевна купила мне пакет молока, Женя подарила пачку масла, Андрей Крамич купил 8 коробочек плавленого сыра по 4 рубля! Два взяла Женя, три отвезу Наташе, три оставлю себе.
29 декабря 1991 г. Утром я поехала домой. За хлебом была жуткая очередь на улице – загибалась за угол дома! А после обеда хлеба уже совсем не было. И вчера в ряде районов не было хлеба. Да уж, «живем мы весело сегодня, а завтра будем веселей»[75].
Почти голод, предчувствие голода.
Переход к рынку, к свободной розничной торговле был неизбежен, особенно когда обвалились вертикали в 1990–1991 гг., когда сверху все больше утрачивали контроль над происходящим. Об этом не раз заявлялось заранее, в «верхах». Но как перейти? Такой переход мог быть мягким, мог быть жестковатым, а мог быть таким, как будто тебе обдирают кожу.
У нас он пошел именно по последнему варианту, у нас «обдирали кожу», доведя страну в ноябре-декабре 1991 г. до продовольственной паники. Как это случилось? Да, были крупные «недопоставки», на десятки процентов. Но было ли что-то еще, заставлявшее потом самых активных деятелей того времени заявлять, что они спасли страну, и особенно Москву, от голода?
Да, было. Никакой хитрости в том, что случилось. О грядущем освобождении цен было объявлено заранее, за три месяца. Еще 28 октября 1991 г. в обращении президента РСФСР к Съезду народных депутатов РСФСР была поставлена задача размораживания цен «уже в текущем году»[76]. В торговле – уши настороже! 3 декабря 1991 г. Указом Президента РСФСР объявлено, что цены освобождаются с 2 января 1992 г.[77]. Объявлено за месяц! Что будет делать любой разумный торговец, от самого малого ларька до гигантского супермаркета, когда он знает, он уверен, что через месяц обретет желанную свободу повысить цены, ибо о снижении речь совсем не шла, и цены на рынках были кратно выше, чем в государственных магазинах. Что он будет делать?
Думается, что ответ известен. Он обязательно будет придерживать товар, чтобы выкинуть его на прилавки уже по свободным, как ветер, высоким ценам. «Перед отпуском цен склады были забиты всем от продуктов до металла и стройматериалов. Я тогда как раз этим занималась» (И. Власова). «Мама работала в общепите и рассказывала, что на базах было все» (А. Артамонов). «В Перми… я тогда в гастрономе грузчиком подрабатывал, хорошо это помню. Откуда взялось “чудо”? Оно было всегда, просто до прилавков почти не доходило» (В. Шаламов). «А я масло увидела тогда же. Утром второго января. За 42 рубля. Долго на него пялилась и не могла понять, это что правда масло. И действительно – где же оно было позавчера?» (З. Свитанко). Да, где оно было?
В Москве в это время по официальной статистике жили 8,8 млн чел. Их не накормишь семью хлебами. Где-то должна была находиться огромная масса продовольствия, даже если торговали с колес. «Недопоставки» в десятки процентов должны были сомкнуться с припрятанным товаром, чтобы превратиться в «экономическое чудо» шоковой терапии. В чудесное спасение от тотального голода. А как вживую выглядело «чудо»?
Четверг, 2 января 1992 г. «Часа в три… зашел в колбасный магазин на Солянке. На прилавке красовались пять сортов сырокопченых колбас и немало других деликатесов. Покупателей, кроме меня, было еще двое. Выбрал свежайшую микояновскую салями и великолепную сырокопченую грудинку с ярлычком от 26 декабря 1991 г. Ничего лучше тех копченостей больше в российской торговле не встречал…» (Н. Иванов).
«2 января. В “Елисеевском” гастрономе продается окорок, красная икра, швейцарский сыр и водка “Кубанская”. Интеллигентный покупатель мог бы порадоваться давно забытым деликатесам… но цены – бешеные. В “Новоарбатском” – лосось, копченый омуль, импортная ветчина в банках, копченая колбаса, шампанское» (Л. Остерман)[78].
«Именно так. Остолбенел. Прилавки ломились от моей любимой докторской (еще вчера за ней только на московском “колбасном” поезде). Цена выросла в 4 с лишним раза» (Ц. Шварцбурд).
«Все появилось в свободном доступе! Но цены!!! Помню свое потрясение от ценников. Купить могли немногие. Моя родственница в Москве работала инженером на крупном госпредприятии. Они с дочерью в 1992–1993 гг. буквально голодали. Жили на квашеной капусте» (Т. Вылегжанина).
Да, это было чудо, но чудо все-таки не совсем разовое, не единовременное, полки постепенно заполнялись товарами еще 4–5 месяцев. По инерции шли наверх отчаянные письма с мест о нехватке продовольствия. Рост цен потрясал. За один день «освобождения цен», 2 января 1991 г., они выросли на мясо от 3 до 10 раз в сравнении со старыми государственными прейскурантами, на масло – от 2,5 до 20 раз, размах колебаний в ценах на молоко – до 10 раз, на яйца цены взлетели в 6–8 раз, на сахар в 3–3,5 раза[79].
Цены в 1992 г. выросли в 26 раз. Падение реальных доходов населения – почти в 2 раза. Число родившихся меньше 1991 г. на 12 %. Число умерших больше 1991 г. на 7 %. В 1992 г. началась естественная убыль населения – 220 тыс. чел. (в 1991 г. прирост 104 тыс. чел.). Ожидаемая продолжительность жизни уменьшилась на год (Росстат).
Естественная убыль населения (превышение умерших над родившимися) продолжалась еще 20 лет, до 2012 г. включительно. За это время «убыло» 13,2 млн человек. И сколько не родились! Коэффициент рождаемости (число детей на одну женщину) упал с 1,9 в 1990 г. до 1,2 в 2001 г. Ожидаемая продолжительность жизни снизилась с 69,2 года в 1990 г. до 64,8 года в 2003 г., в отдельные годы проваливаясь еще ниже (Росстат).
Да, мы знаем, что часть вины – на демографическом переходе, на демографических волнах (эхо Великой Отечественной). Но больше всего вины – в том, как мы кроим и режем, перестраивая общество, как ввергаем его в кризисы, один за другим, без всякой жалости.
Думает ли кто-нибудь об этом? Думает ли о том, что каждое макроэкономическое решение – это рожденные или нерожденные души, это те, кто остался жить, или те, кто безвременно ушел?
Нет ответа.
Все можно было с освобождением цен сделать по-другому.
Гораздо мягче[80].
Деньги – фантики
Бывает и такое.
29 января 1922 г. «Госбанк… платил за 1 ф. ст. 1 000 000 р., за 1 доллар – 240 000 р.»[81].
12 февраля 1922 г. «…Золотой (10 р.) дошел уже на рынке до 3 400 000 р., ржаная мука до 1 200 000 р., пшеничная до 3 000 000 р., ржаной хлеб до 24 000 р. за ф., пшеничный до 75 000 р. за ф., масло сливочное до 300 000 р. ф., сахар до 200 000 р. ф., мясо до 80 000 р. ф., даже грошовая свечка и та теперь 5000 р. стоит, так что… вся жизнь наша современная, русская – …беспардонный, несравненный и бессмысленный налог на человечески-ослиное терпение»[82].
1 фунт = примерно 410 г.
У денег – совзнаков образца 1921 г. номинал – 50 тыс. и 100 тыс. рублей.
23 марта 1922 г. «Вот сегодня я получил в число своего жалования 10 105 000 р. Черный хлеб дошел до ста тысяч, масло сливочное 750 000, ветчина до 1 млн и т. д. (должно быть, до бесконечности)»[83].
Бесконечность была оборвана денежной реформой 1922–1924 гг.
И все-таки так бывает.
Банковские паники и разорения публики
Только до 10–15 % банков, страховых компаний, брокеров-дилеров, инвестиционных фондов и т. п., созданных в России в 1990-е – 2010-е годы, дожили до начала 2020-х. Быть созданным в начале 1990-х – таких единицы. Им впору ордена давать. Сколько денег, потерянных семьями, сколько банкротств!
А теперь вспомним 1994 г. В России около 2400 банков, более 2700 брокеров-дилеров (ценные бумаги). В приватизацию созданы более 600 чековых инвестиционных фондов.
Кризис 1998 г. вывел из бизнеса 15 % банков, 40–50 % брокеров-дилеров, убил все чековые фонды. Кризис 2008–2009 гг. вывел из строя еще более чем 10 % банков. Из 10 банков, крупнейших в России по активам в 1997 г., только три остались в этом списке в 2010 г.
C конца 1998 по 2004 г. число брокеров-дилеров сократилось в 3 раза (до 400). Кризис 2008–2009 гг. привел к новым отсечениям (примерно на 10–15 %). К 2010 г. в России остались около 1000 коммерческих банков.
И, наконец, буря! За девять лет (2013–2022) погибло больше 60 % российских банков. У других финансовых институтов темпы «вылета» были еще выше.
Нынче осталось 324 банка (август 2023). Пока еще осталось.
За всей этой историей – потери семьями своих активов. Горе, а не радость. Каждый закрытый, по своей или не своей вине, банк, брокер, фонд оставляет вокруг себя поле невыплаченных, потерянных активов.
А в чем, собственно, дело? Они что – воруют, спекулируют, жадно выводят деньги? Мошенничают, чтобы лишить вдов и сирот нажитого? Бывает, конечно, и такое, но все-таки абсолютное большинство банковских смертей связано с кризисами и с неудачным ведением дел, когда банк и его команда хотели бы жить и выполнять все, что им предназначено, но внешние обстоятельства или собственные ошибки не позволяют им этого.
О чем идет речь? Тридцать лет наша экономика и финансовые рынки – поле высоких энергий. Финансовые вспышки начала 1990-х, 1998, 2008–2009, 2014, 2020, 2022 гг., буйные колебания цен на нефть и газ, валютных курсов, ценных бумаг, постоянно высокая инфляция, скачок к сырьевой экономике, приход царства импорта, санкции – все это создает для банков жизнь «под вулканом».
Впрочем, в крушениях банков не мы первые: 150 лет назад банки так же превозносили, кляли, с азартом следили за их взлетами и крахами и несли, несли свои «трудовые» в надежде на будущую спокойную и сытую жизнь на накопленные проценты. Знакомые всё картины. «Я сейчас с Невского проспекта, там, у Полицейского моста, толпа народа, плач и скрежет зубовный!
– Что же случилось?
– Банкир в трубу вылетел! Это за один нынешний год по счету, кажется, третий!» (1893)[84].
Отчего же был этот ужас? Нет разницы – 1870-е или 2010-е! Или просчитались, или проворовались. Крах одного банка, потом массовая паника, «набег» вкладчиков на банки, потом – банкротства один за другим, если не подставят сетки[85].
Часто совершалась одна и та же ошибка. У банка был влиятельный владелец или даже некто, пусть не хозяин банка, но от него банк очень зависел. И у этого «некто» был свой бизнес или просто крупный проект и, чтобы его финансировать, брались кредиты у банка, но в таком размере, что если бы с этим «неким» или его затеей что-то произошло, то банку настал бы конец.
Так и случалось. Знаменитый крах Московского коммерческого ссудного банка (1875)? «Струсбергу выдано семь миллионов без всякой гарантии и… для расчета с кредиторами денег нет». «Члены Совета… “к ужасу своему” узнали, что Струсберг получил из Банка семь миллионов, оставив в обеспечение такой ссуды ничего не стоящие бумаги»[86]. Ссуда между тем была для производства железнодорожных вагонов. «Купец имеет за границей вагоны и ставит их на русскую железную дорогу; затем они приведутся в Россию, и когда сдадутся на железную дорогу, которая примет их, когда пришлют накладные, то под этот товар просят дать денег до расчета. Тут всякий человек поймет, что можно дать ссуду» (адвокат Плевако, речь на суде)[87].
А Струсберг – он кто? «Король железных дорог» в Пруссии. Вот что он пишет в автобиографии (1876): «Те, которые с изумлением насчитывают миллионы, говоря о моих барышах, расходах и т. п., забывают или никогда не умели постичь как объем моих предприятий, так и то, что я должен был выносить сопряженный с ним риск»[88].
Этот риск полностью достался банку.
Как же хорошо все знакомо! То цены залогов завышены, то кредит дан под пустые бумаги – история одна и та же. Жил-был Кронштадтский коммерческий банк, а потом взял и разорился (1883). «Обнаружены в делах банка большие беспорядки: неправильная выдача частным лицам ссуд и растрата как неприкосновенного капитала банка, так и принадлежащих частным лицам капиталов, отданных в банк на хранение»[89]. А что случилось? Неудачное финансирование железной дороги. «Дело постройки дороги не улучшилось, так как прежде добытые средства истощились, а новых источников не представлялось»[90]. А еще что? «Сухарные подряды князя Оболенского», на поставку сотен тысяч пудов сухарей военным. Ссуды под сухари, миллионы рублей, не были погашены Оболенским ввиду «неудовлетворения его интендантством за понесенные им расходы по сухарной операции».
Терять деньги – удар необычайной силы.
Что в 1990-х годах, что в 1880-х – одно и то же.
«На следующий день, отправляясь в банк, я едва мог пробраться сквозь толпу… Вся Никольская, тротуары и мостовая, была буквально запружена народом. Толпа рвалась вперед, еле сдерживаемая полицией и конными жандармами, размахивала руками, кому-то грозила, чего-то отчаянно требовала и остановилась у большого каменного дома на конце улицы, встретившись с другой подобной же толпой, напиравшей с противоположной стороны… Преобладал вообще «серый» элемент, наглядно свидетельствуя, что всех больше пострадали от краха неимущие классы, что растрачена трудовая копейка, что отняты последние сбережения. Всеобщее тревожное раздражение достигло своего апогея, когда толпа, прорвав полицейский кордон, бешено ринулась в банк.
В конторе, первой от входа, шла невообразимая сумятица. Директор-распорядитель был буквально прижат к стене исступленной толпой вкладчиков и акционеров, требовавших назад свои деньги. Осыпаемый проклятиями и ругательствами, бледный как полотно, со стиснутыми зубами, стоял он за своей конторкой, судорожно скрестив руки на тяжело вздыхающей груди, в глазах блестели слезы.
А кругом неистовый шум и гам, дикий, истерический хохот женщин, сдержанные рыдания, стоны и опять проклятия, и проклятия… С улицы напирают новые и новые толпы с преобладанием того же серого элемента: банк пользовался безграничным доверием в особенности от этой серой, трудолюбивой мелкоты»[91].
Больше никогда?
Ну, не скажите…
Что еще почитать
Миркин Я. Искушение государством. М.: АСТ, 2024.
Черный передел. С. 184–190
За что вас выселят. С. 192–193.
Миркин Я. Правила бессмысленного финансового поведения. М.: АСТ, 2022.
Миркин Я. Финансовое будущее России: экстремумы, бумы, системные риски. М.: Кнорус, Гелеос, 2010.
Гурьев А. Очерк развития кредитных учреждений в России. СПб.: Типо-Литография «Якорь», 1904.
Мошенский С. Рынок ценных бумаг Российской империи. М.: Экономика, 2014.
Саломатина С. А. Банковский кризис 1880-х гг. в Российской империи: новые количественные данные и оценки // Исторический журнал: научные исследования. 2023. № 1.
Суворин А. Популярная лекция о банках // Суворин А. Очерки и картинки. Книга вторая. СПб.: Типография В. С. Балашева, 1875.
Чехов А. Дело Рыкова и комп. (от нашего корреспондента) // А. Чехов. Полное собр. соч. Т. 16. М.: Наука, 1987.