Поцелуй медузы, или Отель для бастарда — страница 2 из 44

Несколько минут спустя по ту сторону зычно крикнули:

— Тишина! Отойти от двери!

Я понимаю их речь? Я подчинилась. Потянулись секунды тягостного ожидания. Звякнул замок. Дверь открылась, и за ней оказалась запертая решётка. По ту сторону стоял мужчина в сером и женщина в белом.

Силы стремительно уходили. Я пошатнулась. Хорошо, что келья крошечная. Я отступила на шаг, ноги подкосились, но села я точно на топчан, не на пол.

— Очнулась-таки, — женщина выглядела не слишком довольной. Из-за того, что я её потревожила?

— Пить, — хрипло попросила я.

Мужчина и женщина молча ушли. К счастью, закрывать дверь они не стали. Женщина вернулась, открыла решётку, вошла и молча протянула грязноватый неполный стакан. Чёрт, я бы и бочку выпила. Увы, привередничать не приходится. Я приняла стакан, как можно незаметней протёрла пальцем кромку и, стараясь не торопиться, выпила. Женщина забрала стакан.

— Как самочувствие?

— Лучше. Спасибо. Можно, пожалуйста, ещё воды?

— Позже, — отрезала женщина.

Я, кстати, наконец, рассмотрела её внимательно. Русые волосы были аккуратно собраны под белый чепец, пара прядок выбивались. Лицо вполне европейского типа, нос курносый, глаза голубые. На ней было глухое платье с воротом под горло. Поначалу женщина показалась светлым пятном, но теперь я рассмотрела, что белое у неё, кроме головного убора, только блуза. Платье светло серое, метёт по полу, на подоле застарелые пятна, в том числе и… крови. Ворот глухой, рукава к запястьям прижимают широкие манжеты. Единственная симпатичная деталь наряда — короткая тёмная жилетка с вышивкой.

Женщина приказала мне сесть ровно и глазами следить за кончиком её указательного пальца. Так она врач? Хорошо бы…

— Голова болит?

— Не так сильно, как когда я проснулась, но да, болит.

— Имя своё помнишь? Кто ты? Откуда?

Я прикусила губу. Помнить-то я помню, но не уверена, что стоит первой встречной, не зная местных реалий, сообщать, что я иномирянка.

— Н-нет, — соврала я.

— Не удивлена, — женщина развернулась, чтобы уйти, и пробормотала скорее себе, чем мне. — После такого-то ментального удара. Удивительно, что вообще выжила.

Она замолчала, вышла, заперла решётку. А объяснить?! Я аж подскочила.

— Простите! Где я? Что происходит?

Женщина посмотрела на меня с недоумением.

— Что-то ты слишком бойкая. Так, ведро под койкой, ужин вечером. А ты… ты в тюрьме.

Дверь захлопнулась, звякнул замок.

ГЛАВА 2


Тюрьма… Правду говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. К счастью, поначалу большую часть времени я банально спала. Гораздо позже мне объяснят, что я получила очень мощный ментальный удар, который должен был если не убить, то точно выжечь мозг, превратив меня в пускающее слюни растение. Я отделалась испугом и приступами сильнейшей головной боли. По-моему, хорошая цена за жизнь и знание абсолютно всех языков нового мира.

Ночью я взобралась на топчан с ногами, встала на цыпочки и выглянула в узкое зарешеченное окно. Именно этот миг стал для меня поворотным. Я не сильна в астрономии, но Полярную звезду и Медведицу знаю. Южный Крест тоже опознать довольно легко. Хоть я ни разу не была в южном полушарии, справилась бы. Нет, небеса были чужие. Чтобы это понять хватило взгляда на ярко-жёлтую фосфоресцирующую спираль и размытое бело-голубое облако. Я села на топчан, обхватила себя руками и разрыдалась. Затяжная истерика сменилась апатией. Около суток я безучастно просидела в камере, а потом словно очнулась.

Да, я крупно вляпалась. Больше всего мне жалко маму с папой, они же не знают, что у меня всё относительно неплохо, представляют себе ужасы, переживают. Особенно мама. Боги, если вы есть, пусть родители справятся! Но раз уж я оказалась в новом мире, я приму его и постараюсь устроиться. Я приложу все усилия, чтобы не выживать, а полноценно жить. И кто знает, может быть я найду способ передать весточку?

— Встать! Отойти от двери! На выход!

Единственное развлечение в тюрьме — встречи со следователем, бесцветным мужчиной с запоминающимися пугающе-равнодушными рыбьими глазами.

Сто семь шагов по полутёмному коридору, третья дверь справа. Помещение почти что моя камера, только просторнее, и вместо топчана тяжеловесный стол и два стула. Следователь, как обычно, уже сидел на своём месте. Каждый раз он неторопливо рассматривал меня, будто видел впервые и хотел тщательно изучить. Поначалу я терялась, эта его манера нервировала, потом привыкла или, скорее, смирилась.

Наконец, вместо приветствия:

— Садись, назови своё имя.

Первый раз я ему солгала. Сказала, что не помню. Мужчина на это презрительно фыркнул и… приказал меня увести. Как я тогда испугалась! Сразу вспомнились сказки о магах, за версту чующих обман. Всё оказалось несколько проще. Я себя чем-то выдала, интонацией ли, мимикой ли. Где-то через час меня отвели в другую допросную, и вот тогда я поняла, что такое настоящий страх, потому что по центру помещения возвышалось железное кресло, очень похожее на пыточное.

— Я всё скажу, — пискнула я, едва в голове с ослепительной яркостью вспыхнуло слово «пытки».

— Конечно, — следователь впервые улыбнулся.

Я бестолково дёрнулась. После затянувшейся болезни против крепких мужчин, привыкших иметь дело с заключёнными, у меня не было шансов. Меня крепко схватили, на запястье останутся отвратительные синяки, усадили, зафиксировали грубыми кожаными ремнями. На голову одели металлическую шапочку, затянули ремень под подбородком. Обездвиженная, я отчётливо поняла, что все мои предыдущие проблемы проблемами не были, так, мелкие досадные недоразумения.

— Пожалуйста, — прохрипела я.

Я боюсь боли. Могу её не замечать, когда в крови играет адреналин, но не сейчас, кода по спине течёт холодный пот, а пальцы трясутся, как у припадочной. Окружающее пространство расплылось из-за пелены слёз. Люди в форме застёгивали последние ремешки. В голову закралась подленькая мыслишка, что лучше бы на моём месте оказалась Женя, затеявшая безобидную игру. Может быть я всё-таки в аду, только не с котлами и дровами, а в цивилизованном?

— Назови своё имя.

— Аля.

— Ты помнишь, кто ты, как здесь оказалась?

Молчать не было смысла. Едва я поняла, что, возможно, пыток удастся избежать, меня как прорвало. Врать больше я не пыталась, рассказала всё как на духу, а под конец и вовсе скатилась в истерику, жаловалась, просилась домой. Наверное, не зря… в том смысле, что во взгляде следователя появился намёк на простое человеческое сочувствие. Переводить меня из одиночки в общую камеру он запретил.

— Что застыла? — пока следователь меня разглядывал, я погрузилась в воспоминания и не сразу отреагировала на предложение сесть.

— Задумалась, простите.

Кстати, позже я узнала, железное кресло всего лишь детектор лжи, принцип действия которого так и остался для меня загадкой.

— Аля, я только что закончил оформлять документы. Дело закрыто, закон ты не нарушала, обвинений в твой адрес нет, поэтому сегодня мы прощаемся.

— Уже?

Странно прозвучит, но в тюрьме, если не считать первых ужасов, было уютно. Не нужно заботиться о куске хлеба, не нужно ни о чём переживать. От баланды, которую выдавали вместо еды, болел желудок, но с этим я готова мириться. Чужой незнакомый мир пугал, а тюремные стены надёжно защищали.

— Ты хотела поселиться в камере навечно? — следователь подхватил папку с бумагами. — Идём, — и первым вышел из допросной.

Я уныло поплелась следом. Мы поднялись по узкой винтовой лестнице, прошли по коридору, ничем не отличавшемуся от уже виденных. Звякали открываемые и закрываемые решётки, скрипели не смазанные петли.

— Сюда, — скомандовал следователь.

Увидев громоздкий аппарат, очень похожий на антикварную фотокамеру, я, признаться, удивилась. Следователь кивком показал, куда мне встать, склонился над окуляром, пощёлкал рычажками.

— Смотри в объектив, замри и не моргай.

Вспышка. В голове неприятно зашумело. Когда зрение вернулось, следователь пинцетом вытаскивал из аппарата металлическую пластинку размером с ладонь.

— Ты у нас проходишь как беженка. В принципе это недалеко от истины. Другая страна, другой мир — разница невелика, — следователь окунул пластинку в остро пахнущий химией раствор, подержал, поболтал, вытащил, промокнул салфеткой. — Держи твой документ, удостоверяющий личность.

Э? Вопреки ожиданиям, изображение на пластинке не появилось.

— Здесь пусто, — заметила я.

— Отнюдь. Чтобы увидеть ментальный снимок, нужно смотреть через специальный прибор. Внешность можно изменить, ментальную суть — почти невозможно. Давай лучше поговорим о том, куда ты пойдёшь и что будешь делать.

Грустный вопрос. Идти мне некуда. Я посмотрела на себя. В тюрьме к ночнушке мне выдали мешкообразное платье цвета детской неожиданности. Две тряпки, разношенные стоптанные ботинки, блинообразное недоразумение, когда-то бывшее шляпой, и документ — всё моё богатство на данный момент.

— Домой хочу, — не удержалась, вырвалось. Сказала хоть и тихо, следователь услышал:

— Технически невозможно. Начертить Печать недолго, но нужны координаты твоего мира. К тому же неизвестно, как ты перенесёшь второе путешествие. Я нашёл несколько упоминаний об иномирянах, самое последнее столетней давности. Большинство погибали сразу. Прохождение через информационное поле планеты очень больно бьёт по мозгам. Двое сошли с ума, один покончил с собой. Для тебя самая интересная запись о выжившем иномирце, сделавшим блестящую карьеру переводчика. Он, как и ты, усвоил абсолютно все языки.

Я слабо улыбнулась.

— Беда в том, что ты девочка, причём девочка безродная, документов об образовании не имеющая. Рекомендательных писем у тебя тоже нет. Ни в одно приличное место тебя не возьмут. Тем более, когда ты придёшь в нищенской одежде.

— И что делать? Милостыню просить? — я скривилась.

Представив, как буду тянуть руку к прохожим и клянчить, внутренне передёрнулась.