— Продолжай, — попросил Шехаб, и в его голосе слышалась та же ласка, с какой пальцы ласкали ее губы. — Мне так приятно тебя слушать, каждое твое слово, сладкая моя. Жду не дождусь, когда смогу попробовать твою сладость. — Он выпрямился, и Фара перестала ощущать его горячее дыхание на своей коже, но теперь ее ласкал его шепот, а сама она была словно в невидимом плену. — Ты так и не сказала, как тебя зовут.
Фара забыла свое собственное имя, чувствуя, как ее подхватывает какая-то неведомая сила и уносит туда, где нет места разуму. Она ничего не видела, кроме блеска черных как ночь глаз, кроме губ, произносивших слова, от которых сильнее билось сердце, и отчаянно желала, чтобы сказанные Шехабом слова немедленно исполнились наяву.
— Фара, — выдохнула она, наконец вспомнив свое имя.
— В переводе с арабского оно означает «радость». Ты приносишь радость тому, кто рядом с тобой.
С ее губ сорвался короткий смешок:
— Моя мать так не думала.
Фара всегда посмеивалась над значением своего имени. Она смутно представляла себе, что такое «радость». Разве что единичные встречи с ее обожаемым, но вечно занятым отцом были для нее воплощением этого понятия.
— Не верю. Это невозможно.
— Еще как возможно. Но лучше ее саму спросить об этом.
Шехаб внимательно посмотрел на нее и нахмурился.
— Что это за мать, которая так относится к своему ребенку?
— Наверное, я слишком похожа на своего настоящего отца. Видимо, ее воспоминания о нем далеко не самые радужные, — с грустной улыбкой пояснила Фара.
Шехаб положил ладонь ей на щеку. Его рука была обжигающе горячей, но Фара жаждала этого огня, поэтому прижалась к ней сильнее. Его ладонь скользнула вниз, к шее. Большим пальцем Шехаб приподнял ее подбородок.
— Она не имела права омрачать твою жизнь горечью своих воспоминаний, — убежденно сказал он, словно хотел и ее заставить в это поверить.
Его слова были как бальзам на душу.
— О, ничего подобного я от нее никогда не слышала. Это просто мое предположение. Понимаешь, мне всегда казалось, что она чувствует себя одинокой и подавленной, хотя и старается это скрывать. За что бы она ни бралась, все делала как бы через силу, не испытывая ни радости, ни удовлетворения. Когда я узнала о своем настоящем отце, то подумала, что это может быть связано с ним. Мне кажется, она его так сильно любила, что после того, как потеряла его, ей больше никто не был нужен. Даже Франсуа.
«И я тоже», — добавила она про себя. Шехаб некоторое время молчал, словно размышляя о чем-то, но его лицо было бесстрастно.
— Если ты не держишь обиды на, мать, то как тогда ты должна относиться к отцу? Если предположить, что он стал причиной ее равнодушия к тебе, то наверняка есть повод его недолюбливать.
— Нет. Что бы это изменило? И потом, я не знаю, что на самом деле произошло между ними. Да и судить их права у меня нет.
— Разумный подход, — признал Шехаб. — Оказывается, ты не просто сирена, но при этом еще и здравомыслящая.
Фара едва не поперхнулась от смеха. Здравомыслящая? Ну что же, почему бы этого не допустить? Но лишь до сегодняшнего дня, пока она не увидела его, Шехаба аль-Аджмана.
— Ты говорила, что недавно узнала про настоящего отца. Кто же он?
— Мне стало известно про него месяц назад. Должна признаться, сюрприз вышел на славу, — криво усмехнулась она.
— Я к твоим услугам, если хочешь поговорить об этом.
— Давай лучше сменим тему, ладно?
Шок от встречи с отцом еще не прошел. Слишком свежо еще было чувство, когда весь твой мир снова вдруг разлетается на осколки. Она помнила до мелочей весь тот день, когда мать обрушила на нее новость, что ее отцом является вовсе не Франсуа Бьюмонт, а Атеф, король ближневосточного государства Зохайда.
Самого короля новость так обрадовала, что, казалось, его ликование ощущается даже по телефону. Фара не могла не проникнуться к нему ответной симпатией и с нетерпением стала ждать второго звонка или письма. Она объясняла свое волнение потребностью заполнить душевную пустоту, возникшую после смерти отчима.
Искренний восторг короля Атефа развеял ее сомнения, будто она предает память неродного, но любимого отца.
А затем произошла долгожданная встреча. Он с ходу обескуражил ее, заявив, что она как можно скорее должна выйти замуж за принца соседнего королевства согласно договоренности между обоими правителями.
Тогда-то Фара все и поняла. Радость короля была вызвана не столько их встречей, сколько появившейся возможностью выполнить условие договора, который был почему-то столь важен для двух королевств. Впрочем, это открытие до такой степени ошеломило ее, что вникать в подробности внешней политики Зохайда ей уже не пришлось.
Как бы там ни обстояло дело, Фара не позволит собой манипулировать. Однажды она уже едва не стала игрушкой в чужих руках. Поэтому не только категорически отказалась выходить замуж, но и выразила уверенность в том, что это — не единственный выход для урегулирования конфликта между двумя королевствами.
Но тут Шехаб, проведя указательным пальцем по руке Фары, отвлек ее от тягостных мыслей:
— Воспоминания по-прежнему причиняют тебе боль?
Она грустно улыбнулась:
— К сожалению. Так больно мне не было, даже когда я девчонкой налетела на колючую проволоку, пытаясь пролезть через ограду на одном из ранчо отца. Боль забылась, остались только следы...
— Следы? Где?
— На спине, — ответила Фара.
— Покажи.
Шехаб произнес это с такой интонацией, что Фара машинально повернулась, как послушный солдат.
Его руки коснулись ее плеч, обхватили за талию, подняли волосы, обнажая спину, щедро открытую вырезом платья. Потом пальцы легко заскользили по коже в поисках давно зажившей раны. Фара стояла, словно загипнотизированная, не осмеливаясь сказать, что, кроме едва заметных тонких полосок, он ничего не найдет. Когда раздался звук расстегиваемой молнии, до нее дошел смысл происходящего. Это повергло ее в смятение.
Теплые пальцы, касаясь ее спины, замерли, когда Шехаб нащупал едва заметный шрам чуть ниже талии. Фара задохнулась от избытка эмоций и поспешила опереться на балюстраду, так как ноги ее не держали. Дыхание участилось, сердце вот-вот готово, было выпрыгнуть из груди, она изнемогала от блаженства, пульсировавшего в ней.
— Это он?
Его пальцы путешествовали по ее спине в такт словам вверх-вниз, а Фаре казалось, что из под них растекается электрический ток. Ее сил хватило лишь на то, чтобы отрицательно покачать головой.
— Обещай, что впредь будешь осторожна и не поранишь себя. — Его ладонь накрыла ее шрам.
Этот жест вызвал в душе смутное волнение: в нем не было ничего низменного, кроме заботы и тревоги за нее. За Фару никто никогда не волновался. Только отец и Билл. И вот теперь этот мужчина...
Фара не понимала, что с ней происходит, почему этот странный человек имеет над ней такую гипнотическую власть. Почему она позволяет ему это?! Но пока разум бунтовал, тело не слушалось. Он приблизил губы к се лицу, так что Фара ощутила его дыхание на своей щеке. С замирающим сердцем она ждала его поцелуя.
Он этого не сделал. Шехаб наклонился только затем, чтобы, опалив ее своим дыханием, прошептать:
— Самая прекрасная фея, не откажи мне в танце.
Он приглашал ее на танец? И это все?
Она и представить себе не могла, что с ней случится нечто подобное. Откуда в ней вдруг взялась эта страсть, которая затуманила мозг, заставила всю ее трепетать и испугала своей силой? — И эта могучая сила влекла к нему вопреки ее воле — такого с ней никогда не случалось.
Шехаб положил руку ей на талию и, не прижимая к себе, закружил в ритме медленного вальса.
Это сводило с ума — легкие прикосновения только возбуждали, но не притупляли терзавшего ее желания, возраставшего по мере того, как длился танец, который она когда-то обожала танцевать с самым своим любимым партнером — отцом.
Несмотря на смятенные и противоречивые чувства, Фара с удивлением обнаружила, что её тело помнит все движения. Она сама обняла Шехаба, ощущая под своими ладонями его крепкое тело и страшась скорого окончания танца. Просто обнимать его было мало: она постарается взять все, что только сможет...
Во время танца Шехаб приблизил губы к ее виску и хрипло сказал:
— Твое имя подходит тебе как нельзя лучше. Ибо держать тебя в объятиях — ни с чем не сравнимая радость.
Музыка закончилась. Краем своего сознания, еще не подпавшим под власть Шехаба, Фара отметила это, как и то, что они больше не танцуют: Шехаб вел ее к широкой мраморной лестнице, выходящей в сад. Она следовала за ним с чувством, что только сейчас начинает жить.
Пройдя несколько метров, он прижал Фару к стволу дерева и взял в ладони ее лицо. В свете луны блеснули его темные глаза, их взгляд проник ей в самое сердце.
— Шехаб, — тихо произнесла она его имя.
— Фара, — погрубевшим голосом отозвался он и прижался к ее губам....
Ощутив их вкус, она словно оказалась в эпицентре урагана, который закружил ее сознание с такой силой, что остановилось время. Где она, что с ней — это было неважно. Его руки гладили и ласкали ее тело, вызывая желание большего.
— Шехаб, пожалуйста, — шептала она, сама не понимая, о чем именно просит.
Его поцелуи, горячие, страстные, дарили блаженство, обещая еще большее удовольствие.
Ей хотелось, чтобы он почувствовал тот же восторг и стремление поделиться своим наслаждением, которые переполняли ее саму. Она вся дрожала от охватившего ее напряжения, и постанывала от нетерпения.
— Пожалуйста... — словно в беспамятстве шептала она.
Когда он наконец потянул молнию платья вниз, от возбуждения у нее по телу побежали мурашки, а во рту пересохло. Легкая ткань скользнула с гладких плеч, и она ощутила его горячую руку на своей груди. Она едва не задыхалась.
О боже, о чем она только думает?
Она хочет отдаться незнакомому мужчине прямо здесь?! Сейчас?
«Точно. Я сошла с ума», — решила Фара.