Затем я схватил меч и бесшумно подошёл к окну. Его закрывала плотная тяжёлая штора, за ней я и спрятался. Встал так, чтобы видеть кровать в просвет между складками ткани.
В этот момент ключ провернули в замке ещё раз. И снова наступила тишина. Примерно на минуту. А потом послышался скрип петель. Медленный, протяжный, еле слышный. Дверь начала открываться.
В комнату вошёл человек. Точнее, не вошёл — проскользнул. На какое-то время замер, словно осваиваясь, а потом быстрым шагом направился к кровати. Подошёл и сразу же без колебаний поднял руку, в которой что-то блеснуло: кинжал или меч. И ударил в район груди моей «кукле». До меня донёсся мягкий звук удара по ткани и скрип кровати. Тут же последовал второй удар — пониже, словно в живот. И снова лишь скрип кровати в ответ.
Незваный гость на мгновение замер — видимо, догадался, что к чему. Однако сделать он уже ничего не успел. Даже не повернулся. Я вышел из-за гардины в два шага. Меч лежал в руке уверенно. И действовал я без шума и без слов. И без сомнений.
Всего один удар — вбок, снизу, под рёбра. Чётко и уверенно, на автомате. Незваный гость не издал ни звука — лишь глухо выдохнул. Я вытащил клинок, колени несостоявшегося убийцы согнулись, и он упал вперёд — на кровать, лицом в одеяло, которое только что пытался зарезать.
И лишь после этого выдохнул я. И почувствовал, как бешено колотится моё сердце. Не от страха — от волнения. И ещё от злости.
Глава 4
Меня страшно взбесило не столько само нападение, сколько то, что оно произошло буквально через пару часов после такого милого душевного общения. Понятно, что в моей ситуации расслабляться нельзя вообще нигде и никогда, но так хотелось хоть одну ночь провести как нормальный человек: не убегать, не прятаться, не защищаться. Но нет. У кого-то были другие планы. И нетрудно догадаться, у кого.
В доме Грозовецкого посадника организовать покушение мог в первую очередь он сам. Но вот только я не мог понять одного: Велигор не врал, когда говорил, что собирается мне помочь. Или врал? Но почему тогда я не почувствовал ложь? Мой дар перестал работать? Или существовали какие-то амулеты, способные его блокировать?
И, вообще, зачем ему нужно меня убивать? Чтобы я не мог уйти домой? Вряд ли. Какой ему от этого вред? По поручению Станислава или огневиков? Тоже маловероятно — они не могли знать, что я сюда приду. Или чтобы я не мог защитить Ясну? Снова нет — я утром должен был в любом случае уйти, оставив её здесь. Вопросов было слишком много, мысли и предположения роились в голове, как пчёлы в ульях-колодах у Будуты.
Но кто бы ни организовал это покушение и какие бы цели он ни преследовал, первым делом стоило найти Ясну и рассказать ей обо всём. Если покушались на меня, то, скорее всего, и она была в опасности. Но вот только как её найти в огромном доме ночью, не выдав себя? Та ещё задачка, но её в любом случае нужно было решать. И как можно скорее.
Тот, кто хотел от меня избавиться, сейчас, возможно, ждал возвращения наёмника с хорошими новостями, и у меня была возможность использовать это время, чтобы добраться до Ясны. Нужно было спешить.
Я подошёл к незваному гостю, вытащил из его руки кинжал, отложил в сторону. Перевернул тело, рассмотрел лицо. Оно было мне не знакомо. На всякий случай проверил пульс. Он не прощупывался. Не удивительно — ударил я хорошо.
Промелькнула мысль: а может, стоило допросить? Но её я отогнал. Чтобы допросить, нужно было сначала обезвредить. А где гарантия, что у меня бы получилось? А если бы даже и получилось, то каковы шансы, что бесшумно? Вполне могла завязаться драка со всеми вытекающими. В том числе и с прибытием охраны или заказчика. Ненужный риск.
Да и вообще, хорошо думать задним умом. В момент покушения было не до того. Я убил нападавшего, вообще не раздумывая — на рефлексе, следуя чувству самосохранения. Что сделано, то сделано.
Так как часов в опочивальне не имелось, я выглянул в окно. Заря ещё не начала проявляться, значит, было часа три. Плюс-минус. Я уложил наёмника в кровати так, словно он спит, укрыл его одеялом, чтобы казалось, будто это я, взял меч и осторожно покинул комнату. В коридоре никого не было. Совсем тусклые светильники его едва освещали, и я пошёл чуть ли не на ощупь.
Направился в сторону лестницы, добрался до неё, глянул вниз — никого. Даже охраны. Видимо, она вся снаружи. Спустился. Прислушался. Откуда-то сбоку слева, из узкого коридора, доносились едва слышные звуки. Пошёл на них.
Коридор оказался довольно длинным и окончился дверью. Она была слегка приоткрыта, из щели бил яркий свет и доносились глухие звуки — удары, скрипы, шорканье. И ещё в нос мне ударил сильный запах дрожжей. Похоже, за дверью находился стряпенная, и там кто-то месил тесто, чтобы утром поставить на стол своим господам свежий хлеб.
Я осторожно приоткрыл дверь шире и заглянул внутрь. Угадал — стряпенная. Просторное помещение с большой русской печью в углу. У окна стоял широкий стол, на котором была рассыпана. У стола — девушка в белой рубахе и переднике, рукава закатаны, руки в тесте по локоть. Хлебница, так здесь называли, тех, кто выпекает хлеб, была полностью погружена в свою работу, поэтому даже не заметила, как я вошёл. Я же быстро подскочил к ней и, одной рукой прикрыв ей рот, другой прижал к себе.
— Тихо! Не кричи и не дёргайся! — велел я девушке. — Я не причиню тебе зла!
Хлебница замерла. Я осторожно развернул её, убрал руку, закрывающую ей рот, и, глядя её в глаза, спросил:
— Знаешь, кто я?
— Ты гость господина, — ответила девушка.
— Молодец. С кем я приехал, знаешь?
— С госпожой Ясной.
— Ты знаешь, в какой опочивальне она ночует?
— Знаю.
— Сейчас ты меня проводишь к ней. Хорошо?
Хлебница кивнула.
— По пути не делай глупостей. Мне от тебя нужно всего лишь, чтобы ты меня проводила к Ясне.
Ещё один кивок, похоже, девчонка попалась смышлёная.
Мы покинули стряпенную, вышли к лестнице, поднялись на второй этаж, прошли по тёмному коридору чуть ли не до самого конца и оказались у двери, за которой предположительно должна была спать Ясна.
— Открой дверь и позови её, — шёпотом сказал я хлебнице.
— Я? — удивилась та.
— Да. Если ты ошиблась, и там кто-то другой, то извинишься, и всё. А если там не Ясна, и позову я, то, боюсь, по-тихому уйти не получится.
Спорить девушка не стала и осторожно толкнула дверь. Ожидаемо оказалось заперто. Я постучал. В ответ тишина. Постучал сильнее. Примерно через полминуты послышался звук поворота ключа, после чего дверь слегка приоткрылась.
— Кто здесь? — донёсся до нас недовольный голос Ясны, и я подумал, что при случае стоит ей объяснить, что подобные вопросы следует задавать через закрытую дверь.
— Госпожа, не гневайся! Это Жула… — начала было хлебница.
— Ясна, это я, Владимир! — перебил я девушку. — Можно войти?
— Входи, — послышалось из-за раскрывающейся двери.
Я вошёл в комнату, толкая перед собой хлебницу. Ясна стояла сонная, удивлённая, в ночной рубахе — длинной, шёлковой и очень тонкой, чуть ли не прозрачной.
— Что случилось, Владимир? — спросила Крепинская княгиня. — Зачем ты привёл сюда эту…
Ясна запнулась, пытаясь понять, кого же я привёл.
— Она помогла мне найти твою опочивальню, — сказал я. — А случилось то, что меня пытались убить.
— Она? — удивлённо спросила Ясна, уставившись на хлебницу и, похоже, частично ещё пребывая во сне.
Жула тут же отрицательно завертела головой, а я сказал:
— Ясна, пожалуйста, проснись! У нас мало времени.
— На что мало времени?
— Не знаю пока на что, но мало. Просыпайся и быстро одевайся!
Повернувшись к Крепинской княгине спиной, чтобы не смущать её, я обратился к хлебнице:
— Ты знаешь, где спит господин?
— Знаю. В своей опочивальне, — ответила девушка и, немного подумав, добавила: — Если не остался сегодня у госпожи.
— Будем надеяться, что сегодня ему не до госпожи. Показать сможешь?
— Смогу.
— Не надо показывать, — сказала Ясна, и голос её уже звучал иначе, видимо, проснулась-таки полностью. — Я знаю, где находятся господские покои, пусть только объяснит, какая дверь дядина.
— В самом конце коридора, справа, — произнесла хлебница. — Слева — детские и нянек, а справа сначала опочивальня госпожи, а потом господина.
— Найдём, — уверенно сказала Крепинская княгиня и добавила: — Я готова.
— Найди что-нибудь, чем можно связать девчонку и заткнуть ей рот, чтобы не шумела, — попросил я Ясну.
— У тебя в руке меч, — заметила та. — Это лучшее средство, чтобы заткнуть рот.
— Это не наш метод, — возразил я. — Она ничего плохого нам не сделала.
Ясна — дитя своего времени — на это лишь пожала плечами и принялась рвать простыню на полоски. А вот бедная Жула от страха стала белой как мел.
— Но если ты нас обманула, то я вернусь и убью тебя, — сказал я хлебнице, связав её и уложив на кровать.
— Я не обманула, господин!
— Проверим.
Я запихал девчонке в рот кляп, и мы с Ясной покинули комнату.
— Ты думаешь, это дядя велел тебя убить? — спросила меня шёпотом Крепинская княгиня, как только мы оказались в коридоре.
— Я думаю, что в его доме ничего не происходит без его ведома, — ответил я. — Но если это не так, то мы всё выясним.
— Он не мог. Он ведь сказал, что хочет тебе помочь. Он так искренне это говорил.
— Искренне, — согласился я. — Поэтому я пока его ни в чём не обвиняю, но хотелось бы разобраться. И как ты понимаешь, до утра ждать не стоит.
— Понимаю, — сказала Ясна и отправилась искать господские покои — так в этом мире называли ту часть дома, где располагались спальни хозяина и членов его семьи.
Дом всё ещё спал. Ясна шла первой, почти не дыша, боясь неудачно наступить, чтобы пол не скрипнул слишком громко. Я шёл следом и очень надеялся, что Грозовецкий посадник у себя — не хотелось ловить его у жены и таким образом перебудить семью, а то и весь дом.