Повелитель Тёмных путей — страница 3 из 11

— Обновим заклинание, — спокойно сказал Мэншун, проводя ножом по наружному краю своей руки. Проступила тёмно-красная кровь, и он поднял руку, позволяя ей стекать по пальцам и капать в кубок, а тем временем дочиста облизал нож и толкнул его по столу Кадатену.

Тот ловко прижал его рукой, поднялся и подошёл к кубку, нанёс себе похожую рану, облизал нож и осторожно опустил его рядом с Мэншуном. Его руки едва заметно дрожали.

Когда кубок наполнился, быстрый жест и тихое слово хозяина пробудили заклинание крови. После того, как они оба испили из кубка, любые травмы, полученные Мэншуном, немедленно должны были передаваться Кадатену.

Побледневший волшебник прошептал:

— Зачем это нужно, господин? Снова?

Мэншун улыбнулся.

— Считай это предосторожностью, которая совершенно не навредит преданному Кадатену, но отплатит коварному в мыслях или поступках Кадатену его же монетой. Мне необходимо твоё молчание, однако при этом нужно, чтобы ты знал мой план и мог управлять делами на улицах и в поместьях, чтобы они произвели нужный эффект. Так что слушай внимательно.

Он прочитал заклинание, они оба испили из мерцающего кубка, и Мэншун взмахом приказал Кадатену усаживаться обратно.

Только когда по-прежнему бледный волшебник снова устроился на стуле, Мэншун добавил:

— Повелители путей будут сломлены — или истреблены — при помощи чар, которые я только что довёл до совершенства и которые вскоре будут наложены на все Тёмные пути. Любой, кто пройдёт через эти порталы, погибнет — ужасной смертью и в мгновение ока, поскольку моё заклинание превратит кровь в их венах в мощную кислоту.

Кадатен казался заинтригованным, но обеспокоенным.

— Но разве Тёмные пути не могут представлять для нас пользу — в будущем?

— Могут. Как двери, которые открываются по моему приказу, а не двери, стоящие всегда нараспашку и позволяющие армиям наёмников из Сембии хлынуть в самое сердце Зентильской Твердыни, когда какой-то богатый сембиец или кто-то другой решит, что наши драгоценности и руды стоят того, чтобы заняться грабежом. Даже созерцатели способны разделаться лишь с ограниченным числом солдат, прежде чем их задавят числом и порубят на куски. И если этот чёрный день настанет, волшебники вроде тебя — и меня — проживут гораздо меньше, чем старшие глазные тираны вроде Арглота и Ксаланкслана.

Кадатен заморгал и кивнул.

— Поэтому путешествие через Тёмные пути будет смертельным, за исключением тех случаев, когда я буду снимать свои заклинания, — промурлыкал Мэншун. — И только я буду знать, кто это случится. А значит, я стану слишком ценным для Зентильской Твердыни, чтобы можно было меня убить. Люблю быть незаменимым.

Восход лоскутной луны

Дождь прекратил хлестать по ставням, и наконец-то засиял лунный свет.

Усталый, но очень довольный лорд Белландер приподнялся на локтях и выглянул в окно.

— Ах, — прошептал он. — Лоскутная луна.

— Действительно, — отозвалась обнажённая и прекрасная старшая жрица, лежащая в постели рядом с ним. — Поэтому я здесь.

Белландер поднял бровь.

— О? Не ради меня?

Невеста мрака Орлфарла торопливо села.

— Бог Ужаса открыл священному лорду Фзулу, что следующая лоскутная луна принесёт огромную угрозу дому Белландер. Я здесь, чтобы сохранить тебе жизнь до утра.

— А после этого?

— После этого, лорд Белландер, — холодно сказал Орлфарла, — ваша жизнь будет только в ваших руках. Последние наши видения говорят, что мы будем слишком заняты, пытаясь не позволить Зентильской Твердыне погрузиться в пучину гражданской войны..

Жнецов спустили с поводка

Раздался тяжёлый стук многочисленных копыт и топоров, разбивающих двери — точно в намеченный срок. Его нанятые громилы прекрасно рассчитали время.

В ответ закричали и забегали стражники. Мэншун тонкогубо улыбнулся и прочитал заклинание, которое заставило их кричать по-настоящему.

Они превзошли самих себя. Некоторые из них завопили и бешено помчались через весь особняк, врезаясь в столы и опрокидывая скульптуры и комплекты доспехов.

Сплетённая им иллюзия созерцателя, угрожающе направляющегося вперёд, размахивая всеми своими глазными отростками, закружила по комнате, в которой он сейчас находился.

Комнате, в которой мерцал и сверкал оставшийся в одиночестве и без охраны Тёмный путь повелителя путей Форнлара Дарлтрета.

Его более важное заклинание не потребовало много времени: он читал его уже в десятый раз. Когда он закончил, Тёмный путь на мгновение ярко вспыхнул, как будто разгневанный магией, затем снова успокоился и начал мерцать в точности как и раньше.

Первый лорд Зентильской Твердыни сардонически отсалютовал им и улыбнулся, позволив кольцу перенести его в следующий особняк.

Большинство повелителей путей отсутствовали в своих владениях, собравшись в «Доме Харлстранда», обладавшим лучшим винным погребом и самым величественным пиршественным залом в городе, чтобы обсудить, что делать с выскочкой Мэншуном и его возрастающей властью в городе. Снил очень хорошо сделал свою работу: один-единственный встряхнувший путевых повелителей кризис, созданный быстрее, чем можно было разделаться с хорошим ужином.

Сейчас он оказался в весьма прохладной комнате, завешенной мрачными гобеленами и занятой ещё одним Тёмным путём — и двумя изумлёнными стражниками, поднявшими копья и устремившимися к поднимающему тревогу гонгу.

Мэншун взмахнул рукой и погрузил их в сон. Его солдатам потребуется время, чтобы пересечь улицы и добраться до входа в этот особняк; будет лучше, если тревога не поднимется до того момента, как они начнут штурмовать двери.

Всё шло очень гладко. Он подошёл туда, где мог встать над стражниками и оглядел их на предмет полезной магии, которую мог у них изъять.

— Да начнётся жатва, — произнёс он вслух, — и пускай от путевых повелителей отвернётся удача.

Интерлюдия в Иннарлите

— Чужак! — проревел старший констебль Иннарлита. — Выйди вперёд!

По обеим сторонам его широких, закованных в сверкающие доспехи плеч стояла троица бесстрастных констеблей — в таких же сверкающих доспехах и с жезлами в руках. Лучше как следует подготовиться, когда бросаешь вызов волшебнику.

Старший констебль Лорельд обрушил свою булаву на дверь — скользящий удар оставил отметину, но не проломил её, однако в палате за дверью раздался отразившийся эхом грохот.

— Эльминстер! — проревел он. — Тебя застали за кражей королевских красок и кистей, и ты принёс их сюда! Выходи, вор!

Дверь распахнулась.

Из расположенного за ней озарённого тусклой лампой сумрака выступил высокий, худой, белобородый мужчина — босоногий, и, на самом деле — тут глаза констебля вылезли из орбит — одетый лишь в сотни мазков высохшей краски и дамскую полупрозрачную ночную рубашку, натянутую на тело. Он с небрежным видом опёрся о дверной косяк, приняв позу, которую можно было описать лишь как праздную — и даже беспечную.

— Да? Ты принёс вино?

Старший констебль Лорельд слегка побагровел у висков. Его ноздри раздулись. Констебли вокруг него сменили бесстрастный вид на суровое выражение, торопливо нацелив свои жезлы на мужчину в дверном проёме.

— Ты стоишь в королевской крепости, волшебник! — закричал Лорельд. — Именем Сперенцы, королевского наместника Иннарлита, я арестую тебя, чтобы заставить предстать перед правосудием! Ты украл её художественные принадле…

Эльминстер издал грубый звук и показал ещё более грубый жест.

— Ба! Ничего такого я не делал.

— Ты… ты что, смеёшься надо мной? — старший констебль не мог поверить своим глазам. — Ты весь покрыт красками Сперенцы — с головы до пят! Ты что же, думаешь, я слеп?

— Нет, — процедил Эльминстер, — ты просто глуп.

Он присмотрелся к гостям, чтобы убедиться, что никто из констеблей не сжимает графин у него за спиной, затем добавил:

— По крайней мере, слишком глуп, чтобы принести вино.

— Я не стану обмениваться с тобой колкостями, волшебник! Я требую твоего немедленного подчинения—встань на колени и протяни запястья для кандалов! Ты предстанешь перед Её Превосходительством для понесения наказания и…

— Наказания? Наверное, сперва ты хочешь определить мою вину? А может быть, мою невиновность? Или в Иннарлите нет иного закона, кроме прихотей его старшего констебля?

Лорельд стал уже фиолетовым и весь дрожал.

— Ты… ты действительно заявляешь, что не крал художественные принадлежности, когда свидетели—больше двух десятков слуг и придворных — видели тебя за этим занятием?

— Именно это я и заявляю. Я ничего не крал. И я могу предоставить собственных свидетелей, которые подтвердят моё заявление.

— О? Чужеземцев у тебя на службе? — оскалился старший констебль.

— Нет, персон, о которых могло слышать даже такое толстолобое брехло, как здешний старший констебль. Позвольте мне начать с самой Сперенцы. Затем некий городской лорд-волшебник, Ульдимар Броннет — он может быть известен вам под именем Маркуварл; их сын, принц Хайорн, о да, а ещё принцессы Амельра и Маринтра.

— Ага. Ты знаешь, что дача ложных показаний против королевской семьи Иннарлита — само по себе очень серьёзное преступление?

— Знаю, — подтвердил Эльминстер с улыбкой. — Думаю, ты увидишь, что они с радостью подтвердят мою невиновность по данному вопросу.

Абсолютное недоверие старшего констебля ясно было написано у него на лице.

— О? И, надо полагать, лорд-протектор тоже выскажется в твою защиту?

— Нет, боюсь, что нет, — мрачно ответил Эльминстер. — Однако оба его подчинённых — герцоги Хеннет и Порландур — присутствовали и могут засвидетельствовать…

— Даже не сомневаюсь, — ухмыльнулся Лорельд. — Даже не сомневаюсь. На самом деле, волшебник, я готов даже поставить на это свою карьеру. Если ты не сможешь добиться, чтобы все эти достойные люди поклялись в правдивости твоих слов, ты сгниёшь до костей, посаженный на цепь у самой холодной и сырой стены в самой глубокой из наших темниц, куда приходят умирать крысы! Я сам отведу тебя туда без промедления! Выходи из дверей, иначе мои люди сразят тебя!