Долгими зимними вечерами наслушался Демидка рассказов про разбойников. Сидит на телеге и озирается. Отец и тот поглядывает по сторонам. Который день окольными путями пробирались они к Москве. Опасались всякого человека. Нешто разберёшь сразу, боярский ли то слуга, разбойный молодец или простой мужичок встретился на пути?
И подкараулила-таки нежеланная встреча.
Дорога петляла по лесу. Демидка на телеге — с вожжами. Отец шагает поодаль.
— Гляди, тятя! — привстал Демидка. — Верно, бурей деревья повалило. Прямо поперёк дороги.
Отец посмотрел — две ели и правда через дорогу лежат.
Одно непонятно: кругом низкорослый густой ельник, откуда на дорогу большие деревья попали? Только подумал — из чащобы мужик, топором поигрывает. Скосил глаза назад — там ещё двое. Глядь — и впереди один… У кого в руках топор, у кого дубина.
Тот, что первым вышел, окликнул:
— Погоди, не торопись!
Взялся отец за вожжи:
— Тпру!
У Демидки ноги отнялись: разбойники!
А тот, первый:
— Далеко собрался, мужичок?
— Отсюда не видать… — хмуро ответил отец.
— А откуда путь держишь?
— Тех мест тоже не разглядишь…
Демидка глаз с разбойника не сводит. По замашкам догадался — атаман. В плечах широкий. Борода с проседью. Посматривает из-под лохматых бровей строго. А одет, как простой мужик: портки холщовые, рубаха верёвкой подпоясана.
Кивнул головой. Молодой весёлый парень и хромой мужик сено с телеги скинули — всё добро как на ладони.
— Жительство меняешь? — усмехнулся атаман.
— Заместо попа ты тут, чтоб исповедовать?
— Смело говоришь!
— Ты, видать, тоже не из пугливых.
— Угадал! Не тебя ждали, ну да что бог послал… Заворачивай, ребята!
Двое тех, что шарили в телеге, взяли коня под уздцы.
— Душегубы! — скрипнул зубами отец. — Погибели на вас нет!
Атаман только глазами повёл. Хромой сказал:
— Душа нам твоя без надобности, а лошадёнка сгодится…
Молодой прибавил:
— Шагай, мужичок, не шуми!
Долго продирались по едва приметным тропинкам, пока не вышли к разбойничьему стану. Два шалаша. Костёр в сторонке. На костре котёл. Возле костра рябой мужик с дубиной. Оглядел Демидку с отцом, Лешаку в зубы поглядел, в телеге пошарил, скривился:
— Небогато!
— Дело знай! — сказал атаман.
Рябой потащил из телеги мешок с провизией.
Отец смолчал. Демидка и подавно. Присели оба на поваленное дерево. Ждут, что дальше будет. Атаман собрал своих в круг. О чём-то спорили и толковали, а о чём — непонятно.
Потом встал молодой парень, головой тряхнул:
— Вечереет, пора!
Сунул за пазуху полкраюхи хлеба, вскочил на Лешака и, гикнув лихо, скрылся в лесной чаще.
Отец уронил голову. У Демидки слёзы набежали. И опять же — ничего не поделаешь…
Рябой котёл снял. Позвал дружков:
— Готов кулеш!
Потянуло из котла вкусным запахом. У Демидки внутренности перевернулись.
Атаман проходил мимо, коротко обронил:
— Айда ужинать…
Отец, может, и не пошёл бы один, а поглядел на Демидку — поднялся.
Вкусна разбойничья похлёбка!
В жидкой каше из той гречихи, что взяли Демидка с отцом, разварная дичина. Торопясь и обжигаясь, ел Демидка. Атаман незлобно сказал даже:
— Не спеши, успеешь, на всех хватит…
Вовсе стемнело. Разбойники разошлись по шалашам. Демидка с отцом полезли на телегу. Атаман предупредил отца:
— Бежать не вздумай. Себе хуже сделаешь!
А куда убежишь? Возле костра сидит рябой и на тебя то и дело поглядывает.
— Что с нами будет? — спросил Демидка шёпотом.
— Авось живыми отпустят, — также шёпотом ответил отец. — Кабы хотели худое, сразу сделали.
— А Лешак?
— С лошадью попрощайся! Не видал разве?
Отец тяжело вздохнул. Без лошади — наковальню на себе не потащишь — что делать будет? Чем хлеб зарабатывать?
Проснулся Демидка — солнце щёку тёплой ладошкой гладит. Лес от птичьего гомона звенит. Хорошо!
Вспомнил вчерашнее и разом забыл и про солнце, и про птиц. Огляделся, возле шалашей три лошади стоят. Лешак, а рядом с ним ещё две. И куда до них Лешаку! Видать, хороших кровей, не крестьянского заводу.
А рядом стоят атаман и отец друг против друга, и атаман спрашивает:
— Может, с нами по одной тропке пойдёшь?
Отец покачал головой:
— Мне такая тропка ни к чему. Скользка больно.
Атаман последних слов точно не расслышал:
— Жаль! Хорошим бы товарищем был. Ну, гляди сам. Вольному — воля. Запрягай коня, Данила на дорогу выведет.
Демидка ушам не поверил.
Отец принялся запрягать лошадь, а сам тоже на атамана поглядывает — не поймёт, всерьёз тот или злую разбойничью шутку шутит? Запряг и глядит на атамана, ждёт.
Атаман усмехнулся:
— Быстро!
Отец промолчал. А атаман:
— Садись к котлу, голодным какая дорога.
Понимал Демидка, хочется отцу поскорее убраться из разбойничьего стана, да, видно, боится обидеть атамана.
— Верно, — сказал, — пустой живот — плохой попутчик.
Не с одними конями вернулся Данила. Пошла по рукам плоская глиняная бутылка с водкой. Протянул атаман и Демидкиному отцу. Отец отхлебнул наравне со всеми. Затянули песню про разбойничью жизнь, да такую жалостливую — хоть плачь.
Отец, однако, встал и — к атаману:
— Коли пустишь, пора…
— Оставайся. Не пожалеешь! — весело крикнул Данила.
— Насильно люб не будешь, — перебил атаман, — каждому своя дорога. Проводи!
— А ты сегодня и на разбойника не похож! — осмелел Демидка.
Атаман усмехнулся:
— Разные, малый, разбойники бывают. Иной за чужим добром охотится, а иной правду ищет.
— Только чужое добро чаще попадается! — весело подмигнул Данила.
Все засмеялись.
— Ты не серчай, — сказал атаман Демидкиному отцу. — Дичина есть, а с хлебом да солью — худо.
— Ладно, — сказал отец. — Чего толковать!
И снова ехали Демидка с отцом. Демидка всё допытывался:
— Как же так? Разбойники, а отпустили. Даже лошадь не взяли.
— Они разбойники вроде нас с тобой, — объяснял отец. — Мужики да холопы беглые. Хоронятся от лютого боярского гнева и несправедливости боярских слуг. А есть-пить, известно, каждому надо. Ну и промышляют топором да дубиной…
— Мне ихний атаман сильно понравился, — сказал Демидка.
А про себя подумал: остаться бы с разбойниками богачей учить уму-разуму на лесцой дороге. Вот жизнь была бы!
Деньги
Дня три всего пути от вотчины боярина Гаврилы Романовича до Москвы. А Демидка с отцом кружили больше недели. На случай, если будет погоня.
Летний ночлег — дело не хитрое. Свернул в лес от чужого глаза и полезай на телегу спать. Так прежде Демидка с отцом и делали. А теперь нужда гнала в какую-никакую деревню. Подъели до крошки небогатую провизию, которую оставил им кашевар лесного атамана.
Деревенька, что первой попалась на пути, была маленькая. Десяток кособоких изб, крытых прелой соломой, глядели на дорогу слепыми окнами. Словно нищие, которым и руку за подаянием протянуть боязно.
— Где переночевать можно? — крикнул отец девке, гремевшей вёдрами у колодца.
— Эвон, во второй избе от края…
Лучше других изба не была. Но вроде, если глядеть снаружи, пошире.
Отец хотел оставить Демидку возле телеги, да не успел. Демидка юркнул во двор раньше, чем отец рот открыл.
— Прыток стал! — сказал отец, однако не прогнал.
В избе темно, дух тяжёлый. Пригляделся Демидка со свету — на лавке за столом сидят два лохматых мужика. Посередине стола фляга с водкой. Точь-в-точь как у разбойников. Миска с квашеной капустой. Краюха хлеба разломана.
— Здравствуйте, хозяева, — поклонился отец. — Хлеб да соль!
Мужики только мутно поглядели. И друг к дружке головами: негромкий разговор.
Отец потоптался — хоть назад поворачивай. Но тут из-за печки вышла старуха. Демидка даже за отца спрятался. Седая, нос крючком, на одну ногу припадает — чистая баба-яга.
Хрипло спросила:
— Чего надо?
— Переночевать бы.
— Откуда будете?
— Издалёка… — Отец прямо не ответил. И, чтобы разговор перевести на другое, добавил: — Поесть бы, хозяйка, дала.
— Ноне никто не даёт, все продают… — заворчала старуха. — Иль не знаешь?
— И мы не даром, — сказал отец.
Старуха поводила носом, словно обшарила.
— А деньги у тебя какие?
— Государевы… — ответил отец. — Какие ж ещё?
— И мы все государевы, — проскрипела старуха. — Только один — князь, а другой — грязь. Смекаешь? Покажи-ка деньги!
Отец из-за пазухи достал тряпицу. Подёргал зубами узелок:
— Гляди!
Старуха сунула нос в тряпицу и аж затряслась:
— Чтоб глаза мои тебя не видели с такими деньгами! Иди от греха подальше, не то возьму кочергу аль ухват!
Долго бушевала старуха, а Демидка всё никак не мог взять в толк: чем не угодили ей отцовы деньги?
— Ты их, бабка, поменьше в землю закапывай, глядишь, целее будут, — сказал один мужик и засмеялся.
— Рады зубы скалить на чужую беду! — вскинулась старуха. — И на тебя ухват найдётся!
— Много нас, — усмехнулся мужик, — на всех ухватов не напасёшься. А коль и разгонишь, чем жить будешь? Это ведь ещё подумать надо, кто кого больше кормит: ты ли проезжих да прохожих или они тебя.
Старуха опять запричитала, только словно бы потише.
И Демидка из старухиного крику и разговоров мужиков узнал вот что.
Раньше, когда он совсем маленький был, ходили повсюду, почитай, одни деньги из доброго и дорогого серебра. А некоторое время назад повелел царь-государь Алексей Михайлович изготовить деньги из дешёвой меди.
И оно б ничего, выходило по словам мужиков, да всякие люди стали медные деньги делать сами тайком. Учинилась великая дороговизна, потому что денег стало много, а купить на них нечего. И теперь, что ни день, медные деньги дешевле, а хлеб и прочее съестное — дороже. Многие медных денег не берут, а норовят — серебряные.