Эрвенам. У них светло-салатная кожа, они выглядят совсем не так, как остальные Тароссы. Они не гуманоиды. Они аморфны, не имеют постоянной формы. Обычно они напоминают большие камни, но могут принимать какое угодно обличье. У них нет легких, нет голосовых связок — их голос звучит в мозгу. Они телепаты. Эрвены — Правители. Эрвены — Законодатели и Исполнители, они Власть, Справедливость и Суд в одном лице. В памяти зазвучали слова Таросса: «Встань на колени, мы их рабы, мы должны подчиняться» — «А как же… высшая раса? Ты же сказал, что мы…» Игоря обуревал страх вперемешку с недоумением. Тысячи эпох Тароссы были рабами Эрвенов… Они пришли со звезд еще тогда, когда никто из Тороссов не мог себе представить всю необъятность Вселенной. Примитивные племена гуманоидов обживали бескрайние просторы родной планеты, они поклонялись своему Солнцу и Земле. Эрвены пришли с небес и Тароссы приняли их за богов. Они были бессмертны. Никто из тех, кто пришел со звезд, не умирал. Вначале гости вели себя вполне дружелюбно. Но время шло, Тароссы из сообщества дикарей превращались в цивилизованное общество. И вот тогда Эрвены ввели законы, ограничивали и делили так, как им было угодно. В конце концов, Тароссы превратились в рабов. Эрвены селили их в ямах, обложенных кирпичами. Позволяли есть только вареные корнеплоды. Заставляли работать от зари до заката в любое время года. Длинными зимами, когда все вокруг сковывал дикий мороз, Тароссы разбивали смерзшуюся землю кирками, рыхлили ее, копали траншеи. Эрвены ставили в вырытые ямы странные машины. Изредка эти машины изрыгали огонь, который вспарывал ледяное небо. — На колени! — Да, Повелитель… Игорь безропотно опустился на колени и закрыл глаза, чтобы не увидеть случайно то, чем был его Повелитель. Что-то мягкое коснулось его щеки. — Ты чужой здесь, — тихо произнес Эрвен. — Как и я. Игорь ощутил на своей голове руку, обычную пятипалую человеческую руку. Открыл глаза — прямо перед лицом колыхалось прозрачное марево. — Да, Повелитель, я чужой… — Пойдем со мной. Пойдем и ты станешь свободным на своей родине… Матр-Энс. Игоря буквально встряхнуло — настолько сильной оказалась дрожь. Эрвен произнес его имя, настоящее имя Таросса, а не земная кличка. Он стоял на коленях и слушал речь Эрвена на его родном языке — набор абсолютно непередаваемых графически звуков. Перед глазами плыл алфавит Тароссов. Вспоминались слова. — Да, Повелитель, — прошептал он… И все исчезло. Не было больше Эрвена, не было его басовитого голоса, похожего на гул двигателя. Зато откуда-то возникла дверь. Обычная металлическая дверь в обложенной плиткой стене. Клацнул замок, вошел тот самый офице в сопровождении двух солдат. Он не в руках прозрачный пакет с черными гротескными фигурками. Офицер улыбнулся, но улыбка вышла жесткая, будто выточенная из стали. Вовсе не доброжелательная, хотя скорее всего он этого и не желал. Он остановился в нескольких шагах от Игоря. — Молишься? — спросил он. — У Чужих есть бог? — Мы сами себе боги, — промямлил Игорь; в голове еще плавал тяжелый серый туман. Бровь офицера удивленно приподнялась. — Вот как? Может, ты еще скажешь, что у вас есть честь и достоинство? Игорь до крови прикусил язык, чтобы не вылетели страшные слова. И не удержался от стона; на губах показалась темная кровь. — Э-э! — офицер размахнулся и ударил его по щеке ладонью, а потом взял за воротник и принялся трясти. — Не вздумай, слышишь! Наверное, он подумал, что Игорь вводит себе яд. Но тот открыл глаза и сел на полу. Офицер выпрямился. Лампа на секунду погасла, на Игоря обрушилась темнота. Потом стеклянный шар засиял снова — слабым зеленым светом. Игорь удивленно огляделся. Свет едва-едва разгонял темноту, но Таросс ясно видел, что никакой плитки на стенах нет, что это простой ржавый металл. И сидит он на грязном полу, а вокруг него — ящики, бочки, коробки. Откуда-то из угла несет падалью. Офицер подошел вплотную, поднял Игоря за шиворот — в его руках оказалась заключена недюжинная сила. — Говори, выродок, зачем убил?! — крикнул он в лицо Игорю. — Вам же промывают мозги с самого детства! Ну?! Игорь молчал. Как мог он объяснить то, что чувствовал в тот момент. Силу той ненависти нельзя описать словами. Офицер ухмыльнулся. — Разве вас, выродков, не предупреждают, что вы принадлежите к группе риска? А знаешь, что это означает? Если кого-то из вас убьют расследования не будет. Ничего не будет, слышишь! Говори, падла! Игорь молчал. Произошедший от обезьяны угрожает ему… И его уже не интересуют бешеные, остекленевшие глаза человека, и его слюнявый рот, который выкрикивает какие-то слова. Все это — чушь полная… Офицер отошел. Игорь упал на пол. Его лицо превратилось в сплошное кровавое месиво. Офицер отер руки, вытащил из кармана сигарету, закурил. Несколько секунд посмотрел, как корчится у его ног Чужой, а потом отдал приказ: — Убить. Игорь очень удивился, когда пуля врезалась в живот. Обычно солдаты никогда не промахиваются. Боль покатилась по телу волнами, становилась то сильнее, то слабее. В голове зазвучала слышанная когда-то песня. Вроде бы, по радио ее крутили…
Время струится, как дым из трубы,
Я пролистал книгу судьбы,
И на одной из последних страниц
Я прочитал сказку про птиц…
Вторая пуля вонзилась почти в ту же точку. От боли помутился рассудок, боль уничтожала, жгла, рвала, разъедала… Окружающий мир растворился в ней, но картины ДОМА вставали перед глазами…
Птицы летят от погибели вдаль,
К теплым волнам, к шепоту пальм,
Но в жарких странах, где небо как сталь,
Птицы лелеют печаль
Знаю, что слышит той стаи вожак:
Так же как он, я слышу, как
Ангелы поют песни о былом
Там, где стоит отчий мой дом…
Игорь, Матр-Энс, слышал голоса тех, кто остались там, в глубинах Вселенной. Его тянуло туда, но боль удерживала тело Чужого на месте. Он и сам стал себе чужим. Третья пуля…
Мама откроет знакомую дверь,
Да, это я, мама, поверь,
Тихо мне на ухо скажет отец,
Крепко обняв: «Ну, наконец».
Спросят чуть позже, «Мы очень хотим
Знать, кто с тобой, кем ты любим»,
Я усмехнусь: «Нет, все так же один
Блудный и грешный ваш сын»…
Все…[1]
Максим родился человеком. И его родители, и все предки были людьми, так что его генеалогическое дерево оказалось чистым от чужеродных вкраплений. Сама мысль о возможном смешении вызывала у него приступ тошноты: люди и выродки?! эти люди ничуть не лучше чужих! И Максим гордился своим происхождением. То было такое время, которое требовало подобной гордости. История свернула с прямой и ровной дороги куда-то в сторону. Тех, кого принято называть Чужими, нашли на каком-то из астероидов, что вращались вокруг Земли. Конечно же, это была сенсация! Внеземной разум! Мы не одни во Вселенной! Космические технологии к тому времени вышли на достаточный уровень, чтобы беспрепятственно работать в открытом космосе сколько угодно долго. Чужих доставили на Землю, долго отхаживали в лабораториях, держа все в строжайшей тайне. А потом люди поняли, что эти существа из космоса привыкли служить. Они были потомственными рабами. Целая цивилизация рабов! Это открытие сломало все запреты, поток информации вырвался из-под грифа «00». Какой же всколыхнулось общество! Дело доходило и до паники, и до массового психоза. Правительство поняло, что людей необходимо подготавливать к важному событию, долго и тщательно. А потом люди возненавидели Чужих. За что? За покорность во всем, за молчаливое согласие с любыми оскорблениями, за отсутствие интересов… Да за все, чем они отличались от людей! Еще в самом начале, в лаборатории, ученые придумали, как дать им человеческую оболочку. Для этого пришлось изрядно поковыряться в геноме инородцев. Но они так и не стали людьми. А Максим был настоящим человеком и презирал всех и все, что имело отношение к Чужим. В тот день, в университете, он видел, как Чужой по имение Игорь набросился на парня из группы Максима. Он обрадовался ведь появился неожиданный повод измочалить выродка! Но тот оказался силачом. Он буквально разорвал горло того парня. Потом его забрали солдаты, Измененные. С этими уж точно он не совладает. Вшитые под кожу металлические пластины не пробьешь никакими пальцами. Офицер в черной форме велел забыть все, и Максим знал, чем может обернуться неосторожно сказанное слово. Но университет не утих. Чужие принадлежали к группе риска — их можно было совершенно безнаказанно убивать, лишь бы не при свидетелях. Расследования не будет. И вот тогда Максим обратился к старой, но от этого не менее сумасшедшей идее. Он и несколько его товарищей. И с того дня стали часты убийства Чужих. Через месяц в университете не осталось ни одного инородца. Естественно, не было заведено ни одного дела. Чужих находили, вернее, находили их трупы, кремировали — и все. На этом дело заканчивалось. И никто не знал, что где-нибудь рядом с новым трупом неизбежно находили выведенную его же черной кровью свастику.
Как обычно, в шесть утра, над ухом запиликал будильник, заиграл свою нехитрую мелодию. Обычно Максим пресекал ее, хлопнув ладонью по большой кнопке на макушке будильника, но в то утро ему очень не хотелось просыпаться. Так не хотелось, что будильнику — невиданное дело! — пришлось играть свою мелодию во второй раз. Наконец, Максим открыл глаза. В комнате было темно — ведь за окнами еще ночь. К тому же, опущены занавески… А кто их опустил? У Максима похолодело внутри. Он судорожно зашарил глазами, но повсюду натыкался только на темноту. Рядом с левым плечом — ночная лампа. Вот если бы протянуть руку и включить. Максим с величайшей осторожностью выпростал руку из-под одеяла, потянулся… И сердце его подпрыгнуло в груди, больно ударилось о ребра. Руку стиснула чья-то кисть. Тут же зажегся свет. Максим увидел офицера… да, без сомнения, того же самого, что привел солдат тогда. Он сел на стул рядом с кроватью. — Я же велел забыть, — офицер поднес свою кисть к лицу и принялся рассматривать шрам, что белой полосой проходил по тыльной стороне ладони. — Я не мог, — выдавил Максим, — просто не мог… Эти Чужие… Ненавижу! Офицер хмыкнул и уставился Максиму в лицо. — Ненавидишь, значит. И потому находишь и убиваешь. Он на секунду замолчал, встал, расстегнул пуговицу на рукаве. — Я их тоже ненавижу, — неожиданно воскликнул офицер и закатал рукав — рядом с локтем была вытатуирована большая черная свастика. Мы с тобой братья теперь, понимаешь? Максим часто закивал головой. Такого поворота дел он никак не ожидал. — И мы вместе, вместе вырежем этих ублюдков! — Да! — Вместе! И еще другие присоединятся к нам!