В комнате для гостей было несколько приглашённых человек, двое из них – офицер станичного уезда, который вёл тайное наблюдение за Распутиным. Он поглаживал короткую бородку, внимая словам «царского друга». Распутин не стал открывать то, что владыка и ряд епископского сана не благоволят житию Распутина. Не приемля его в церковном уряде. Где, впрочем, был лишь один в метрополии церковный урядник завсегда рад появлению Распутина в храме. Где сам Григорий бывал редко. Как и редко появлялся в гостях у Юсуповых, выпивая там чай горячий и мятный, как любил Григорий в своём селении, такой лад напитку по поселениям его губернии был редким, но не худшим из обилия местных других сортов со вкусом лаванды и бергамота.
– Григорий Ефимович терпеть не может томительные служебные упоения, – добавил её муж генерал-лейтенант.
На что Распутин промолчал, он не желал спорить с упрямством как казавшееся для него графа.
В комнате появился младший Юсупов, его скорая женитьба определялась неким сообщением через Распутина, брак, которого Григорий Ефимович не желал, считая юношу не подготовленным к серьёзным отношениям, но не был противником, когда венчание уже было назначено.
– А-а, юный князь, – обрадовался вошедшему Распутин, – ну как, всё готово к венчанию-то? Чай, невеста-то уже заждалась?
Князю всегда были лестны слова «старца», но по обыкновению молодости лет слова жившего по своим законам человека, все любимого мужика, и его разными существующими положениями были бесчувственные к пониманию. Ему нечем было изменить принять желание о женитьбе сына Юсуповых.
– К вам, Григорий Ефимович, думаю, это дело не относится, – с нежелаемой грубостью сказал юный князь.
Но в словах князя состояла скорее надменностью. Конечно, Распутина это зацепило. Но он, как всегда, скрыл это в себе, а ведь Григория Новых никогда не стоило бы обижать, ни в коем из случаев.
Так, был пример.
Люди из купеческого строя обвинили в конокрадстве Григория Новых уже как петербургского Распутина сообща с его неприятелями и выпивохами. Сам Григорий выбирал, с кем кутить, а кутить хотел с ним в Покровском если не каждый, но каждый знакомый ему был рад его общению с ним. Спустя годы после побоев ими Распутина один из клеветников в войне между Германией и Россией 1914 года потерял сына, его дочь вышла замуж за хлыста-сектанта, в скором времени разошлась с ним и уехала при неведении своих родителей. Для купца и ростовщика из команды обвинителей Куприянова было также неутешным делом, младший сын умер в болезни. Распутин узнал про эти дела, позже заметив в этом своё проявление, решение суда небесного как не распределителя человеческих судеб, но проявление как примеру в другом. Однажды он излечил маленького малыша от хвори по приглашению в еще по названию Санкт-Петербурге из обжитых слоёв населения, перебравшихся в столицу односельчан. Тогда целитель бывал едва ли не в каждом доме, и вот попросил он воды для паренька, и тут к нему подбежали бесноватые юные девушки и выбили из рук кружку. Тогда Новых, недолго думая, схватил за шею одну из девиц и, взглядом своим проникая в её очи, с присталью произнёс молитву. Как вдруг девицу затрясло, но не от удушья – Новых контролировал ухват, – а от нечто другого. Тут же она поникла, у неё потекли слёзы, девица заплакала. Григорий прижал её к себе.
– Ничего, девонька, – сказал он, – ушло из тебя лихо. Не зайдёт снова. Я помолюсь, и не зайдёт, – говорил он тихо.
Весть об избавлении Лукерьи Никитичны от беса пронеслось по проулкам Санкт -Петербурга. Но и о том всё же позабыли. А о малыше, которому со временем уже 14 лет исполнилось. О таких моментах Распутин молчал в барских местах, да и о том, что его дети остались на попечении жены Прасковьи, тоже не хвастал. Рассказывал лишь однажды в одном из посещений дома Юсуповых, как в посёлке боролся однажды с мужиком.
– Так тот мужик меня стороной дальше всё обходил, я же его на лопатки-то положил, а сам и не знаю как. Думаю, тогда случай был. Зима-то короткая оказалась. Снег-то подтаивал, вот он соскользнул обувкой-то, а всё считает, что я его сглазил. Эко што вот народ что не придумает, – весело подытожил Распутин, уже целясь на бутерброд с колбасой.
– Икорки, икорки, Григорий Ефимович, кладите, – сказала радостная его появлением к выходным и уже под хмелем Зинаида Николаевна, урождённая Юсупова. – Неделю на рынке не было, совсем ловля застоялась, говорят, – произнесла хозяйка дома Юсуповых.
Распутин поблагодарил Зинаиду Николаевну, окинув незаметно ласковым взглядом. В его развратных мыслях она уже предстояла в его объятиях и готова была бы на всё.
– Да… – протянул, задумчиво дополнив жену, в тот же один из пасхальных дней Сумароков-Эльстон. – Забастовки участились. Во многих корпусах появились какие-то болезни, приходится увеличивать места в лазаретах…
– Ой, ой, что ты такое говоришь?! – откликнулась Зинаида Николаевна на слова мужа.
– Часто изолирующие, правда, не доживают. Но это редко. За месяц только один скончался, – признался генерал.
– Что за болезни такие? – поинтересовалась его жена, глядя в поисках ответа то на мужа, то на Распутина, словно лучшего знатока, как человека из народа, будто он знал ответ.
Конечно, Распутин если не знал, то догадывался о происходившем в стране. Но всю правду сказать о том не решался, считал, что будет мешать его жизни радости, упоённой царскими вельможами.
– Так лихорадка какая-то, наверное, после последствий в Восточной Пруссии. Сами же знаете, какое-то было снабжение.
Признавал провал русской армии командующий кавалергардским корпусом генерал-лейтенант Сумароков-Эльстон, считая, что находившиеся в этой комнате были свои, собственно, никакой тайной для россиян не было и то, что лишь случай вернул солдат на родину. Смена канцлера Германии.
– Да это кошмар, – дополнила его жена.
Но дальше мысль развивать она не стала, посчитав это за дело мужской стороны. Распутин же преспокойно допивал свой чай, не желая более касаться ни политики, ни милитаризованных структур.
– А вы что по этому поводу думаете? – спросил его юнец.
Надменный голос вновь укорил крестьянина из Тобольской губернии. Но тот не подал тому виду.
«Опять ты мне тычешь пальцем, щенок», – подумал про себя Распутин, и только. Видное высокомерие раздражало «старца». Однако Распутин считал всё это за баловство возраста.
– Не моё это дело, маленький, – съязвил для себя Григорий, – моё дело правое – помогать людям, молиться за их покой да помогать нашему цесаревичу, чтобы ему было легче, – Распутин перекрестился.
Юного Юсупова вполне удовлетворил ответ. Всё же, перемешиваясь с некой куклой и зависимым человеком, Феликс Юсупов-младший питал к Распутину дружеские желания отношений. Где Распутин, понимая ему в ответ незрелость князя, но его положение считал, не давали бы повод для него к такому обвинению человеком старше его, годившимся ему в отцы. И в этом самопознании принимал ту мысль, что князь всегда искал в нем дружелюбие.
Его отец граф Феликс Сумароков-Эльстон рассчитывал на кадетское образование сына и не замечал в нём надменности. Дальнейшие их разговоры были о простых гражданах, литературе, о правдолюбии Максима Пешкова, Лермонтове, чьи стихи любила читать жена генерал-лейтенанта. Князь Юсупов также случайно задел разговор о мировой индустрии, где Распутин на удивление всех отметил в отличном состоянии германскую технику.
– Да, на ткацкую фабрику, я слышал, были ввезены новые немецкие станки. Вот ведь как разыгрывается их страна, – подметил Григорий.
– А как же электричество?.. Не немцы же придумали, – возмутилась женщина.
– Нет, конечно, дорогая, это выдумки американцев, – пояснил Сумароков-Эльстон.
Распутин не возражал, но на тот ответ у него было своё мнение.
Он посчитал ненужным мировой спор, его тянуло на дерзость между поколениями. Ещё бы, возбудившись этим, ему был повод пойти в кабак и спустить там часть данного ему в довольствие царственным наместникам государства.
– Князь Феликс, ваша свадьба, полагаю, будет успешна, – произнёс в напутствие Юсупову-младшему Распутин, когда тот собирался покинуть гостиную комнату, не найдя повода для своей вставки юношеского взгляда и охладев к разговорам, разочаровавшись в неудавшейся беседе с Распутиным.
– Благодарствую, – сказал Юсупов-младший, развернувшись.
– Ваши слова меня успокоили, Григорий Ефимович. Я не вижу в вас порока и лицемерия, прошу вас, звоните в любое время, – сказал юноша и удалился.
Подействовав тем самым на гостя из Тобольской губернии, как бы успокоившись, Григорий всё же не передумал идти в кабак, искал в голове уже другой повод. «Главное, чтобы там встретились цыгане, – размышлял он. – Это… у Апраксова7 двора где-то… Там их больше вероятностей, что впустят. А! Да будет так!»
Бросив взгляд на часы на камине, на светящуюся электричеством люстру в потолке, Григорий, впечатлившись разгулом, искал повод отпустить себя и уйти из дворца. А повод был, как всегда, тот и подпитывающий. Небесный взгляд и нежность Зинаиды Николаевны сокрушали в этом мужике, что эта женщина не его, а его друга. И большого в свете человека, а скандал с изменами Распутину был не нужен. Еще, насколько мог, задержавшись до обеда, отобедав, как всегда, скромно за гостеприимным столом, Распутин, подкрепившись с некоторой грустью, направился в обитель веселья – таверну «Две бочки».
Итак, князь Феликс Юсупов-младший в комнате Распутина, договорившись о скорой встрече Распутина с его женой, улучил момент, попав в его объятия, как только тот похлопал юнца по плечу.
– Всё будет хорошо, дорогой Феликс, – по-отечески сказал Распутин.
Сторонников бы это удивило: вместо недоиспечённого бойца любитель царской семьи отнёсся к юноше весьма по-взрослому. Впрочем, для Юсупова этот момент лишь удовлетворил его горделивость. В мыслях бы, наверное, его пробежало: «А… Старик-то учится… Глядишь, нашим человеком будет…» С тем и покинул его покои.