Простуженный Густав Крупп похлопывал себя по красным щекам перчаткой, кашлял и сморкался. С возрастом линия его губ стала напоминать уродливый перевернутый полумесяц. Предприниматель выглядел грустным и взволнованным; он машинально крутил между пальцами красивое золотое кольцо, погруженный в туман своих надежд и расчетов — очень может быть, для Круппа между этими двумя словами не было никакой разницы.
Внезапно двери и полы скрипнули, в прихожей послышались голоса. Двадцать четыре ящерки тут же вскочили на задние лапки и выпрямились. Ялмар Шахт сглотнул, Густав поправил монокль. За створчатой дверью шептались, свистели. Наконец улыбающийся председатель рейхстага вошел в комнату. Это Герман Геринг. Мы отнюдь не удивлены, для нас подобная встреча — обыденность, рутина. В деловом мире борьба политиков и предпринимателей — чепуха. Они привыкли к сотрудничеству.
Геринг сделал круг почета, с каждым из присутствующих перемолвился несколькими словами, каждому добродушно пожал руку. Председатель рейхстага явился не просто поприветствовать собравшихся; пробормотав приличествующие случаю любезности, он перешел к вопросу скорых выборов, назначенных на 5 марта. Двадцать четыре сфинкса внимательно слушали. Геринг объявил, что выборная кампания имеет решающее значение; необходимо покончить с нестабильным режимом; экономическая активность требует спокойствия и твердости. Двадцать четыре господина истово кивали. Электрические свечи на люстре подмигивали, нарисованное на потолке солнце сияло пуще прежнего. «Если нацистская партия получит большинство голосов, — продолжал Геринг, — это будут последние выборы на ближайшие десять лет, а может, — добавил он смеясь, — на сто».
Собравшиеся безмолвно выражали горячее одобрение. Послышался скрип дверей, и в гостиной возник новый канцлер. Тем, кто никогда его не встречал, было любопытно на него посмотреть. Гитлер улыбался, казался раскованным, совсем не таким, каким его представляли, да, он производил впечатление весьма приятного человека, куда более приятного, чем многие предполагали. Он каждого поблагодарил, каждого наградил крепким рукопожатием. После ритуала знакомства все заняли свои места в удобных креслах. Крупп в первом ряду нервно теребил себя за маленькие усики; прямо за ним двое управляющих «И. Г. Фарбениндустри», а также фон Финк, Квандт и еще несколько человек с ученым видом сидели нога на ногу. Раздался глухой кашель, скромно щелкнула авторучка. Повисла тишина.
Все слушали. Суть пространной речи канцлера заключалась в следующем: требовалось покончить со слабым режимом, обезопасить себя от коммунистов, упразднить синдикаты и позволить каждому начальнику быть фюрером на своем предприятии. Речь длилась полчаса. Когда Гитлер закончил, Густав встал, сделал шаг вперед и от имени собравшихся поблагодарил оратора за прояснение политической ситуации. Прежде чем уйти, канцлер быстро обогнул стол и со всеми попрощался. Гитлера поздравили, выказав исключительное почтение. Старые промышленники выглядели довольными. Когда дверь за Гитлером захлопнулась, Геринг взял слово, энергично переформулировал некоторые идеи, затем снова напомнил о выборах 5 марта как об уникальной возможности выбраться из тупика. Но для кампании нужны были деньги, а у нацистской партии накануне выборов не осталось ни гроша. Тут Ялмар Шахт встал, улыбнулся и произнес: «А теперь на кассу, господа!»
Немного бесцеремонная реплика никого не удивила: все привыкли к взяткам и подковерным играм. Коррупция на больших предприятиях занимает штатную должность, которую никогда не сократят, ее называют по-разному: «лоббирование», «премия», «финансирование партий». Большинство собравшихся пожертвовали сотни тысяч марок, Густав Крупп — миллион, Георг фон Шницлер — четыреста тысяч; таким образом наскребли кругленькую сумму. Это собрание 20 февраля 1933 года, которое можно считать уникальным моментом в истории предпринимательства, неслыханной сделкой с совестью, вернее, с нацистами, Круппу, Опелю, Сименсам и другим представлялось обыденным эпизодом деловой жизни, банальной инвестицией. Предприниматели переживут режим и будут продолжать финансировать многообещающие партии.
Чтобы по-настоящему проникнуться глубинным смыслом этого собрания и осознать его место в истории, необходимо отныне называть вещи своими именами. Гюнтер Квандт, Вильгельм фон Опель, Густав Крупп, Август фон Финк, присутствовавшие здесь, во дворце председателя рейхстага, во второй половине дня 20 февраля 1933 года, лишь прикрываются своими именами. Гюнтер Квандт — криптоним, за которым прячется вовсе не толстый добряк, который теребит усы и спокойно восседает за круглым столом. За этим человеком — гигантский силуэт, тень-телохранитель, холодная, непроницаемая, будто каменная статуя. Да, неведомая тень беспощадного тирана нависает над Квандтом, поэтому его лицо неподвижно, подобно маске, но эта маска сидит как влитая, а за ней угадывается компания «Аккумулаторен-Фабрик», будущая «Варта», которая нам известна. У юридических лиц всегда есть аватары, как у древних богов, принимавших разные формы и со временем соединявшихся с другими богами.
Таково настоящее имя Квандта, имя демиурга, ведь Гюнтер — лишь крохотная часть из плоти, как мы с вами, и после его смерти трон перейдет к его сыновьям и внукам. Трон вечен, он остается на своем месте, когда человеческая плоть гниет в земле. Так что компанию из двадцати четырех не следует называть по именам и фамилиям, нет среди этих людей ни Шницлера, ни Вицлебена, ни Шмитта, ни Финка, ни Ростерга, ни Хейбеля, хотя паспорта могут заставить кого-то усомниться. Но на самом деле перечисленных господ надо назвать «БАСФ», «Байер», «Агфа», «Опель», «И. Г. Фарбен», «Сименс», «Алльянц», «Телефункен». Именно эти имена мы знаем. Люди с этими именами среди нас, здесь. Они — наши автомобили, стиральные машины, средства по уходу, радиобудильники, страховка дома, батарейка от наших часов. Они повсюду. Они принимают форму вещей. Наша повседневность — их повседневность. Они ухаживают за нами, одевают нас, освещают наши дома, возят нас по дорогам мира, баюкают. Двадцать четыре господина, собравшиеся во дворце председателя рейхстага 20 февраля, — уполномоченные лица, духовенство крупной промышленности, священники Птаха[3]. Поэтому они столь невозмутимы, подобно двадцати четырем калькуляторам перед вратами ада.
Визит вежливости
Темные силы выдали нас врагу. Мы чувствовали себя беспомощными и напуганными. С тех пор учебники по истории мусолят страшный момент, когда разум и безумие слились воедино. Когда высокое духовенство промышленности и банков обратили в новую веру, а оппозицию вынудили молчать, единственными серьезными противниками режима стали иностранные державы. Франция и Англия протестовали все громче, плели заговоры и произносили громкие слова. В ноябре 1937 года, после митингов и формальных демонстраций по поводу присоединения Саарской области, ремилитаризации Рейнской области и бомбардировки Герники легионом «Кондор», лорд-председатель Совета Галифакс собственной персоной прибыл с визитом в Германию по приглашению Германа Геринга, министра авиации, главного командира люфтваффе, имперского лесничего, председателя бывшего рейхстага — основателя гестапо. Дело серьезное, однако Галифакс не дергается, красноречивый колоритный Геринг, известный антисемит, обладатель множества наград, не кажется ему таким уж странным. И нельзя сказать, что Галифакса обдурил противник, спрятавший туз в рукаве, нельзя сказать, что лорда смутили манеры денди, несметное число почетных званий, психопатическая мрачная риторика, большое брюхо. Нет. К тому моменту собрание 20 февраля успело кануть в прошлое, и нацисты больше не сдерживались. Они вместе охотились, веселились, ужинали; и Герман Геринг, щедрый на проявление нежности и симпатии, наверняка когда-то мечтавший об актерской карьере и в какой-то степени всегда игравший на публику, конечно, похлопал старину Галифакса по плечу и сбил с толку двусмысленной болтовней, которая, как шутки с сексуальным подтекстом, только для того и нужна, чтобы смутить собеседника.
Удалось ли знатному охотнику окутать гостя туманом и пустить пыль в глаза?
Ведь лорду Галифаксу, как и двадцати четырем духовным лицам немецкой промышленности, было кое-что известно о Геринге, о его подлостях, о любви к оригинальной униформе, о морфиномании, о сроке в психиатрической больнице в Швеции, о склонности к насилию, биполярности, депрессии, суициду. Геринга невозможно воспринимать лишь в качестве героя авиации, пилота Первой мировой, старого солдата. Галифакса не назовешь наивным или глупым, он слишком много знал, чтобы не изумиться этой прогулке по парку с бизонами, во время которой расслабившийся Геринг возбужденно рассказывал о своих рецептах счастливой жизни. Прогуливающихся запечатлели в коротком фильме. Галифакс не мог не заметить странного пера на шляпе, мехового воротника, дурацкого галстука. Может, Галифакс, подобно своему отцу, любил охоту и получил удовольствие от прогулки по Шорфхайде, но он не мог не увидеть кожаную куртку Германа Геринга, кинжал за поясом, не мог пропустить мимо ушей жутких зловещих аллюзий, приправленных сальными шутками. Может, Галифакс наблюдал за тем, как Геринг, переодетый в шутовской наряд охотника, стреляет из лука; видел прирученных диких зверей, маленького львенка, лижущего лицо хозяина. Но даже если он ничего подобного не видел, даже если он провел с Герингом всего четверть часа, он, разумеется, слышал о невероятно длинных железных дорогах для игрушечных поездов в подвале дома безумного властителя, то и дело бормочущего околесицу. Старый лис Галифакс не упустил из виду и манию величия Геринга; может, Геринг в его присутствии даже бросал руль своего кабриолета и выкрикивал ругательства! Да, Галифакс не мог не заметить под слоем жира устрашающую суть. Затем Галифакс встретил фюрера и опять словно ничего не заподозрил! Игнорируя дела «Эдема», Галифакс заявил Гитлеру, что немецкие притязания на Австрию и часть Чехословакии не кажутся правительству Его Величества незаконными, единственное условие: все должно происходить мирно и согласованно. Вроде бы ничего страшного в лорде не было. Но последняя деталь довершит его образ: перед Берхтесгаден, где его высадили, Галифакс заметил силуэт возле автомобиля; он решил, что это выездной лакей. Он вообразил, будто человека прислали специально, дабы помочь лорду подняться по лестнице. Поэтому, когда перед Галифаксом открыли дверцу, он протянул якобы лакею свое пальто. И тут фон Нейрат