[23], постигшие Армению бедствия Арисгакэс объясняет не греховностью человека вообще, но грехом, совершенным народом в целом:
Каждый смертный свой путь осквернил,
страна исполнилась нечестивости,
убавилась справедливость, возросло беспутство,
мирянин и иерей изолгались перед богом.
Потому-то, заключает Аристакэс, нас смогли изгнать из нашего обиталища, надругавшись над нашей честью и потопив славу. Нашествие сельджуков явилось страшным, но справедливым ударом: «Мы не служили господу, так послужим чужестранцам, презрели страх божий — день за днем нас будет преследовать страх перед ними ... И [бог] не только вразумил нас за грехи наши, но с милосердием и состраданием вверг нас в горнило, дабы наставить на путь истинный и добрый» (стр. 135). И в последних строчках своего сочинения в полном соответствии с этими мыслями он объясняет назначение своего труда: «.. .мы все это изложили с целью,-чтобы, прочтя, вы узнали — грех был причиной всего постигшего нас. Чтобы взирая на нас, вы трепетали перед богом, дрожали от страха перед его могуществом. И своевременной исповедью и покаянием предупреждали [наказание], а не вызвали [возмездие], став его жертвой» (стр. 137).
Не видя исхода, он весь во власти глубокого пессимизма по поводу будущих судеб родного народа. Но, оставаясь в пределах теологического мышления, происходящие вокруг него явления Аристакэс рассматривал как творимые народом греховные деяния, а бедствия, постигшие Армению, воспринимал как возмездие за них.
В самом конце своего послесловия Аристакэс заявляет, что он обратился «к древним летописям, чтобы должным образом, приличествующими словами они наложили отпечаток на эту книгу, где достоверно собраны воедино события прошлого и настоящего». Речь идет не о литературных источниках «Повествования» (как могло бы показаться), а о сочинениях использованных в качестве образца. Письменные источники к которым прибегал Аристакэс, при разборе его сочинения установить довольно трудно. С уверенностью можно указать лишь на одного писателя, труд которого использовал Аристакэс. Это Стебанное Тарбнаци, по прозванию Асолик, автор скромной. по литературным достоинствам, но весьма насыщенной ценным фактическим материалом «Всеобщей истории», которая завершается смертью царя Гагика I[24]. Оттуда Аристакэс использовал факты, касающиеся смерти Давида Куропалата и прибытия императора Василия II в Тайк.
Обращаясь к политической истории Византии, Аристакэс, конечно, мог познакомиться с сочинениями греческих писателей, но о событиях в Армении он пишет на основании личных наблюдений, расспросов и т. д., во всяком случае как современник. Собственно говоря, его труд — это исторические мемуары о важнейших событиях истории Армении XI в. В них мы не найдем последовательного изложения, что характерно, например, для хронографии Матфея Эдесского или творения того же Асолика. При этом «Повествование» — не столько ученый труд, сколько назидательное сочинение, правда на обширной исторической основе. И хотя изложение его пестрит цитатами из священного писания, Аристакэс проводит четкую грань между изложением реальных событий и экскурсами назидательного характера и не раз прерывает себя фразами вроде: «Но обратимся к нашей истории». Сочинению Аристакэса присущи и художественные достоинства. Наш автор следует определенной традиции, сложившейся в армянской исторической литературе. Художественность изложения свойственна ряду памятников армянской историографии, в наибольшей степени—труду Елишэ, посвященному перипетиям борьбы армян против иранского владычества в 450—451 гг. Художественные достоинства «Повествования» должны были усиливать его дидактическое воздействие.
Произведению Аристакэса Ластивертци свойственны большая эмоциональная насыщенность и взволнованность. В нем, разумеется, много риторики; при описании избиений он пользуется одинаковыми литературными приемами, грешит трафаретными метафорами. Но многие страницы «Повествования» отличает образность речи, способная увлечь и современного читателя. Используя библейский образ, он, например, следующими словами рисует положение Армении после набега сельджуков: «... испила страна наша Армянская этого несмешанного вина и горько опьянела. Погрузилась в дремоту, утратила разум, испив все до конца. И лежит она на перекрестке всех дорог, обнаженная и обесчещенная, и попирают ее прохожие. Она покинула дом свой, удалилась от знакомых, отрешилась от семьи и родных, стала пленницей всех народов!» (стр. 87—88). Некоторые сравнения как будто выхвачены из реальной жизни: «И страна наша стала походить на поле, когда наступает время жатвы: вслед за косцами двигаются вязальщики, и они оставляют за собой лишь колоски и жнивье для пастьбы скота» (стр. 95). Нередко Аристакэс реалистически воспроизводит живую речь того или иного исторического лица. Аристакэса Ластивертци можно сравнить с талантливым средневековым миниатюристом: оба творят в рамках устойчивого канона, но природный дар позволяет им предельно использовать предоставленные возможности, чтобы создать волнующее художественное произведение.
Как и следовало ожидать, язык нашего памятника — грабар, древнеармянский литературный язык, наиболее ранний образец которого (Библия) восходит к началу V в. При всех своих богатейших возможностях в XI в. грабар переставал быть живым языком. Аристакэс в совершенстве владеет грабаром, но он не пурист, и в сочинении его бросаегся в глаза явное стремление примирить школьную каноничность литературного языка с эмоциями разговорной речи. Образный стиль «Повествования» обеспечивает ему достойное место среди лучших памятников армянской историографической прозы.
Труд Аристакэса Ластивертци впервые был издан мхитаристами в Венеции в 1844 г.[25]. В основу сводного текста были положены четыре рукописи XVIII или начала XIX в. Во время печатания издателям стала доступна еще одна рукопись, переписанная в 1824 г. и хранящаяся в Парижской национальной библиотеке[26]. Текст «Повествования» опубликован в обычной для мхитаристов того времени манере: описания рукописей отсутствуют, разночтения приводятся выборочно и сопровождаются неопределенными пометками вроде: «в двух рукописях», «так во всех рукописях» и т. п. Последующие издания — венецианское 1901 г. и тифлисское 1912 г. — воспроизводят первое. Таким образом, до недавнего времени в научном обиходе имелся единственный вариант сводного текста, подготовленный в середине прошлого века. С этого текста выполнен французский перевод Эвариста Прюдома[27] и новоармянский — Минаса Тэр-Петросянца[28].
В настоящее время методика публикаций, принятая мхитаристами в XIX в., устарела. Она вынуждала исследователя слепо верить изданному тексту и ограничивала возможности критики памятника, поскольку реконструкции и конъектуры уместны лишь после того, как исчерпаны данные рукописей. Что же касается нашего автора, то в литературе высказывались. сомнения, насколько изданный текст верно воспроизводит сочинение Аристакэса в его первоначальном виде[29]. Подобные соображения побудили автора этих строк в 1956—1958 гг. подготовить новый вариант компаративного текста «Повествования» Аристакэса Ластивертци с использованием девяти рукописей ереванского Матенадарана[30] и одной — Института народов Азии Академии наук СССР[31]; при этом, разумеется, был учтен и изданный текст с приведенными разночтениями. Изданию памятника предшествует текстологическое предисловие, в котором дается подробное описание использованных рукописей и их оценка. Основной текст реконструирован, т. е. он не совпадает с каким-либо рукописным вариантом, но воссоздан в пределах сохраненных рукописями чтений. В подстрочном аппарате даются все те разночтения, которые, по мнению издателя, внесены переписчиками. Этот метод в данном случае был оправдан тем, что рукописные редакции очень близки между собой и разнятся лишь в отдельных чтениях[32].
Сравнительно большое число использованных рукописей позволило внести в текст некоторые существенные коррективы. Ряд исправлений устраняет стилистические шероховатости первого издания. В целом же текстологический анализ показывает, что сочинение Аристакэса Ластивертци дошло до нас в достаточно близком подлиннику виде, и это позволяет с большей уверенностью делать выводы по поводу содержания этого памятника.
Труд Аристакэса Ластивертци был по достоинству оценен уже в конце XVIII в.[33] (хотя уже и средневековые авторы оценивали его весьма лестно) и с тех пор продолжает привлекать пристальное внимание арменистов. С появлением же французского перевода он широко вошел в международный научный оборот[34]. К «Повествованию» как историческому источнику обращаются и византиноведы и историки-востоковеды. Между тем французский перевод памятника (в котором опущены как пролог, так и послесловие автора) уже устарел, а в ряде случаев основан на неправильных чтениях. Кроме того, он был издан около столетия назад и давно стал библиографической редкостью. Поэтому издание нового русского перевода, выполненного с критического текста, представляется вполне оправданным.
Стремясь передать содержание подлинника с возможной точностью, переводчик тем не менее старался избегать рабского повторения периодов и конструкций, характерных для текста памятника, памятуя, что «Повествование» не только ученый труд, но и художественное произведение. Это же стремление обусловило и несколько архаичный язык перевода. Перевод «Повествования» выполнен по тексту нового издания, сочинение переведено полностью, за исключением религиозно-богословских экскурсов, которые лишены реального содержания и, являясь выражением литературной манеры средневековья, сами по себе для понимания авторского замысла нич.его не дают. Эти купюры обозначены в тексте многоточием, заключенным в квадратные скобки