Он не является журналистом, во‐первых, потому, что блогер, в отличие от журналиста – это не профессия. Это первое. То есть по формальному признаку он не является. И во‐вторых (что гораздо более важно), блогер не является журналистом потому, что у него нет никакой ответственности: что хочет, то и говорит. Ему не надо проверять факты, он может врать, все что угодно. Над ним нет никакого контроля, в отличие от журналиста.
Ну, конечно, вы мне можете сказать: а что, среди журналистов нет таких, которые не проверяют факты, которые врут, которые «лепят» что хотят? Да, есть, только они перестали быть журналистами, в этом-то и беда. Это все равно как врач, скажем, хирург, который не соблюдает правил. Какой же он хирург? Он уже потерял звание врача. При этом я не осуждаю блогера, просто не надо путать то, что делает он, с тем, что должен делать журналист. Когда вы мне говорите о тех журналистах, которые себя так ведут, конечно, это беда, потому что это компрометирует профессию, а блогер никого не компрометирует, кроме себя. В этом тоже разница.
Что до СМИ, то они ведь обязаны подчиняться некоторым законам, которые существуют в стране. Это ставит их в принципиально другое положение по сравнению с тем, что происходит в интернете.
И еще одно. Популярность иных блогеров и интернет-изданий объясняется тем, что журналисты (разумеется, не все, но многие) перестали быть журналистами и многие СМИ уже не являются СМИ. И тогда человек хочет понять, а где все-таки можно найти хоть что-то похожее на правду и на свободное изъявление своих мыслей, и поворачивается в сторону интернета.
Но тем не менее я в этих случаях всегда вспоминаю слова Линкольна, хотел бы напомнить их и вам тоже. Он как-то сказал: «Можно дурачить часть народа много времени, и можно дурачить много народа часть времени, но невозможно дурачить весь народ все время».
Наконец-то подтвердились мои подозрения по поводу подлинного отношения Русской православной церкви к правам человека. Выступая в Храме Христа Спасителя, патриарх Кирилл заявил, что человекопоклонничество является глобальной ересью.
Узнав об этом, я испытал много самых разнообразных чувств. Захотелось поздравить, во‐первых, патриарха с созданием неологизма, ведь такого слова, как человекопоклонничество, в русском языке до сих пор не было. Захотелось сказать ему, во‐вторых, что сам Владимир Владимирович позавидовал бы его придумке, хотя и сам был силен в этой области. Нет, не тот Владимир Владимирович, о котором, очевидно, часто думает патриарх, а Маяковский, с которым у него, наверное, были бы проблемы.
А ведь что такое человекопоклонничество? На самом деле это и есть права человека. Причем до сих пор в христианской религии в основном считалось, что права человека даны Всевышним. Ну, например, преамбула к Декларации независимости Соединенных Штатов Америки, которая была написана Томасом Джефферсоном, гласит следующее: «Мы считаем эти истины самоочевидными, что все люди рождены равными, что человек наделен своим Создателем некоторыми неотъемлемыми правами, среди которых право на жизнь, на свободу и на добывание счастья». Другими словами, у человека есть неотъемлемые права и даны они ему Создателем, то есть Господом богом.
Правда, я как атеист с этим не согласен. Я-то считаю, что права человека – это нечто такое, к чему сам человек пробивался очень тяжелым, длительным путем. Ведь поначалу никаких представлений о правах человека у человечества не было, люди в основном были рабами, и тот, кто осмеливался говорить о каких-то правах человека, жил недолго. Причем очень часто именно церковь помогала ему уходить на тот свет.
Вообще церковь-то не приветствует свободу личности. Церковь в самом деле строится на догме, на подчинении. Я говорю о христианской церкви, конечно. И когда это было возможно, церковь служила инструментом подавления свободомыслия и тем более инакомыслия. Но чтобы так откровенно и публично высказать свое отношение к правам человека – это, конечно, нечто выходящее за пределы вообразимого. Я бы даже сказал, что это глобальная ересь. Но не скажу, чтобы меня не обвинили в плагиате.
Вчера в Лахоре, в Пакистане, террорист-смертник взорвал себя в людном парке. Убито более семидесяти человек, ранено более трехсот. 22 марта в Брюсселе в результате двух терактов, совершенных на аэровокзале и в метро, убито более тридцати человек, ранено более двухсот. 13 ноября в результате серии терактов в Париже погибло более 130 человек, ранено более трехсот пятидесяти.
Спрашивается, какой город на очереди? Да, конечно, вопрос риторический, потому что нет на него ответа, кроме одного: какой-то город есть, мы просто не знаем какой.
У меня есть еще один риторический вопрос: сколько это будет продолжаться? Меня считают человеком либеральным, политкорректным, толерантным, так что, наверное, то, что я скажу, будет неожиданно и, наверное, вызовет удивление, если не сказать возмущение, но тем не менее я это скажу.
Разве не очевидно, что в потоке так называемых беженцев с Ближнего Востока и из Африки наверняка были не только беженцы? Разве не очевидно, что террористические организации сумели внедрить своих людей в эти толпы – и тем самым в Европу? Разве не очевидно, мягко говоря, что преступная открытость политики целого ряда стран привела к тому, что мы видим, то есть к тому, что случилось и в Париже, и в Брюсселе, и в Лахоре? И я уверен, еще случится. Это личная ответственность политиков, которые призывали встречать всех так называемых беженцев с распростертыми объятиями, вместо того чтобы жестко ставить преграды и тщательно проверять, кто беженец, а кто нет.
Вот недавно я читал книжку про Испано-американскую войну конца XIX века и вычитал там довольно любопытную, хотя и неприятную вещь. Оказывается, на Филиппинах в начале XX века (эта война длилась довольно долго) против американцев действовали исламские террористы. И командующий американским гарнизоном генерал Джон Першинг понимал, что террористам смерть не страшна, наоборот, они даже стремятся к ней, и пытался придумать, а что с этим сделать. И придумал. Американские солдаты взяли в плен пятьдесят террористов, генерал приказал привязать их к столбам, затем привести свинью, убить ее, разрезать, окунуть пули в свиную кровь и в свиной жир, зарядить этими пулями ружья и расстрелять сорок девять человек. Потом завернуть их в свиные шкуры, бросить их в могилы и сверху еще посыпать на них свиные кишки. Оказывается, что согласно мусульманской вере, такой человек, в таком положении, окажется в аду, а не в раю.
Вот они это все сделали, а пятидесятого человека освободили, и он сбежал, конечно, к своим людям, рассказал о том, что увидел, и не было больше ни одного теракта.
За что купил, за то продаю.
Готовясь к своей программе, я совершенно случайно наткнулся на сообщение о том, что месяц тому назад глава Минздрава Вероника Скворцова заявила, что по инициативе ее министерства и партии «Единая Россия» правительство РФ собирается ввести акцизы на вредные продукты. Речь идет о чипсах, газировке, пальмовом масле и сахаре или о продуктах, в которых повышенное содержание жира и сахара.
Как выяснилось, гость моей программы Денис Мантуров поддерживает эту идею. Он говорит так: «Я поддерживаю в целом здоровый образ жизни. И соответственно, любые вредные продукты, которые человек потребляет, не добавляют никакой пользы. Если на этот сорт продуктов будут вводиться какие-то дополнительные сборы, что будет стимулировать население покупать более полезные продукты, в этом ничего плохого нет».
Поддерживает предложение и глава Минсельхоза Александр Ткачев. Он говорит так: «Сегодня есть такая инициатива у Минздрава, она нами поддержана, о том, чтобы поднять акцизы на пальмовое масло, на газировку, то есть на вредные продукты». В принципе «за» и министр финансов Силуанов, который видит в этом способ получения дополнительного дохода для бюджета. «За» и председатель правительства Дмитрий Медведев, и даже, говорят, президент Путин.
Я хочу им всем сказать, что я тронут этой заботой о моем здоровье и о здоровье народа. Они как бы говорят нам всем: «Хотите вредить своему здоровью? Вредите на здоровье, но за это вам придется платить». То есть заботясь о нашем здоровье, бьют по нашему карману. Правда, не могу отделаться от проклятого чувства подозрения, что что-то не совсем так.
Акциз на табачные изделия – понимаю, это страшная гадость и вредная вещь. Но сахар, газировка, а уж коль дело пошло так, то почему же нет в этом перечне соли? Ведь соль – очень вредная штука. А сливочное масло? Жир. А сливки? В них вообще жира ого-го. О сметане даже и не говорю. А все кондитерские изделия?
В общем, инициатива, конечно, замечательная, но когда я о ней узнал, как-то стало мне тоскливо, не знаю почему. Видимо, наелся какого-то вредного продукта.
Недавно мне прислали документальный фильм. Оказывается, он вышел в 2013 году, но я его не видел.
Это история о двух девчонках, близняшках, из какого-то малюсенького города в глубинке, которые приехали в Москву на телевизионный конкурс попытать счастья. Они студентки к этому времени, такие милые хохотушки, интересуются модой, интересуются гаджетами, мальчиками, ну, в общем, все как у всех. Снимают их, потому что снимают всех, чтобы потом, если кто победит, можно было об этом человеке сделать фильм.
Ну, они проходят первый тур, успешно, что-то там спели, сплясали, подошел второй тур, и тут надо отвечать на вопросы. Вот им задают вопрос: что такое холокост? Они сидят, смотрят друг на друга, одна говорит: «Я понятия не имею». А другая говорит: «По-моему, я знаю, что это, по-моему, это клей для обоев. Хо-ло-кост, понимаешь? Давай так и скажем». «Ну давай», – соглашается первая.
Опять задается вопрос «Что такое холокост?» И одна из девочек отвечает: «Клей для обоев». Ну, интернет конечно взрывается, все такое прочее, но важно не это. Важно то, что умный человек – режиссер находит этих девчонок и предлагает им п