«Коллекционер приобретет задорого серебряный денарий Гильгамеша. Господ фальшивомонетчиков прошу не беспокоиться, я знаю, как он выглядит. С предложениями обращаться: Москва, Центральный почтамт, до востребования. Предъявителю ассигнации с номером…»
Петра в этом смутило лишь одно: про денарий Гильгамеша объявление должен был давать он сам…
Отец очень сильно избил Зайзат: он на самом деле думал, что девчонка специально больной прикидывается чтобы ее не отдали замуж. Очень сильно избил, потому что ему за дочь предложили и денег много, и нескольких замечательных коней — а теперь все эти богатства уплыли. Но все же убивать он дочь не стал: ведь ей только двенадцать, глядишь, и через год кто-то пожелает за нее калым приличный отдать. Но он не учел одного: спустя десять дней, когда противная девчонка окончательно встала на ноги, она решила, что здесь жить ей уже не нравится. И ушла, никому не сказав куда. Впрочем, это никого уже не интересовало: родная мать умерла уже лет пять как, а отец… его вместе с мачехой соседи вообще нашли только когда из дома, стоящего на краю аула, вонь достигла дороги.
А переодевшаяся мальчишкой девочка, сидя в вагоне едущего в Москву поезда, с долей ехидства вспоминала случившийся с год назад разговор:
— Я бы не хотела попасть в какого-нибудь мужика, — заметила тогда Консуэла.
— Не попадешь, — уверенно ответила ей Ха-Юн, — мозги мужчин и женщин все же различаются, поэтому ты и выращиваешь оба вида клонов. Так что в мужчину ты точно не попадешь…
Правда тогда разговор-то шел только «в одну сторону», но все решили, что и «обратно» все будет происходить так же. Но «не получилось», и девочка с ехидством представляла себе, как миниатюрная Ха-Юн превратится в какого-нибудь мужика-молотобойца на металлургическом заводе. А вот насколько эти мечты могут превратиться в реальность — об этом, скорее всего, до приезда в Москву узнать не выйдет. Да и там… насчет разброса по времени до двух лет Линн был полностью согласен, и он как раз этот аспект по части нацеливание системы переноса информации знал наверняка.
Однако нужно надеяться на лучшее, а подождать… Зайзат забрала все деньги и ценности, имевшиеся в доме, и по ее прикидкам на это можно было в Москве прожить — хотя и довольно скромно — не меньше года. А там и заработать при необходимости что-то наверняка получится, ведь по паспорту (который она сама себе выписала, ненадолго «отключив» сторожа в полицейском участке) она была пятнадцатилетним парнем, носящим вполне христианское имя Георгий…
Господин Сапожников не стал, конечно, писать куда-то «до востребования»: адрес, по которому нужно было обращаться, был зашифрован в номере банкноты. Так что Петр просто несколько дней следил за указанной квартирой (даже комнатой в доходном доме) и выяснил, что там проживает всего один человек: не особо молодой мужчина, вроде бы ничем не занятый. Так что после недолгих размышлений он подошел к этому мужчине, когда тот решил отобедать в каком-то трактире, и задал простой вопрос:
— Извините, мне лицо ваше показалось знакомым… а вы не знаете, где можно найти алтын Лугальбанды?
— А вы… я надеюсь, что такой алтын принесет одна моя испанская знакомая.
— Спасибо. А я вот ищу… денарий Гильгамеша, но пока найти не могу.
— Линн?
— Александр.
— Но ведь это… все понятно.
— Что понятно?
— Мы сначала подумали, что команду система не поняла, и произнесли «поехали» по крайней мере три раза.
— И система успела перезарядиться?
— Вы себе тоже чего-нибудь закажите, а то половой косится. Вероятно да, успела. Возможно, что все три раза… но сколько еще придется ждать… а у меня средств, извините, еще только на пару месяцев…
— У меня есть деньги, я даже дом в Москве купить успел. Так что это вообще не проблема, проблема в том, где искать остальных… и сколько их будет. Я вас первым нашел, так ведь?
— Не совсем. Доедайте, или с собой заберите, тут вам все хорошо упакуют. И пойдем сначала ко мне: я вам хочу показать очень интересное письмо.
— Письмо?
— Да. Я подумал, что вы Линн потому что письмо было, судя по всему, от Нави, а он до Москвы сам добраться точно не может. Но и я ему на помощь уехать не могу: объявления-то, я вижу, работают, а если я уеду… Хотя… я пока и представить не могу, что разговариваю сам с собой, а уж сколько теперь остальных…
— Любезный, заверни-ка мне все это с собой и еще одну такую же порцию добавь! Ну что, Александр, пошли? Кстати, меня Петром зовут.
— А меня Василием. Очень приятно познакомиться… сейчас, я только расплачусь…
— Экономь деньги, Василий, они тебе еще пригодятся. Любезный, сколько с нас?
Глава 2
Андрей Владимирович Лавров сообразил, что он не одинок, когда узнал о том, что полк из армии генерала Иванова разгромил в середине августа германскую дивизию, наступавшую на Ригу, причем разгромил с использованием каких-то страшных «танкеток», а окончательно в этом убедился в конце сентября, когда получил внеочередное капитанское звание из рук самого Великого князя Николая Николаевича — Верховного Главнокомандующего. Историю намеченного периода Нави — как и все его товарищи по несчастью (или по счастью — счастью остаться в живых) — изучил неплохо и знал, что Великого Князя от командования отстранили вроде еще в середине августа по результатам «великого отступления», а раз его не отстранили, то значит, что история уже поменялась. И поменял ее, скорее всего, Александр: этот штурмовик основной упор в овладевании историей тогдашней техники делал на изучении боевых машин. И постоянно утверждал, что «правильные бронированные машины сами по себе историю повернуть могут».
А звание капитана Андрей Владимирович получил без малейшей помощи от своего «дополнительного Я»: он просто тщательно проанализировал личный опыт. Хотя, возможно, Нави и помог ему сделать правильные выводы: решив, что германцы отнюдь не от избытка снарядов положили несколько шестидюймовых изделий рядом с домиком, где от сентябрьской ночной прохлады укрылись офицеры роты, он — окончательно придя в себя и приступив к реальному управлению своим подразделением, просто вывел роту из поселка и разместил солдат в наскоро отрытых землянках в небольшом лесочке в четверти версты от деревни. И оказалось, что очень правильно сделал: спустя всего три дня немцы, в очередной раз прорвав фронт, пошли в атаку на населенный пункт, причем предварительно обстреляв его из всех орудий, которые у них оказались под рукой.
Подполковник Вершинин — командир батальона, как раз пришедший в расположение роты чтобы «изрядно взгреть» поручика за нарушение устава, увидел, во что превратилась деревня после артобстрела, перед поручиком «за грубые слова» извинился, а затем, когда развалины поселка были заняты германцами, он лично возглавил «внезапную атаку» первой роты, позволившую германца в данном месте практически уничтожить. Правда Андрей Владимирович (пользуясь уже знаниями, полученными от Нави), решил, что подполковник — либо полный дурак, либо специально под пули подставлялся чтобы «искупить вину кровью». Ну, искупил, а батальон остался без командира…
После недолгого совещания (и в нарушение устава, однако оправданного ситуацией) командовать батальоном стал командир уже второй роты капитан Суровин, а пришедший в составе пополнения штабс-капитан Фант заменил его на роте — так что первая рота осталась под командованием поручика. И он силами этой роты смог остановить наступление германского пехотного полка!
Хотя, откровенно говоря, великим подвигом это — с точки зрения самого Андрея Владимировича — не стало. Получив приказ «удерживать дорогу хотя бы в течение дня» он, осмотрев позицию, решил что задача невыполнима в принципе — ну, если к ее решению подходить, буквально исполняя написанное в уставах. А если воспользоваться опытом Нави… Навигатор, конечно, прошел всего лишь начальную военную подготовку, все же он работал на десантно-штурмовом катере и при необходимости должен был оказывать штурмовикам определенную помощь. Но даже то, что он усвоил в школе навигаторов, оказалось на голову выше того, чему сейчас учили в военных даже академиях. А разместить два десятка шрапнельных снарядов в деревянных колодах и в нужный момент просто «дернуть за веревочку» — особого ума не надо, если, конечно, знаешь, что это ужа давно отработанный метод уничтожения противника «на земле». А обстрелять германские войска, шедшие по дороге в батальонных колоннах, из четырех трофейных пулеметов было вообще «приятным дополнением к банкету».
А еще кроме солдат роты вообще никто не знал, что поручик приказал в этом бою пленных не брать (просто потому, что у него людей не оставалось пленных куда-то конвоировать) — а солдаты, среди которых Андрей Владимирович провел правильную воспитательную работу, приказ исполнили с удовольствем, но и они об этом никому рассказывать не собирались. Так что внешне это выглядело как «одна рота уничтожила целиком пехотный полк противника, потеряв при этом четырех человек ранеными». Красиво это выглядело, особенно красиво в рапорте капитана Суровина — и посмотреть на героическую роту (правда, все же отведенную в тыл) приехал лично Великий князь. А когда Андрей Владимирович, представляясь князю, закончил рапорт словами «исполняющий обязанности командира роты поручик Лавров», Николай Николаевич широко улыбнулся и ответил:
— Это ведь непорядок, когда поручик исполняет обязанности командира роты, это, можно сказать, нарушение всех уставов и вообще безобразие. Капитан Лавров, даю вам час на то, чтобы вы привели в порядок погоны. Жду от вас список отличившихся в том бою солдат и унтер-офицеров, а если вы имеете в виду какие-то иные меры их поощрения, то о них тоже напишите. Я бы вам еще и месяц отпуска дал, но, сами видите, обстановка не располагает. Это — от верховного главнокомандования, а как русский офицер я восхищаюсь вашим мужеством и сметкой, и хочу… Капитан, вы предпочитаете шампанское или коньяк?
— Мне бы пару пулеметов, лучше с танкетками.