Началась полномасштабная война, а затем вспыхнуло очередное восстание. Клебер победил и врагов, и повстанцев, но очень дорогой ценой. Он сжигал селения и целые кварталы Каира.
Вскоре Клебер был зарезан молодым сирийцем, посланным одним из турецких военачальников. Сулейман из Алеппо — так звали убийцу — выполнил волю султана.
Согласно приговору французского трибунала, Сулейману сожгли правую руку и посадили на кол. Он умер со словами: «Нет бога, кроме Аллаха». Казнили и четырех сообщников, шейхов мечети Аль-Азхар.
Турки были разбиты, но в стране появились англичане. 8 марта 1801 года они высадились на побережье Абукира.
После смерти Клебера командование перешло к Абдаллаху Жаку (Мену), старшему из генералов. Бонапарт бежал от позора капитуляции, Клебер принял смерть и тем самым покрыл себя славой, а Мену сдался в Александрии 1 сентября 1801 года. Еще раньше в Каире капитулировал генерал Бельяр[62].
Примерно пятьсот французских солдат пополнили ряды мамелюков, а большинство было посажено на суда в Абукире и доставлено на родину.
Мену не стал дожидаться отправки всей армии и отплыл во Францию на борту фрегата «Диана». Однако Бонапарт простит его и сделает членом трибуната[63].
Как французы тому ни противились, по условиям капитуляции пришлось уступить англичанам многие найденные в Египте древности, включая Розеттский камень. Генерал Хатчинсон[64] завладел этими ценностями и отправил их в Лондон. Они были переданы в Британский музей.
Победителям достались саркофаги, двадцать семь скульптур, в большинстве своем разбитых, отливки, образцы флоры и фауны, минералы и, главное, знаменитый камень!
Абдаллах Жак не проявил никакой воли в том, чтобы отстоять сокровища, найденные французскими учеными. Камень, о котором уже знал весь мир, Мену держал в своем доме. Однажды он написал Хатчинсону: «Вы хотите заполучить его, генерал? Вы можете это сделать, так как являетесь более сильным из нас двоих… Заберите его, когда пожелаете».
Ученые вели себя мужественнее, чем Мену. Этьен Жоффруа Сент-Илер боролся за право обладания коллекциями, в том числе естественно-научными, и сохранил часть предметов для Франции. А с тех вещей, что забрали англичане, вовремя сняли копии. Ученые сделали записи и многочисленные рисунки.
Война, мятежи, дизентерия и другие болезни унесли жизни тридцати двух членов Комиссии по наукам и искусствам. Из 30 тысяч солдат, ступивших на африканский берег, в живых осталось две трети. Многие заболели и потеряли зрение.
Французы в первый раз ощутили, что такое «жить при Наполеоне». Ведь он был не просто военным начальником. Бонапарт получил от Директории полномочия на ведение любых переговоров и заключение политических договоров. Он являлся настоящим правителем Египта.
Письма Директории с осуждением генерала Бонапарта писали и Клебер, и финансист Посселгуэ[65]. Наполеон простит обоих. Последнего император назначит на высокую и доходную должность, сказав его брату, известному хирургу? «Кто ваш брат? Я не знаю его. Посселгуэ предал генерала Бонапарта, но император не знает его. Сам я не окажу ему помощь, но если министр финансов сделает выбор в его пользу, то я подпишу назначение».
Египетская экспедиция завершилась неудачей. Но французы вполне могли закрепиться в Африке, если бы их адмиралы сохранили военные корабли. Получая подкрепления из метрополии, Бонапарт мог бы расширить плацдарм своих действий и обрести сторонников.
Увы, флот был уничтожен, и армия оказалась обреченной на поражение. Но бесподобная энергия главнокомандующего, подкрепленная героическими усилиями членов экспедиции, сотворила чудеса. Ученые сделали важные открытия и составили коллекции, которые помогли расшифровать древнюю письменность и приступить к созданию действительной истории Востока.
В 1869 году неутомимый Лессепс построит Суэцкий канал, соединив два моря. Одна из главных задач экспедиции была решена к столетнему юбилею Наполеона.
«Будет королем, вот увидите!»
16 июля 1799 года — в то время, когда Бонапарт уже вернулся из Сирии в Каир, но еще не дал бой при Абукире, — блистательный Жубер, высокий и худощавый, храбрый и энергичный, выехал из Парижа. Он собирался разгромить Суворова и оправдать надежды патриотов.
Жубер, соратник Бонапарта, несостоявшийся адвокат, некогда вступивший в ряды революционной армии, летел в Италию как на крыльях. Он вез с собой талисман — портрет супруги.
Они только что сыграли свадьбу в Гранпрэ, что в Шампани. Молодая жена была племянницей бывшего маркиза Семонвилля[66], с которым мы еще встретимся. Семонвилль сделал большую ставку на Жубера.
Молодожен отвез супругу к своим родителям в Понде-Во, департамент Эн. Их медовый месяц продлился лишь несколько дней.
Италия — то место, где Бонапарт и Жубер достигли великой славы. Раньше Жубер был подчиненным, теперь же все выглядит по-другому — вчерашний начальник далеко, а упования политиков Директории и простых граждан связаны с Жубером.
Казалось, молодой дивизионный генерал идет по стопам Бонапарта. Похожим было начало операции, а первые задачи ее — те же, что и в славном 1796 году: вырваться из ущелий в долины Ломбардии и оперировать на равнине.
Многообещающий символ — свой первый бой он дает 15 августа, в день рождения Бонапарта. Тому исполняется тридцать, и Жуберу столько же! Состоится ли рождение полководца?
На рассвете он увидел русских и австрийцев — их было больше, чем французов. Но Жубера это не смущает — так же, как не смущало Бонапарта, последовательно победившего четыре австрийские армии. Главнокомандующий не намерен отсиживаться в безопасных пунктах и сам ведет бойцов в атаку.
Застрельщики заняли дачные усадьбы, плантации и разыгрывали боевую прелюдию. Жубер вел свою колонну, сидя верхом на лошади, — и вдруг пал, сраженный пулей! Она врезалась в грудь и прошла навылет.
Вождя положили на носилки и накрыли холстом. Генерал скончался еще до полудня, а битва при Нови была проиграна.
«Он был еще молод и не успел приобрести всего необходимого опыта. Он был создан для роли крупного полководца», — отметил Наполеон в своих воспоминаниях.
Суворов наступал. Жители южных городов Франции ждали скорого появления его армии, а некоторые даже изучали русский язык. Марсельские женщины ввели в моду уборы «а-ля Суворов».
16-летний патриот Анри Бейль, будущий Стендаль[67], был в отчаянии: «Вскоре к моей печали гражданина прибавился эгоистический страх. Я боялся, как бы из-за приближения русских не были отменены экзамены в Гренобле».
Однако вскоре все меняется: русский полководец ведет армию не на юг, а на север, генерал Массена[68] разбивает Корсакова[69], и Суворов вынужден отступить. А следом является тот, кого так часто вспоминали[70] в те дни.
«Бонапарт высадился во Фрежюсе, — рассказывает Стендаль. — Я упрекал себя за появившееся у меня искреннее желание, чтобы этот молодой Бонапарт, которого я рисовал себе красивым молодым человеком, вроде полковника комической оперы, сделался королем Франции».
Вскоре после высадки во Фрежюсе члены Совета пятисот выбирают Люсьена Бонапарта[71], брата победоносного генерала, своим председателем. Бойцы Итальянской армии — те, кого Наполеон не взял с собой в Египет, — громко кричат «ура», и их продолжительные возгласы слышат австрийцы.
На Рейне часовые двух армий перекликаются через реку.
Австриец: Ну что, француз, приехал-таки ваш король?
Француз: У нас нет короля, и мы не хотим его.
Австриец: Разве Бонапарт не король ваш?
Француз: Нет, он наш генерал.
Австриец: Ну так будет королем, вот увидите. А все-таки он будет молодчина, если даст нам мир.
Генерал Марбо получил назначение в Итальянскую армию и выехал из Парижа вместе с сыном. В Лионе они встретили Бонапарта-триумфатора, который в самом деле вел себя как будущий король.
Старший и младший Марбо сели на корабль и поплыли по Роне. Несмотря на маловодье, отец и сын преодолели опасные мели, но на подступах к Пон-Сент-Эспри в дело вмешался мистраль. «Корабельщикам не удалось выгрести к берегу, — писал впоследствии сын[72]. — Вместо того чтобы работать, они потеряли голову и принялись молиться Богу, в то время как течение и яростный ветер несли судно прямо на мост! Еще миг, и мы врезались бы в мостовую опору и потонули, но тут отец и мы все, схватив багры и едва успев встать с ними на носу, оттолкнулись от опоры, на которую нас сносило. Толчок был таким сильным, что мы повалились на скамейки, зато лодка отклонилась в сторону и чудом сумела пройти под аркой моста…»
Отец и сын преодолели препятствия, а что Бонапарт? И тут все «по плану»: «Это было в первых числах ноября 1799 года, так как в Немуре, в двадцати или двадцати пяти милях от Парижа, мы узнали о событиях 18 брюмера (или 9 ноября 1799 года), совершившихся накануне, — пишет Стендаль. — Мы узнали о них вечером, я мало что понял в них и был восхищен тем, что молодой генерал Бонапарт сделался королем Франции».
Наполеон, этот «необъяснимый феномен», человек, «дивящий своими делами и непроницаемый в своих замыслах», как писалось в одной брошюре того времени, достиг высшей власти в государстве!
На стенах столичных домов были расклеены объявления о смене режима. Рабочие предместий молчали. А буржуазный Париж, уставший от войн и переворотов, предался веселью. Любой намек на 18 брюмера, сделанный со сцены, встречали аплодисментами.