В марте 1918 года декретом Совета народных комиссаров столицей вновь была объявлена Москва. Было принято специальное постановление о переезде правительства и руководства партии из Петрограда (Смольного) в Москву (Кремль). Новое руководство страны расположилось в здании Сената, над Кремлем было поднято Красное знамя. Первыми 12 марта 1918 года в Кремль через Троицкие ворота въехали председатель Совета народных комиссаров РСФСР В. И. Ленин и председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета Я. М. Свердлов.
Так весной 1918 года древний Кремль обрел новую жизнь и новых обитателей.
От Троицких ворот направо вдоль стены Кремля тянулась Дворцовая улица, застроенная по обеим сторонам Офицерским, Кухонным, Гренадерским, тремя Кавалерскими, Детским и Фрейлинским корпусами, Потешным дворцом и другими зданиями, которые постепенно начали заселять новые жильцы.
В октябре 1918 года был закрыт Вознесенский монастырь. Монахини во главе с игуменьей были выселены из Кремля и определены при церкви Лефортовской больницы. Опустел и Чудов монастырь. А в кельи монахов и монахинь тоже въехали новые постояльцы.
Л. Д. Троцкий в книге «Моя жизнь», описывая кремлевский быт, признавал, что новое кремлевское жилье производило на него странное впечатление: «Со своей средневековой стеной и бесчисленными золочеными куполами Кремль, в качестве крепости революционной диктатуры, казался совершеннейшим парадоксом. Правда, и Смольный, где помещался раньше Институт благородных девиц, не был прошлым своим предназначен для рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. До марта 1918 г. я в Кремле никогда не бывал, как и вообще не знал Москвы, за исключением одного-единственного здания: Бутырской пересыльной тюрьмы, в башне которой я провел шесть месяцев холодною зимою 98–99 гг. В качестве посетителя можно бы созерцательно любоваться кремлевской стариной, дворцом Грозного и Грановитой палатой. Но нам приходилось здесь поселяться надолго. Тесное повседневное соприкосновение двух исторических полюсов, двух непримиримых культур и удивляло, и забавляло...
В Кавалерском корпусе, напротив Потешного дворца, жили до революции чиновники Кремля. Весь нижний этаж занимал сановный комендант. Его квартиру теперь разбили на несколько частей. С Лениным мы поселились через коридор. Столовая была общая. Кормились тогда в Кремле из рук вон плохо. Взамен мяса давали солонину. Мука и крупа были с песком. Только красной кетовой икры было в изобилии вследствие прекращения экспорта. Этой неизменной икрой окрашены не в моей только памяти первые годы революции.
Музыкальные часы на Спасской башне перестроили. Теперь старые колокола вместо «Боже, царя храни» медлительно и задумчиво вызванивали каждые четверть часа «Интернационал». Подъезд для автомобилей шел под Спасской башней, через сводчатый туннель. Над туннелем старинная икона с разбитым стеклом. Перед иконой давно потухшая лампада. Часто при выезде из Кремля глаз упирался в икону, а ухо ловило сверху «Интернационал». Над башней с ее колоколом возвышался по-прежнему позолоченный двуглавый орел. Только корону с него сняли. Я советовал водрузить над орлом серп и молот, чтоб разрыв времени глядел с высоты Спасской башни. Но этого так и не удосужились сделать...
В моей комнате стояла мебель из карельской березы. Над камином часы под Амуром и Психеей отбивали серебряным голоском. Для работы все было неудобно. Запах досужего барства исходил от каждого кресла. Но и к квартире я подходил по касательной, тем более что в первые годы приходилось только ночевать в ней в непродолжительные мои налеты с фронта в Москву.
Чуть ли не в первый день моего приезда из Питера мы разговаривали с Лениным, стоя среди карельской березы. Амур с Психеей прервал нас певучим серебряным звоном. Мы взглянули друг на друга, как бы поймав себя на одном и том же чувстве: из угла нас подслушивало притаившееся прошлое. Окруженные им со всех сторон, мы относились к нему без почтительности, но и без вражды, чуть-чуть иронически. Было бы неправильно сказать, что мы привыкли к обстановке Кремля, — для этого слишком много было динамики в условиях нашего существования. «Привыкать» нам было некогда. Мы искоса поглядывали на обстановку и про себя говорили иронически-поощрительно амурам и психеям: не ждали нас? Ничего не поделаешь, привыкайте. Мы приучали обстановку к себе»[3].
Первым делом новые обитатели Кремля переименовали Дворцовую улицу в Коммунистическую. В том же 1918 году Кремль был закрыт для посещения.
Вначале В. И. Ленин, как и его соратники Троцкий, Каменев, Зиновьев, Сталин, Бухарин, Молотов и многие другие, занимал двухкомнатную квартиру (№ 24) в одном из Кавалерских корпусов, сохранившемся до наших дней. Но уже вскоре перебрался в более просторное жилище прокурора Судебных установлений, в здание Сената. Квартира находилась в той части, что ближе к Троицким воротам, на третьем этаже. Ленин прожил здесь с женой и сестрой с 1918 по 1923 год, а до 1939-го здесь продолжали жить члены его семьи.
Решение открыть Музей-квартиру Ленина было принято лишь во времена Н. С. Хрущева, возможно, по его личной инициативе. Правда, к тому времени внутреннее убранство помещений было уже утрачено, и его поручили восстановить архитектору Г. Г. Савинову. Музей был открыт для посещений в 1955 году. Главной его достопримечательностью являлась личная библиотека Ленина, насчитывающая 18 тысяч томов. В интерьере квартиры сохранили рояль, а на кухне — полочку с кастрюльками, изготовленными из первого советского алюминия. Но при этом обстановка, конечно, была далеко не спартанская. В 1995 году, в соответствии с постановлением председателя правительства, кремлевский Музей-квартира переехал в Горки, где отныне занимает отдельное здание на территории усадебного парка.
В квартирах всех кремлевских обитателей стояла мебель, оставшаяся здесь от прежней жизни. Есть приходилось из посуды с царским гербом: другой у коменданта просто не нашлось.
В здании Арсенала разместились казармы и административные службы Комендатуры Кремля.
Охрана была поручена латышским стрелкам с подчинением их коменданту Кремля. В сентябре 1918 года им на смену были передислоцированы из Лефортова пулеметные курсы, которые в январе 1919 года были переименованы в Первые московские пулеметные курсы по подготовке командного состава РККА. Таким образом, здесь была создана школа красных командиров, которых тогда называли кремлевскими курсантами. С 1930 года кремлевские курсанты несли службу на посту № 1 у входа в Мавзолей В. И. Ленина. В 1935-м задачи по охране Кремля были переданы Батальону особого назначения, который полностью принял на себя обязанности по охране членов советского правительства и перешел в подчинение НКВД СССР. В том же году батальон был реорганизован в Полк специального назначения, а в 1936-м — в Отдельный Кремлевский полк. Указом президента Б. Н. Ельцина 20 марта 1993 года он был преобразован в Президентский полк.
В сентябре 1918 года появилась специальная телефонная комната Кремля, где был установлен 100-номерный коммутатор, а в январе 1922 года в ведении Комендатуры Московского Кремля заработала своя автоматическая телефонная станция. В 1930 году были сданы в эксплуатацию первые линии ВЧ-связи Москва-Ленинград и Москва-Харьков.
В апреле 1929-го, по инициативе коменданта Кремля Р. А. Петерсона, правительственная комиссия, в которую входили К. Е. Ворошилов, В. В. Шмит, А. Е. Енукидзе, осмотрела здания Чудова и Вознесенского монастырей и постановила снести их, очистив место для строительства Военной школы ВЦИК с подземным тиром для пулеметчиков. Правда, уже в октябре 1935 года школа ВЦИК была эвакуирована с территории Московского Кремля. А в этой, недоступной для посетителей части Кремля рядом со Спасской башней расположился Всероссийский центральный исполнительный комитет с Кремлевским театром. В 1950-х годах здание было передано Верховному Совету и Президиуму Верховного Совета СССР. Сегодня это строение именуют 14-м корпусом.
Помещений, пригодных для жилья, в Кремле было не так уж много, а потому высшие партийные функционеры и госчиновники еще с 1918 года жили в лучших гостиницах города: в «Метрополе», «Национале», «Центральной» и «Савое», которые были преобразованы в так называемые Дома Советов.
В Кремле же все жили очень скромно, как в большой коммунальной квартире. Дети гоняли по кремлевским скверикам на велосипедах, горланили, путались под ногами. Потом подросли, их надо было водить в школу. Со временем жить и работать здесь становилось все сложнее, тем более обеспечивать порядок. В 1931 году семьи крупных партийных деятелей начали отсюда переселять и уже к 1937-му здесь почти никого не осталось. В 1930-е годы тех, кого не репрессировали, переселили в городские квартиры. Жить в Кремле остался один Сталин, но даже он основное время проводил на Ближней даче в Волынском.
Совсем недалеко от Кремля, через мост, в 1931 году был построен огромный дом, с легкой руки Юрия Трифонова известный всем как Дом на набережной, куда многие кремлевские семьи и переехали.
О судьбе этого увешанного мемориальными досками темно-серого мрачного дома на улице Серафимовича сегодня знают все. Он был построен по проекту архитектора Бориса Михайловича Иофана как образцовый дом будущего, в котором должны были жить высокопоставленные советские партийные и государственные деятели: члены ЦК ВКП(б), Комиссии советского контроля, Комитета партийного контроля, наркомы, замы наркомов, начальники главков. Позднее к ним присоединились первые Герои Советского Союза, сотрудники аппарата ВЦСПС, Коминтерна, Народного комиссариата обороны.
Кстати, этому же архитектору принадлежал проект Дворца Советов, который в 1931 году собирались возвести на месте снесенного храма Христа Спасителя. По его проекту был построен санаторий в Барвихе (1931–1935), а также советские павильоны на Всемирных выставках в Париже (1937) и Нью-Йорке (1939).
Для строительства «Дома ЦИК» в 1927 году была образована правительственная комиссия, которую возглавил А. И. Рыков, в то время председатель Совета народных комиссаров СССР. В ее состав входили секретарь Президиума ЦИК СССР А. С. Енукидзе, сам автор проекта Б. М. Иофан, заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода. Все четверо получили в новом доме квартиры, однако до старости дожил один Б. М. Иофан, остальные в 1937–1938 годах были репрессированы, как, впрочем, и многие другие его жильцы.