При новом хозяине сохранились кое-какие старые традиции, например, остался крепостной театр с чтецами и музыкантами. Однако Вениамин Петрович был просвещенным человеком. Военный по профессии, он был еще и ученым агрономом, и страстным любителем искусства. Видимо, гордился родством со знаменитым современным поэтом и своих крестьян заставлял учить стихи Пушкина. В этой странности сказывалась характерная черта эпохи — стремление гармонизировать жизнь во всех ее проявлениях. Просвещение крестьян было одним из способов победы над хаосом. Попытка внедрить в их сознание образцы прекрасной поэзии должна была содействовать возвышению их духа, умягчению нравов, воспитанию чувств. Вероятнее всего, воздействие, которому Вениамин Петрович подвергал крестьянские души, не ограничивалось заучиванием стихов; оно было комплексным. Его крепостной оркестр, наследник отцовской традиции, был известен во всей округе. С музыкальными концертами помещик Петровского объезжал соседей.
Один из смешных «театральных» эпизодов, в котором участвует молодая дочь свинопаса Глашка, работавшая в доме судомойкой, описал в своем письме к О. С. Павлищевой отец поэта С. Л. Пушкин. В передаче Л. Н. Павлищева это выглядит так: «Вчера мы все хохотали до упаду: Вениамин Петрович вызывал Глашку из кухни нас потешать декламацией из „Евгения Онегина“. Глашка встала в третью позицию и закричала во все горло:
Толпою нимф окружена
Стоит Истомина: она,
Одной ногой касаясь пола,
(Глашка встает на цыпочки)
Другою медленно кружит,
(Глашка поворачивается)
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух из уст Эола…
(Глашка тут прыгает, кружится, делает на воздухе какое-то антраша и падает невзначай на пол. Расквасив себе нос, громко ревет и опрометью в кухню. Ей стыдно, все хохочут)»[19].
Петр Абрамович, как и его отец, дожил до очень преклонного возраста и умер 84-летним старцем. Точная дата его смерти неизвестна; скорее всего, произошло это в 1825 году. Пушкин, который впоследствии живо интересовался историей своего рода и переживал ее уже не только как опыт личного общения со стариками, видимо, имел возможность и впоследствии побеседовать со своим двоюродным дедом, получить от него, хоть и отрывочные, но ценные воспоминания и семейные документы. Отметим, заглядывая вперед, что во время Михайловской ссылки Пушкин уже не застал П. А. Ганнибала в Петровском. Последние годы своей жизни старик провел в другом своем имении — Сафронтьево Новоржевского уезда. Это не так далеко от Михайловского, и, возможно, Пушкин ездил туда за материалами, легшими впоследствии в основание его автобиографических заметок и «Арапа Петра Великого»[20]. Во всяком случае, сохранилось письмо Пушкина П. А. Осиповой, в котором он сообщает: «Я рассчитываю еще повидать моего двоюродного дедушку, — старого арапа, который, как я полагаю, не сегодня-завтра умрет, а между тем мне необходимо раздобыть от него записки, касающиеся моего прадеда»[21]. Исследователи предполагают, что тогда же Пушкин и отправился для последнего свидания с П. А. Ганнибалом. И. М. Семенко пишет совсем определенно: «По-видимому, посещение состоялось между 11 и 25 августа 1825 г.»[22]. Нет никаких сведений об общении Пушкина с Вениамином Петровичем Ганнибалом в 1824–1826 годах, хотя странно было бы предположить обратное. В Михайловском заточении, особенно в отсутствие соседей из Тригорского, естественным кажется общение с родственником, который живет неподалеку и, со своей стороны, не только доброжелательно настроен, но и искренне восхищается твоим творчеством. Вероятнее всего (употребим здесь эту гипотетическую конструкцию), они бывали друг у друга.
Неизвестно, что именно запомнилось Пушкину из первого посещения «владений дедовских» летом 1817 года, а что было увидено и осмыслено позднее. Надо заметить только, что за свою короткую жизнь именно в северных имениях Пушкин провел, пусть и не всегда по собственной воле, очень значительное время, поэтому распределить его впечатления по периодам довольно затруднительно. Второй раз он приезжает в Михайловское вскоре после первого своего визита, через два года, и тоже летом.
«Простите, верные дубравы!»
Как протекли эти два года, чем были насыщены, что дали молодому поэту, мы не будем здесь излагать подробно. Остановимся на них бегло только для того, чтобы показать, каким был Пушкин во время своего второго визита в Михайловское и что его волновало. К 1819 году Пушкин приобрел некоторую житейскую опытность. Несколько раз серьезно болел, был на грани жизни и смерти. Когда болезнь приковывала его к постели и он не имел возможности выезжать в свет, много и плодотворно работал. Из написанного тогда самое значительное произведение Пушкина — «Руслан и Людмила». А. И. Тургенев афористически сообщал князю П. А. Вяземскому: «Первая <…> болезнь была и первою кормилицею его поэмы»[23]. В остальное время — всё та же бурная светская жизнь, большей частью весьма вольная, практически не оставляющая времени на творчество, вызывающая опасения даже у ближайших друзей. А. И. Тургенев сообщает о «праздной лености, которая, как грозный истребитель всего прекрасного и всякого таланта, царит над <…> Пушкиным». И далее: «Пушкин по утрам рассказывает Жуковскому, где он всю ночь не спал; целый день делает визиты б…м, мне и княгине Голицыной, а ввечеру иногда играет в банк»[24]. К. Н. Батюшков предлагает для сохранения таланта молодого поэта «запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою. Из него ничего не будет путного, если он сам не захочет; потомство не отличит его от двух однофамильцев…»[25]. О петербургской жизни Пушкина и его мироощущении этого времени дает представление следующий мемуар П. А. Плетнева: «Три года, проведенные им в Санкт-Петербурге по выходе из лицея, отданы были развлечениям большого света и увлекательным его забавам. От великолепнейшего салона вельмож до самой нецеремонной пирушки офицеров, везде принимали Пушкина с восхищением, питая и собственную, и его суетность этою славою, которая так неотступно следовала за каждым его шагом. <…> Большую часть дня утром писал он свою поэму, а большую часть ночи проводил в обществе, довольствуясь кратковременным сном в промежутке сих занятий»[26]. Плетнев, как и прочие воспоминатели, конечно, преувеличивает опасность. Пушкин, судя по многим признакам, в это время уже довольно отчетливо осознавал тот необыкновенный дар, которым обладал. Он писал много, осмысленно, выбирая свой собственный путь в литературе, руководствуясь поэтическим инстинктом, который вел его в совершенно особом и оригинальном направлении.
Было в Петербурге и такое общество, которое скорее будило в Пушкине мысли, чем чувства, заставляло критически относиться к действительности, интересоваться сложными историософскими проблемами, вопросами чуть ли не государственного свойства. Ярким представителем этого общества был П. Я. Чаадаев. Один из очевидцев этого времени вспоминал: «Чаадаев, воспитанный <…> превосходно, не по одному французскому манеру, но и по-английски, был уже двадцати шести лет, богат и знал четыре языка. Влияние на Пушкина было изумительно. Он заставлял его мыслить»[27]. Часто бывал Пушкин в семье Тургеневых, чей дом на правом берегу Фонтанки находился почти напротив Михайловского замка, который с марта 1801 года, ознаменованного убийством императора Павла I, стоял заброшенным и темным. Тургеневы были известными людьми: отец этого семейства Иван Петрович Тургенев, один из образованнейших людей Екатерининского века, попавший в опалу вместе с просветителем Н. И. Новиковым, его другом и единомышленником, и возвращенный из нее Павлом I, был директором Московского университета. Его сын Андрей Тургенев, поэт и философ, подававший блистательные надежды юноша, был близким другом В. А. Жуковского. Его ранняя смерть стала одной из главных тем творчества Жуковского, во многом оформив его жизненную философию[28]. Его младший брат Александр Иванович Тургенев еще не раз появится на страницах этой книги как близкий Пушкину человек, хотя разница в возрасте между ними была очень значительной — 15 лет. А. И. Тургенев содействовал определению Пушкина в Царскосельский лицей и охотно принял его в свой дом после окончания Лицея. Будучи государственным человеком, Тургенев участвовал в комиссии по составлению законов Российской империи, возглавлял Департамент духовных дел, совмещал разнообразные должности и обязанности. Образование он получил не только широко гуманитарное (в Благородном пансионе при Московском университете), но и историко-политическое (в Геттингене), и был человеком прогрессивных взглядов, однако как государственник не позволял себе крайних высказываний и поступков. Его младший брат Николай Иванович, напротив, был человеком радикальных воззрений. Именно он фактически образовывал центр притяжения тургеневского кружка. Разницу между братьями Тургеневыми замечательно точно определил Ю. М. Лотман: «Особую роль в жизни Пушкина этих лет сыграл Николай Тургенев. Он был на десять лет старше Пушкина. Унаследовав от отца-масона суровые этические принципы и глубокую религиозность, Н. Тургенев сочетал твердый, склонный к доктринерству и сухости ум с самой экзальтированной, хотя и несколько книжной любовью к России и русскому народу. Борьба с рабством („хамством“, как он выражался на своем специфическом политическом лексиконе) была идеей, которую он пронес через всю жизнь. Если его старший брат, Александр, отличался мягкостью характера и либерализм его выражался главным образом в терпимости, готовности принять чужую точку зрения, то Николай Тургенев был нетерпим, требовал от людей бескомпромиссности, в решениях был рез