Тонечка оглянулась на экран, там вовсю продолжалось шоу «Любит – не любит».
– Гони её отсюда, – продолжал муж. – Она Ермолаю всю жизнь испортила!
– Кто?!
– Гелла из телека. Она его жена.
– У тебя белая горячка, – констатировала Тонечка, – в начальной стадии.
– Что ты, – сказал муж, – нет у меня горячки. Я просто напился.
После чего захрапел так, что занавеска на окне, выходящем на драматический театр, пошла мелкой волной, и унять этот храп до самого утра не было никакой возможности.
Утро началось, как и полагается утру после грандиозной мужской попойки: муж стонал, что больше никогда не будет пить, жена отчитывала его за содеянное и параллельно лечила.
Фраза «Сколько раз я тебе говорила!» была повторена неоднократно.
– Хорошо ещё, я тебя вчера заставила аспирин принять, – говорила Тонечка, выжимая принесённый из ресторана лимон в стакан воды со льдом. – Господи, что за удовольствие так налакиваться!
– Да я же не специально, – морщась отвечал Герман. – Мы под разговоры и под закуску хорошую… Он же повар…
– Я знаю, что он знатный повар, ты мне все уши про это прожужжал! – Тонечка подала мужу воды, он жадно припал к стакану. – Только я не понимаю, как это связано! Повар обязательно должен надираться до поросячьего визга?! Я вообще не понимаю, как ты до номера дошёл, как тебя в отделение не забрали или не ограбили по дороге, честное слово!..
– Тоня, я не специально, – Герман выпил всю воду и теперь налитым кровью глазом косил на стол: там был стратегический запас воды, но о том, чтобы встать, подойти и налить, не могло быть и речи!
Тонечка, сообразив, налила ему ещё и поставила в изголовье кровати целую бутылку.
– У меня первый муж был алкоголик, – напомнила она тихо. – Он допился до психиатрической больницы.
Герман посмотрела на неё. В ушах у него шумело, в горле стояла гадость, голова была тяжелой и словно пылала.
И тем не менее он рассердился.
– Не нужно никаких сравнений! – ответил он грозно. – Ещё не хватает! Я не алкоголик и не первый муж. Я твой единственный муж, и точка.
Тонечка наклонилась и с сочувствием поцеловала его в небритую щёку.
– Бедный ты мой пьянчужка.
– У меня голова вот с этой стороны болит, как будто я ударился.
– Ты и ударился, – сообщила жена. – Ты упал в коридоре, стукнулся о стену! Рассыпал яблоки и надел на голову корзину.
Он посмотрела на неё.
– Что, серьёзно? Или ты шутишь?
– Ничего я не шучу.
– Вот дела, – протянул Александр Герман задумчиво. – Вообще не помню.
– А ещё ты мне велел прогнать Геллу из телевизора, потому что она жена Ермолая.
– Здесь была Гелла?!
– Саш, хорош дурить, – сказала Тонечка с сердцем. – В телевизоре была ведущая, Гелла Понтийская какая-то! Ты в бреду решил, что она здесь, и велел её прогнать!
– Да я вчера на неё полвечера убил, – Герман сел, осторожно придерживая голову. – Она приехала, такие давала гастроли, прямо образцово-показательные! И что он ей жизнь испортил, и что она несчастная, и что она в соцсетях всем расскажет, как он её избивает!..
– Саш.
– А?
– Ты сейчас о чём говоришь?
– Я тебе рассказываю про Кондрата Ермолаева, моего старого друга, с которым мы вчера вместе пили! Он первоклассный…
– Повар! – перебила Тонечка. – Я знаю! На кого ты убил полвечера и кто давал гастроли?
– Ведущая эта, Гелла! Она его жена.
Тонечка зачем-то оглянулась на телевизор, словно Гелла, жена повара, могла внезапно выскочить оттуда. Телевизор не работал.
– Она приехала в самый… разгар, – продолжал её муж. – И сразу стала беситься и кидаться на Ермолая, а он…
– Он же вроде Кондрат.
– Кондрат Ермолаев он. Смирный мужик, но вчера тоже чего-то разошёлся!
– В смысле?..
– Ну, они почти подрались, – выговорил Герман неохотно. – Как в сериале, которые ты пишешь.
– Саш, я не пишу плохих сериалов!
– Значит, как в хорошем сериале подрались! Почти.
– Но не подрались?
– Чтоб Кондрат женщину ударил?! Но послать … послал. И она уехала.
Тонечка налила ему ещё воды и подсыпала льда из ведёрка.
– Ну, муж и жена одна сатана, – сказала она задумчиво. – Всякое бывает…
– Я, видишь ли, к семейным сценам непривычный, – он вдруг улыбнулся. – Ты же мне не закатываешь!
– А она прям … закатывала?
Герман кивнул. Он шумно хлебал воду из стакана.
– А когда она уехала, мы уж всерьёз за дело взялись. Я вообще не помню, на чём ехал, кто меня вёз, как я в лифт зашёл. Яблоки помню, Кондрат за ними в погреб лазал.
– А как ты корзину на голову надел, помнишь? – не удержалась Тонечка.
– Ты её выдумала, эту корзину? Чтоб уж окончательно добить?
Тонечка засмеялась.
– Саш, даже я такого не выдумаю! Но это была картина!
– Всё, проехали.
Тонечка промолчала.
…А вот и не проехали, Сашечка, милый! Я теперь эту корзину тебе всю оставшуюся жизнь буду поминать, и ты об этом прекрасно знаешь! Стыдно тебе? Вот и хорошо, вот и постыдись всласть, от души!..
Зазвонил телефон, и супруги стали синхронно озираться по сторонам.
– В дублёнке, – определил Герман. – В кармане.
Тонечка вытащила телефон и подала ему. На экранчике светилась надпись «Ермолай». Лёгок на помине! Он первоклассный повар, нам это известно. Должно быть, опохмелиться нечем. И ухаживать некому, Гелла-то была послана и уехала куда послали!
Герман нажал на телефоне громкую связь и откинулся на подушки.
– Са-ань? – проговорил из трубки грубый, словно больной голос.
Тонечка остановилась и посмотрела на телефон. Что-то случилось, моментально поняла она.
Герман ничего такого не понял.
– Кондрат! Здорово! Ты только глаза продрал?..
– Нет, – ответили из трубки. – У меня тут… беда, Саня. Давай ноги в руки и ко мне.
Герман сел, схватил трубку и поднёс к уху.
– Кондрат!.. Алё! – Посмотрел на экран и перевёл взгляд на жену.
– Я тебя отвезу, – сказала Тонечка.
Первоклассный повар жил неблизко, почти в пригороде Нижнего. Гиппопотамистую, тяжеленную машину мужа Тонечка водила не слишком уверенно, а Герман нервничал и торопил, и по дороге чуть было не приключилась та самая семейная сцена, к которой он был непривычен.
Один раз свернули не туда, оказались на пустой, присыпанной снегом дороге, которая петляла по мокрому лесу. И сигнал навигатора, ясное дело, пропал. Почему-то этот самый сигнал всегда пропадает в самый неподходящий момент.
Пришлось возвращаться к развилке, перезагружать программу, ждать.
– Я тебе говорил, не сюда! Я вчера не так ехал!
– Саш, я не знаю, как ты ехал, но адрес я правильно завела. Если ты мне правильно назвал!
– Дай я посмотрю!
Тонечка закатила глаза и сунула ему телефон.
«Поверните направо, – командовал телефон невыносимо самодовольным женским голосом, – через триста метров развернитесь!»
– Ты что, обалдела?! – зарычал Герман на телефонную женщину. – Посёлок Заречный, дом сорок один!
Тонечка отняла у него телефон.
«Поверните направо», – повторила женщина-навигатор.
Тонечка повернула, как было велено, и вскоре впереди замаячил указатель «Заречный 1,5» и стрелка.
– Вот этот поворот помню, – сказал Герман.
– Молодец, – похвалила Тонечка.
На тихой улице дремали за заборами справные домишки, каменные, двухэтажные. И дорога была почищена, и переулки тоже. Видно, в посёлке Заречный хозяйничали со знанием дела и от души.
– Где-то здесь, – сказал Герман, всматриваясь в заборы.
– Подожди, ещё не доехали!..
Она въехали в переулок, и Тонечка притормозила. Ворота дома номер сорок один были распахнуты настежь.
– Он что, куда-то утром ездил с такого похмелья? – спросила Тонечка. – Или жена вернулась?
– Откуда я знаю, – огрызнулся Герман. – Заезжай давай!
Посередине двора стояла красная машина, молотила движком. Передние двери и багажник открыты.
– Ну вот! Жена и вернулась! Две минуты назад! Опять скандалить понеслась, даже двери не закрыла.
– Нет, машина давно стоит, – проговорила Тонечка настороженно.
– С чего ты взяла?!
– Крыша и багажник снегом присыпаны, видишь?.. А капот мокрый, он же горячий, снег на нём тает…
Герман выпрыгнул, огляделся по сторонам, покричал:
– Кондрат! Ты где?! – И прислушался.
Никто не отозвался.
Тонечка выбралась с водительского места и потянула за собой рюкзачок. В рюкзачок она напихала воды в бутылках, сколько взлезло, и аптечку.
Герман заглушил работающий двигатель в красной машине, сунул в карман ключи. Сразу стало очень тихо, как и положено зимой в деревне. Он захлопнул дверь и пошёл к дому, продолжая на ходу оглядываться.
– Не нравится мне всё это, – пробормотала Тонечка. – Что-то здесь не так…
Большой лохматый пёс выбрался из будки, за ним тащилось сено, как видно он спал на нем, отряхнулся и вопросительно брехнул.
Тонечка оглянулась:
– Ты мой хороший! – сказала она псу. – Что-то у тебя вид заспанный! Ты охранный пёс или нет?
– Тонечка, давай за мной!
– Я иду, иду!..
В дом вели двойные двери, по виду старинные, на поверку оказавшиеся новомодными – металлические, с тяжелыми хромированными задвижками, почти банковские.
Тонечка недоверчиво посмотрела на двери. Видимо, повар чего-то боялся. Или это его жена, звезда шоу «Любит – не любит», боялась?..
– Кондрат, алё! – проорал Герман из прихожей. – Ты где?!
– Осторожней, Саня, – отозвался из глубины дома больной голос, который Тонечка сразу узнала. – Иди кругом, прямо не ходи!
Александр Герман замер на пороге комнаты, мельком оглянулся на Тонечку.
– Тоня, иди в машину, – велел он.
Но она уже заглянула, конечно.
Большая комната на три окна была разгромлена, словно в ней дрались стенка на стенку. Пол усыпан битой посудой и какими-то круглыми деревяшками – Тонечка не сразу сообразила, что это ножки от стульев. На светлом ковре, сбитом в сторону, тёмные пятна, много. Неровные, острые, страшные осколки стекла возле старинного буфета, из которого выбиты дверцы, закапаны чем-то красным. Кровь? Ветер колышет занавеску на распахнутом окне, на подоконнике перевернутые цветочные горшки, батареи засыпаны землёй.