Не дрем-дрема продремалась, продремала. У!
Хоть дремала,
Хоть дремала — кужель пряла, кужель пряла. У!
Устань, дрема,
Устань, дрема, проглянися, проглянися. У!
Иди в сени,
Иди в сени, проходися, проходися. У!
Твои сени,
Твои сени ня метёны, ня метёны. У!
Свекор придя,
Свекор придя — стыдна будя, стыдна будя. У!
Я свякорки,
Я свякорки ня боюся, ня боюся. У!
С кукишамы,
С кукишамы поднясуся, поднясуся! У!
Не дрем-дрема,
Не дрем-дрема продремалась, продремала. У!
Хоть дремала,
Хоть дремала — кужель пряла, кужель пряла. У!
Устань, дрема,
Устань, дрема, проглянися, проглянися. У!
Иди в сени,
Иди в сени, проходися, проходися. У!
Твои сени,
Твои сени ня метёны, ня метёны. У!
Батька придя,
Батька придя — стыдна будя, стыдна будя. У!
Я батюшки,
Я батюшки убоюся, убоюся. У!
Моих сеней,
Моих сеней подмятуся, подмятуся! У!
Место записи — Брянская обл., Красногорский р-н, д. Селец, запись и нотация А. Иванова.
Своеобразны игры на вечерках. Одна из них — «Офицерик молодой» — заимствует манеру походной военной песни, когда-то популярную у молодежи казачьего Дона.
По контрасту с достаточной живостью внешней обстановки игры сам напев, при его маршевой поступи, все-таки звучит тягуче и вязко. Чтобы на письме передать эту характерную заторможенность его пульса, отмечаемого цепочкой слогов, длина слога условно берется за четвертую ноту, а не восьмую (что обычнее).
Холостые парни-казаки затевали игры с девушками на вечерках в горнице. Зачастую они собирались в доме, где готовится свадьба. Рассаживаются кругом на лавках. Две девушки, взявшись за руки, прохаживаются мимо них туда-обратно. Им навстречу, похваляясь своей выправкой и статью, ступает ведущий — офицерик. А те пропускают его, приподнимая руки. Так все трое и ходят некоторое время взад-вперед.
В задачу ведущего входит выбор для поцелуя одной из этих двух девушек. Другая будет за слугу и должна воротиться на свою лавку. Собравшихся занимает само установление этих ролей: какая из барышень окажется с офицериком вместе, а какая (увы!) сойдет за слугу. Ведущему надо повести себя так, чтобы до последнего момента удавалось скрыть от всех, кто станет его избранницей.
Под ним коник вороной,
Весь уборик золотой,
Весь уборик золотой,
Черна шляпа с(ы) пяром.
Черну шляпу приподнял,
Честь он барышням отдал:
Вы пожалуйте, подружки,
На квартиру на мою.
На моей на квартире,
Право, нету никого.
Первы — вы, второй — я,
Третий — верныя слуга.
Свою верныя слугу
Я в салазки запрягу,
Я в салазки запрягу,
За напивками пошлю.
Мы напивки разольем,
Поцалуемся пойдем!
Место записи — Волгоградская обл., Новониколаевский р-н, х. Зубриловский (Киквидзе), запись и нотация А. Иванова.
В игры «Что й у моего таточки» и «Хороню я золото» играла молодежь на святки, на маслену (в доме) и на шестья (шестое воскресенье после первого весеннего полнолуния), когда затевали хороводы возле жита, прощаясь с весной, во время обряда «похороны Стрелы (весны)». В последнем случае девушки втыкали себе в платок за ухо зеленый хлебный колосок: долю загадывали. Если колосок расцветет, пока хороводы водят да чудят,— доля хорошая! А нет — тугая; бывает, что колоски едва-едва выметываются...
В кружок входила девушка, которая умела чудить. Она показывала, как в дремоте прядет кудельку, как постель стелет, как укладывается спать. На словах «свекор придя» из круга выступает другая девушка. Тогда они разыгрывают шуточную потасовку, как невестка прогоняет свекра.
Затем хоровод начинают заново. Теперь уже вторая изображает властного батьку, первая же выказывает покорство ему.
На напев «Что й у таточки» играют в «Плетень», с короткой песенкой:
Заплетайся,
Заплетайся, плятень новый, плятень новый.
Плятень новый,
Плятень новый ясеновый, ясеновый[12].
Расплетайся,
Расплетайся, плятень новый, плятень новый.
Плятень новый,
Плятень новый ясеновый, ясеновый.
На масленичной неделе девушки собирались за селом. Становились кругом какого-либо дерева («якое» понравится), брались за руки. Хоровод водили «по-за ходу солнца» — по движению часовой стрелки.
По ходу песни «У таточки...» величали друг дружку по имени и каждой «припевали» парня, который ей по душе.
Что й у моего таточки [у] воротечках возеро,
Ой ли, ой лёли, [у] воротечках возеро. У!
Ой, ня возеро — широкая розливо,
Ой ли, ой лёли, широкая розливо. У![13]
Что й по том по возеру три лябедки плавало,
Три лябедки ясныя, три девочки красныя:
Первая лябедочка — Галячка молодачка,
Вторая лябедочка — Надячка молодачка,
Третяя лябедочка — Зоячка молодачка.
Галячка каже: «Ванячку люблю,
Ванячку люблю, за его пойду».
А Надячка каже: «Петечку люблю,
Петечку люблю, за его пойду».
Зоячка каже: «Васячку люблю,
Васячку люблю, за его пойду».
Место записи — Брянская обл., Мглинский р-н, с. Высокое, запись и нотация А. Иванова.
В игру «Хороню я золото» играла молодежь на святки. Во время пения одна из девушек прячет кольцо в ладони, сложенные лодочкой, сидящих в ряд подруг. Парень должен найти кольцо. Если угадал, то целует девушку, у которой было спрятано кольцо, если нет — игра продолжается, причем «неудачника» может сменить другой парень.
Хороню я золото,
Чистое серебро,
В той ручке мыльца,
Змеиная крыльца,
Мышь с хвостом,
Со всем поездом!
Место записи — Алтайский край, Третьяковский р-н, с. Ново-Алейка, запись и нотация В. Асанова.
Для переходящей из поколение в поколение народной песни вполне обычна роль своеобразной наставницы. Ненавязчиво и на редкость умело она вкладывает в душу уроки добра, красоты, мудрости. При всем том есть некоторые песни, в которых эта «учительская» миссия проступает особенно выпукло. Один из примеров — песня-прибаутка «Как у поле синиченка».
Песни-прибаутки прежде всего поучают, вышучивая какой-либо недостаток в натуре человека. Например, порок самолюбования. Причем они преподносят назидание под покровом занимательного повествования, заключенного в них, пусть даже совсем небольшого.
Чтобы это достоинство оценить, достаточно сопоставить поучительное иносказание, заложенное в словесном сюжете данной песни, с прямолинейным осуждением того же самого людского порока в предельно откровенных поговорках типа «Не лезь не в свои ворота», «В чужие сани не садись», «Незваный гость хуже татарина!». Куда более мастерски на ту же «мораль» указала Анна Терентьевна Япринцева (хутор Большое Алексеевского района Белгородской области); эта песня очень памятна ей! Суть этой песни-прибаутки она определила через присловье: «Дурак мыслями всегда богат». И закончила это свое неожиданное суждение: «Он думает собою весь мир занять». Дурова сова (из песни) подобной цели достигает, усаживаясь на печном столбе, ведь он, по древним представлениям, служит «стержнем» и специфическим центром всего мира, всей земли, не говоря уж о крестьянском жилище!
Эта песня замечательна тем, что с исключительной наглядностью сплетает более новые и старые черты. Важнейшим «остатком» от древности является особый синтаксис напева, предрасположенного ко внутренним расширениям и сжатиям. Они показаны в нотной записи. Порою напев, в ходе его многократных повторений в песне, разрастается по продолжительности, его кромки словно бы раздвигаются изнутри. Он раздается в длину за счет эластичной середины, которая растягивается. И тогда какое-то время занимает «кружение» на одном месте, с новыми возвратами только что прозвучавшего момента напева. Оттого напев в состоянии вместить заметно больше, чем прежде, число слогов и слов. А потом он сжимается.
Как у поле сйниченка да воль(и)но жила,
Наварила синиченка пива да вина. (2)
Усех она пташек у гости звала, (2)
Толькя не позвала Дурову сову,
Толь(и)кя (о)на не звала Дурову сову.
А как(ы) дурова сова прилятела сама. (2)
Она села повыша, повыша усех, (2)
(О) на повыша, повыша — на печном столбе, (2)
Наклонила головушку понижа усех. (2)
А как сыч Ахванасьявич, по сенюшкам похаживая, (2)
А ён совушку-удовушку подражнивая!
Место записи