Люк размышлял в совершенно иных обстоятельствах – в ситуации, когда мы обычно не ожидаем от действующего лица ни мудрости, ни особой ответственности. Тем не менее – а может, и тем более – важно рассмотреть, как он рассуждает и как рассказывает о своем решении.
Люк понял, что столкновение с отцом – не та ситуация, в которой уместно обращаться к понятиям честности и принципиальности или рассматривать ее с точки зрения защиты собственных прав. Хотя у него и было искушение отреагировать на требования отца как на несправедливые, он быстро осознал: на кон поставлено кое-что еще, а именно – помощь в успокоении и утешении больных и страдающих людей, причастность к их исцелению. Поэтому Люк сформулировал проблему так: «Как проявить внимание, поддержать отношения этих отца и сына в конкретный нелегкий момент их жизни? А справедливость может подождать до лучших времен». Люк постарался понять, как ему действовать: спокойно объяснить отцу, что разделяет его боль и понимает его? А может, предложить сесть и обсудить проблему? Люк решил не подливать масла в огонь. С практической точки зрения самый лучший выход из этой ситуации – еще раз убрать комнату. Пусть отец думает, что совершил нечто полезное для своего сына. Люк проявил умение реагировать великодушно и красиво.
Когда мы говорим о способности размышлять/рассуждать, первое, что обычно приходит в голову, – сравнение разных вариантов, взвешивание всех «за» и «против» и выбор лучшего из возможного. Бизнес-школы и институты, где преподают менеджмент, часто преподносят этот метод как единственно правильную модель принятия решений. Такая модель действительно может быть полезной, когда мы сталкиваемся с новыми или трудными проблемами, когда у нас есть время поразмышлять над ними. Но поведение Люка заставляет нас увидеть и иные способы принятия решений.
Люк не сравнивал противоречащие цели и не взвешивал плюсы и минусы всех вариантов. Главным для него было понять ситуацию и точно ее сформулировать. Неразумность требований и гнев отца подталкивали к защите своих прав и попранной справедливости, но… вместо этого Люк, человек, работающий в больнице, определил для себя данную ситуацию как возможность проявить сострадание и помочь конкретному человеку – что, собственно, и должно быть целью любого лечебного учреждения.
Так получилось потому, что он умел представлять себе общий контекст происходящего. Люк не сравнивал варианты, не выводил правильное суждение из общих принципов должного поведения (например, «быть добрым к членам семьи пациента»). Он создал для себя (а потом и рассказал интервьюеру) целую повесть о юном пациенте, о потерявшем голову отце, который месяцами не вылезает из больницы; он смог объяснить, почему гнев отца имел смысл и почему это простительно. Эта история и та «рамка», в которую она «вставлена», дали Люку возможность понять, как правильно поступить.
Наша способность интерпретировать ситуации (выражать их в определенных терминах, придавать им то или иное значение) является решающей для совершенствования нашего практического морального и нравственного опыта. То же самое можно сказать и о способности использовать аналогии и метафоры, обращаясь к нашему прежнему опыту. Люк понял, как поступить, не потому, что он совершал подобные поступки раньше, но потому, что использовал предыдущий опыт, где было что-то похожее на нынешнюю ситуацию. Он знал, какие последствия имели его действия в прошлых случаях. Он не просто повторял то, что сделал когда-то, – он создавал нечто новое из того, что сработало или не сработало в прошлом.
Может показаться, что мы слишком много мудрствуем по поводу простого, бесхитростного решения Люка. Но ведь и судья Форер использовала те же способы рассуждения. Для применения закона к делу Майкла ей требовалось нечто большее, чем факты, основополагающие принципы и способность делать логические выводы. Ей нужно было создать достоверную «историю», которая объясняла бы смысл действий Майкла и его намерений в свете его характера и сложившихся обстоятельств. Крепкая семья, постоянная работа, потом потеря работы, депрессия, в которую он впал, характер преступления и выбор оружия, причиненный вред – все это помогало судить о серьезности его преступления и тяжести необходимого наказания. Судья поняла Майкла, опираясь на свой прошлый опыт, интерпретируя сходство и различия его с другими известными ей подсудимыми.
Аристотель считал, что «в вопросах практических дел и соображений пользы следует рассматривать каждый отдельный случай, подобно тому как это делается в медицине и в навигации»[9].
Выяснение того, что является приемлемым в конкретной ситуации, основано на моральном и нравственном восприятии. «Человек, обладающий практической мудростью, – утверждал Аристотель, – должен принять к сведению частности». Конкретные факты являются отправными точками для нашего познания цели действий, и потому, чтобы рассудить и сделать правильный выбор, надо иметь представление о конкретных фактах[10].
Судье Луизе Форер приходилось ежедневно сталкиваться с большим количеством информации о жизни обвиняемых и характере их преступлений. Для того чтобы установить мотивы и меру ответственности, понять, чем преступление Майкла отличается от похожих на него, и определить, насколько этот человек опасен для общества, ей нужно было отделить существенное от «фонового шума». Решение таких задач требует способности видеть нюансы, оттенки конкретной ситуации, а не просто черное и белое, закон и его нарушение. Точно так же и Люк, ежедневно сталкиваясь с пациентами, которые были расстроены, что-то путали, чего-то не понимали, о чем-то просили, доставляли какие-то неудобства, был поставлен перед выбором, как относиться к таким людям. Он, подобно тому как это делают судьи, врачи и учителя, должен был разобраться в хаосе информации и понять, что является наиболее важным в данный момент[11].
А главным было то, что думал и чувствовал отец пациента. Если бы Люк не был способен представить себе это, он не увидел бы никакой проблемы в возникшей ситуации и не думал бы о вариантах реакции и последствиях. Он же, напротив, вообразил, как перебранка отразится на чувствах этого и без того расстроенного человека, на его способности надеяться на лучшее и выдерживать день за днем изматывающее дежурство у постели сына. Воображение – способность представить себе, как будут разворачиваться различные сценарии действия, и способность оценить их – является решающим в понимании того, как следует поступить. Это (по определению философа Джона Дьюи) есть не что иное, как «способность воспринимать то, что есть, через призму того, что может быть»[12].
Не удивительно поэтому, что эмпатия – способность представить себе, что думает и чувствует другой человек, – имеет решающее значение для принятия разумных (мудрых с практической точки зрения) решений. Эмпатия включает в себя как когнитивные навыки (способность воспринимать ситуацию так, как она воспринимается другим), так и эмоциональные (способность понять, что именно чувствует другой человек).
Люк должен был поставить себя на место отца пациента, хотя он знал, что тот неправ. Но Люк не смог бы составить «историю», не имей он способности глубоко понимать другого человека. То же можно сказать и о судье Луизе Форер. «Было ли это преступление нелогичным? – спрашивала она себя. – Есть ли в Майкле черты бессмысленной жестокости? Агрессивен ли он? Способен ли себя контролировать?» Для того чтобы вынести правильный приговор и представить себе вероятные последствия работы Майкла за пределами тюрьмы в дневное время, ей нужна была эмпатия.
Эмоции критически важны для морального и нравственного восприятия еще и потому, что играют роль сигнального устройства. Эмоции отца, который «был просто не в себе», просигналили Люку: здесь что-то не так. Сигнал был нечетким, но обычно так и случается. Почувствовав же не только свое собственное огорчение и возникающий гнев, но и огорчение и гнев оппонента, Люк проявил готовость разобраться, относится ли возникшая конфронтация к нему или к отцу и его ситуации.
Так, по выражению лица, языку тела, тону голоса другого человека мы понимаем, что с ним что-то не в порядке, и должны сделать выбор, как реагировать. Наши собственные чувства гнева, вины, сострадания или стыда сигнализируют: надо поразмыслить, уделить особое внимание происходящему. Это может показаться очевидным, но слишком часто правила и стимулы, которые регулируют нашу жизнь, исключают эмоции из процесса принятия решений, учат нас не доверять сигналам, которые мы получаем с их помощью.
Обычно считается, что эмоции мешают трезвому размышлению и здравому рассуждению, что именно они управляют нами, а не мы ими. «Черт меня дернул сделать это!» – говорим мы потом. Эмоции могут способствовать нашему расположению к людям, которых мы любим, и настраивать против тех, кого не любим. Эмоции изменчивы, а потому являются ненадежным руководством к действию. Они часто зациклены на частностях: мы можем настолько сильно переживать случившееся с нами или с кем-то другим, что у нас не будет других мыслей, кроме как «справедливо это или нет».
Именно так едва не случилось с Люком. Ведь он испытал гнев в ответ на несправедливость со стороны отца юноши. Но эмоции сослужили Люку и добрую службу: он почувствовал сострадание. «Его сын находится здесь уже почти шесть месяцев. Отец переживает, у него нервы на пределе, потому я и решил убрать комнату еще раз. Я не сержусь на него». Таким образом, именно эмоции подсказали Люку, как поступить правильно.
Это не были какие-то случайные эмоции. Его гнев и его сострадание вполне правомерны. Но он был в состоянии контролировать их, чтобы сделать правильный выбор. Аристотель говорил, что эмоции, должным образом вышколенные и управляемые, – это основа основ практической мудрости. «Мы можем ощущать страх, уверенность, желание, гнев, жалость, да и вообще любой вид удовольствия и страдания либо слишком сильно, либо слишком слабо, то есть не должным образом, – утверждал он. – Умение же почувствовать все это в нужное время, в отношении нужных предметов или людей, по достойному вимания поводу и должным образом – вот „золотая середина“, признак добродетели»