М у ж. В чем — во всем?
Ж е н а. Во всем. Всю жизнь. (Помедлила, но все-таки решила договорить до конца.) Понимаешь, меня пугает твоя беззащитность. Неспособность постоять за себя самого, за меня… Ты всегда уступаешь, сдаешься. И для всех своих победителей всегда готов найти смягчающие обстоятельства. Все это безнадежно.
М у ж. Что ты имеешь в виду? Тот знаменитый разговор с Кондрашиным?
Ж е н а. Хотя бы.
М у ж. Пять лет назад?
Ж е н а. Ну и что?
М у ж. Неужели ты думаешь, что если бы я говорил тогда иначе, другим тоном, ну, не знаю — с другим выражением лица, — то теперь ходил бы в победителях?
Ж е н а. Не сомневаюсь!
М у ж. Доцентское звание, любимая тема, печатные труды?
Ж е н а. Да, то, что ты можешь и чего действительно заслуживаешь. И что не получил.
М у ж. Но есть же объективные обстоятельства!..
Ж е н а. Нет никаких объективных обстоятельств. Ты, оказывается, до сих пор этого не понял. Все решают детали, мелочи. Интонация, выражение лица. Если бы сейчас ты говорил твердо, властно, спокойно… и тогда, с Кондрашиным… (Махнула рукой.)
М у ж. Да. Много же ты на меня накопила.
Ж е н а. Ничего я не накопила. Но нам не двадцать лет.
М у ж. Разумеется, не двадцать.
Ж е н а. Пожалуйста, не обижайся, только этого недоставало, это уже самое глупое.
М у ж. А чего мне обижаться… Нам действительно уже не двадцать. (Посидели молча, отчужденно, глядя на реку.)
М у ж (как всегда, идя на сближение первым). Как-то легче стало дышать, правда?
Ж е н а (отсутствующе). Правда.
М у ж. В сущности, здесь неплохо. Так вот посидеть.
Ж е н а. Неплохо.
М у ж. Никуда не торопиться. Последние годы у меня все время такое ощущение, что вот — не успею, не догоню, упущу. Даже из-за пустяков. Пожалуй, больше всего из-за пустяков. Понимаешь?
Ж е н а. Понимаю. (Глубоко втянула воздух.) Действительно, как-то легче дышать. (Огляделась.) С реки тянет, и солнце как будто поубавилось…
М у ж. Облаками прикрылось. Видишь — перистые облака.
Ж е н а. Перистые?
М у ж. Помнишь, в школе проходили: кучевые и перистые. И расположились почти точно по кругу.
Ж е н а. Это называется ореол божьей матери.
М у ж. Откуда ты знаешь?
Ж е н а. Елена Николаевна рассказывала. Помнишь, на даче. В Ораниенбауме. Старушка из бывших.
М у ж (берет ее руку, прижимает к своей щеке). Не сердись на меня, ладно? Что все у нас так получилось.
Ж е н а. Я не сержусь.
Голос кассирши из динамика: «В одиннадцать ноль-ноль отправляется дополнительная «ракета». Продажа билетов будет производиться за пятнадцать минут до отправления».
М у ж. Ну и пускай себе отправляется. Я больше стоять не буду. А мы как решили, так и сделаем. Побродим, действительно, по городу… Пошли, пошли!..
С пристани доносится какая-то танцевальная музыка — из той, что набила оскомину, но действует безотказно. Он берет ее за руку, они делают несколько танцевальных движений.
(С неловкой лихостью.) Может, нам все-таки двадцать?
Ж е н а (с улыбкой). Не уверена.
М у ж. Идем. Пофланируем — без всякого плана, ничем себя не связывая, потом посидим в ресторанчике…
Ж е н а. В каком?
М у ж. Мало ли их там!.. В «Олене», в «Медведе», в «Охотничьем домике» — помнишь, мы видели рекламу?
Ж е н а. Десятиклассник сорокалетний. Что ты, не знаешь, что такое ресторан в воскресенье летом?
М у ж (выпустив ее руку, немного досадливо). Знаю, ну и что?
Ж е н а (отрезвляюще). Начать с того, что мы туда не попадем. Город набит интуристами, экскурсантами. А если даже попадем…
М у ж. То?
Ж е н а (уже с явной досадой). То меня заранее охватывает ужас при одной мысли, как мы будем сидеть три часа, ждать сначала первого, потом второго, потом компота, потом — чтобы расплатиться, а ты будешь злиться и стесняться позвать официанта… И потом, я оделась не для ресторана.
М у ж. Это так важно?
Ж е н а. Очень.
М у ж. Все-таки что же будем делать?
Ж е н а. Не знаю.
Пауза.
М у ж. Хорошо. Поедем на дополнительной «ракете».
К окошечку кассы подходит С т а р и к, он очень похож на Старика из той очереди, но это другой старик.
Ж е н а. Если ехать, надо взять билеты.
М у ж. Сейчас возьму.
Ж е н а. А я пока сбегаю в аптеку, возьму еще хоть три пачки этих рылец. Две пачки — это же ничто. На десять дней. А при моей печени они — единственное спасение. Кончатся — рыскай опять по всему городу.
М у ж. Ну, пойди возьми еще три пачки.
Ж е н а. Не сердись. Мне же это действительно необходимо. (Ушла.)
М у ж (подошел к Старику). Вы на дополнительную?
С т а р и к. Имеется такое поползновение.
Подходит Ж е н щ и н а лет пятидесяти, потом крепко сбитый П а р е н ь с транзистором и яркой П о д р у г о й.
Ж е н щ и н а. Вы за билетами? Да? За билетами на «ракету»?
М у ж. За ними.
Ж е н щ и н а. Я за вами буду держаться.
П а р е н ь. Кто последний? Или все — крайние? (Стал в очередь.)
Подруга села на скамейку.
П о д р у г а. Ой, Ташкент какой… (Покачивает босоножкой на большом пальце.)
М у ж (вдруг спохватился). Черт, она же денег не взяла на эти рыльца… (К очереди.) Товарищи, мне нужно отойти на несколько минут в аптеку, это рядом, вы скажете, что я занимал?
С т а р и к. О чем речь!..
Ж е н щ и н а. Скажем, само собой, скажем…
П а р е н ь. Считайте, что навечно в нашем строю.
П о д р у г а. Ой, да господи!..
М у ж (отошел, потом оглянулся). Так не забудете, что я стоял?
С т а р и к. Не сомневайтесь. }
Ж е н щ и н а. Ну, ясно. }
П а р е н ь. Железненько. } В одно время.
Человек с авоськой ушел.
Г о л о с к а с с и р ш и и з д и н а м и к а. Товарищи, места на дополнительную «ракету» закупила экскурсия спортивных работников из города Бряхимова. В продажу поступит не более шести билетов. Предупредите там, кто последний.
Грянула музыка из репродуктора, медленно гаснет свет.
Постепенно музыка становится негромкой, домашней — и вот мы уже в небольшом городке, возможно райцентре.
И начинается вторая история.
Разговор на производственную тему
Н и к о л а й И в а н о в и ч.
В о л о д я.
Гостиничный номер на двоих. Стандартная обстановка. На одной из коек поверх казенного серого одеяла лежит П о ж и л о й человек в тренировочном костюме. Рука свесилась с кровати, и непонятно, спит он или просто задумался. На полу возле кровати лежит книга. Чуть слышная музыка из беленького пластмассового — такие во всех двухместных номерах — приемничка, ее мы и слышали в темноте. Стук в дверь. Пожилой не пошевелился. Дверь приоткрывается, входит М о л о д о й человек с чемоданом, огляделся; стараясь не шуметь, подошел к свободной койке, поставил около нее чемодан, снял пальто, повесил. Подумал — и из деликатности совсем выключил приемник. И тут пожилой зашевелился.
М о л о д о й. Здравствуйте. Вы извините, я не поздоровался, я думал — вы спите.
П о ж и л о й (глуховато). Добрый вечер.
М о л о д о й. Видимо, в моем распоряжении эта тумбочка? (Кивает на тумбочку и, не дожидаясь ответа, продолжает возбужденно.) А тепло, батареи горячие. Как, в сущности, мало человеку надо: крыша над головой, тепло — и все. Я до того заледенел, ну, думаю, налечу носом на что-нибудь твердое — расколюсь на кусочки. (Начинает устраиваться, раскладывать вещи.) Представляете, прилетел в шесть утра, специально выбирал рейс — все-таки, думаю, понедельник, рань такая, легче будет с гостиницей. Черта с два легче. Не город, а всесоюзный центр слетов, симпозиумов, конференций и прочих мероприятий. В «Спутнике» — мелиораторы, забронировано, в «Центральной» — молодые прозаики; ладно, рванул за город в мотель, ну, думаю, там-то уж… Весь мотель пустой, говорят — ждем штангистов, завтра соревнования… Спасибо, что еще подсказали: попробуйте, говорят, на речном вокзале. А вы давно здесь?
П о ж и л о й (улыбаясь, выслушал речь соседа). Въехал два часа назад.
М о л о д о й. По броне?
П о ж и л о й. Нет. Прошел тот же маршрут. Кроме мотеля.
М о л о д о й. А подписку с вас взяли?
П о ж и л о й. О выезде по первому требованию? Взяли.
М о л о д о й (все еще полон возбуждения). Да я бы любую дал подписку! Говорю им — хотите, напишу: «В случае моей смерти прошу администрацию ни в чем не винить?»
Пожилой засмеялся.
Простите, а вы уже ужинали? Может, чайку попьем?
П о ж и л о й. С удовольствием. В чайнике есть вода, включите.
Молодой включил чайник, подошел к телефону.
М о л о д о й. Я закажу разговор с домом, не возражаете?.. Даже не телеграфировал, думал, пока не устроился, чего зря… (В трубку.) Алло. Мне Ленинград, пожалуйста. Из гостиницы «Речной вокзал». Номер в Ленинграде — двести пятнадцать — девяносто — сорок семь, кто подойдет.
Пока он говорит, Пожилой поднял книгу, стал перелистывать.
Простите, а что это у вас?..
Пожилой показал обложку.
Здесь покупали?
П о ж и л о й. Да.
М о л о д о й. И я схватил. (Достал из чемодана такую же книжку, демонстрирует.) Я в командировках всегда обшариваю местные книжные магазины. Все-таки на периферии как-то… Вот у нас вы такую не достанете, гарантирую… Во-первых, из серии, во-вторых, классика. Хотя, вот я пока ехал в мотель, читал в автобусе: больше для шкафа книга, чем для души. Язык какой-то доисторический, и рифма хромает. Вот смотрите. (Читает, спотыкаясь.)