(Следующую фразу почти выкрикивает — видимо, для соседней комнаты.) Вечные премьеры, выставки, интеллектуальные посиделки до трех ночи. (Помолчал, соседняя комната тоже молчит; грустно.) Не создает условий. Капризы. Тут я купил в букмаге альбом Дали, мне необходимо по работе, триста целковых. Ты не представляешь, какая была реакция. Я месяц ишачил у нас в булочной ночным грузчиком, принес ей — на, покупай какие хочешь сапоги… Она оценила? Удивительная душевная глухота. А какая прелестная была девка, да нет, я не об экстерьере, просто у меня было такое ощущение: вот я начну фразу, а она кончит теми же словами, которые я хотел сказать… Это же прекрасно. В холодильнике — полярные льды, скоро пингвины заведутся.
Входит В и к а в очень простеньком свитерке и джинсах; но хоть вырез у свитерка умеренный и подгримирована она очень осторожно, Вика сейчас неотразимо хорошенькая.
В и к а. Максуд? Передавай привет.
В и к т о р (в трубку). Тебе привет от Вики. Пока.
В и к а. Если ты умираешь с голоду, незачем наказывать холодильник.
В и к т о р. То есть?
В и к а. У меня вот в этой сумке — голубцы из метрополевской кулинарии, просто не успела выложить. Вот, пожалуйста. (Протягивает Виктору сверток.) Можешь подогреть, можешь есть так.
В и к т о р (на него явно действует подчеркнутая модной одежкой привлекательность Вики). Ладно, давай подогрею, поедим вместе?
В и к а (наказывающе). Спасибо, не хочется. Не забудь завтра отнести заявление.
В и к т о р (переложил голубцы на тарелку). Голубцы вы мои, голубчики… (Помялся, почти примирительно.) Вика, мы с тобой все-таки современные люди.
В и к а. Допустим, ну и что?
В и к т о р. Давай не будем применять друг к другу тактику выжженной земли. Друзьями-то мы всяко останемся, надеюсь?
Вика неопределенно молчит.
И вообще — чего ты так торопишься, у тебя еще вагон времени… Сегодняшнее приобретение? (Коснулся свитерка.)
В и к а. Да. Одной нашей редакторше привезли из Таллинна, на нее не лезет.
В и к т о р. Тебе идет.
В и к а. Ну и что?
В и к т о р. А помнишь, как мы ездили в Таллинн на четвертом курсе?.. Обедали в «Глории», шатались по Вышгороду… Помнишь?
В и к а. Какая разница? Ну — помню.
В и к т о р. Вичка… Ну чего ты на меня вызверилась?.. Ты же должна понять, мы оба переутомлены, сумасшедший темп, иногда сам не понимаешь, что плетешь…
В и к а. По-моему, ты очень хорошо все понимал. И самое удивительное — из-за чего? Из-за какой-то дурацкой рубашки.
В и к т о р. Да ну к черту эту рубашку. Сядь. (Усаживает ее на диван.) Давай поедем снова в Таллинн? Выберем время и…
В и к а. У меня же не свободное расписание…
В и к т о р. Возьмешь пару дней за свой счет… Когда хочешь, все удается. Хочешь?
В и к а. Не знаю.
В и к т о р (целует ее). Возьмем купе на двоих…
В и к а. В таллиннском поезде таких нет.
В и к т о р. Ну, разоримся, купим четыре билета. Я еще поработаю ночным грузчиком, чтобы обеспечить нам финансовую свободу… Виченька, что мы сходим с ума, рычим друг на друга, как супруги с тридцатилетним стажем?
В и к а. Я не рычу.
В и к т о р. И я не рычу. Как ты ко мне относишься?
В и к а (с примиренной полуулыбкой). Положительно…
В и к т о р. А я — сверхположительно. (Откидывает Вику на диван.)
В и к а (вырывается). Витя, не нужно.
В и к т о р. Нужно.
В и к а. Нет, не нужно.
В и к т о р. Почему?
В и к а. Мне пора.
В и к т о р. Не пора.
Вика вдруг зарыдала.
(Недовольно, оскорбленно.) Ну, что такое? Что я тебе сделал?
В и к а. Я же тебе не нужна. Я сама.
В и к т о р. А что мне нужно? Ну, что?
В и к а (овладела собой). Тебе нужно только одно — удовлетворить свои плотские потребности. Как завтрак утром.
В и к т о р. Ну, знаешь ли…
В и к а. Знаю. На тебя бы точно так же подействовала любая другая баба моих лет и в таком свитере.
В и к т о р (зло). Я нормальный человек, понятно? У меня нормальные плотские потребности. Совершенно нормальные.
В и к а. Тем хуже. (Одергивает свитер, приводит в порядок прическу.)
В и к т о р (схватил первую попавшуюся книгу, демонстративно уткнулся в нее). Ты, кажется, собиралась на выставку.
В и к а. Сейчас уйду. (Пошла к двери, все-таки оглянулась.)
Виктор перехватил ее взгляд, встал. Почти непроизвольно они шагнули друг к другу.
В и к т о р. Вика, погоди… (Взял ее за руку.) Слушай, это же не мы всё говорим. Честное слово. Какие-то другие люди. Над которыми мы бы первые иронизировали.
В и к а. Какие люди?
В и к т о р. Не знаю. Но — не мы. Другие, понимаешь?
В и к а. Понимаю.
В и к т о р. Не ходи ты на эту выставку. Побудем дома!..
В и к а. Витя. Я же договорилась. (Скрашивая отказ, быстро.) Приходи туда к шести. Пройдешь со всеми, там встретимся.
В и к т о р (выпустил ее руку). Чтобы в результате совсем загнуться от тонзиллита?
В и к а. Не надо преувеличивать.
В и к т о р. Идешь, стало быть?
В и к а. Ну конечно!
В и к т о р. «Ну конечно». Такая подготовка. (Уже сам себя не слыша от раздражения.) Тебе же надо повертеться в этом свитере перед твоим Каценелленбогеном!.. Выяснить, так сказать, его потребности!..
В и к а. Подонок. Завтра отнесешь это заявление. Меня не жди. Я буду ночевать у мамы.
В и к т о р. Ради бога.
Вика быстро вышла. Виктор сел около телефонного столика, оперся о кулак. Механически взял с тарелки голубец, стал есть. Покрутил диск.
Максуд? Слушай, а пошли действительно в бар? Не вдруг. Сделал я сейчас попытку сблизиться как-то, найти общий язык — докопаться, понимаешь, до души. Безнадежно. Уж вроде так осторожно, без всякого нажима, чтобы, не дай бог, не обидеть, не царапнуть… Непробиваема. А ведь было что-то, Максудик, было. Да у меня до сих пор еще… Полная некоммуникабельность, отчуждение. Мясо совсем сырое… Что? Нет, это я про голубец, ем тут с голодухи. Жуткий продукт. Не хватает, понимаешь, каких-то нитей, внутренних, тончайших, а каких — не знаю… Несовместимость. Пошли, пошли. Посидим, пополощем горлышко коньячком. Я тебе выложусь как на духу. Ты все поймешь, Максуд.
Темно. И вот уже — явно непрофессиональный мужской голос поет созданную явно непрофессиональным автором песню. Слова такие:
Жили-были два громилы,
ун-дзин-дзин-дзин,
Оба видом некрасивы,
ун-дзин-дзин-дзин.
Если нравимся мы вам,
дралафу-дралая,
Приходите в гости к нам,
да-да-да…
Теперь мы — в тундре.
Начинается история шестая и последняя.
Повторяемость явлений
Б о р и с.
А н а т о л и й.
Д е д.
Т а м а р а П е т р о в н а.
П р о р а б.
К о м а н д и р о в о ч н ы й.
Котлопункт[2]на строительстве кабельной магистрали. Буфет. За стойкой Т а м а р а П е т р о в н а, красивая сердитая баба за тридцать, щелкает на счетах. Когда она взглядывает на компанию, расположившуюся за столиком слева, стук становится резче, выражая, видимо, осуждение. За столиком расположились Б о р и с, А н а т о л и й и Д е д; Анатолий с гитарой, он и поет песню про двух громил. За столиком справа, у самой стойки, одиноко сидит К о м а н д и р о в о ч н ы й, тип молодого ученого: очки в квадратной оправе, батарея шариковых ручек в кармане кожаного пиджака. На стене типографский плакат: три красноносых субъекта, обвитых зеленым змием. Ниже напечатано:
Алкоголизм — вредный пережиток,
Здоровью — враг, источник зла и пыток.
Изжить привычки вредные старайся,
Курить и пить не собирайся!
«Жить — значит мыслить».
Воскресенье, четыре часа дня, за окном — дождь. Идет тот страстный и не вполне логичный разговор, когда несколько русских людей собираются за бутылкой. Дед, впрочем, прикорнул, подперев голову кулаком.
Б о р и с (крупный мужик за тридцать, с чащей крепких черных вьющихся волос). Муфта — это дело высокоинтеллигентное. Вот когда я в муфте провода спаиваю — они все разноцветные, — так я цвет пальцами различаю: красный, синий, зеленый, желтый.
А н а т о л и й (запел на какой-то условно лихой мотив).
Красный цвет — опасный цвет,
Желтый — погоди,
Зеленый цвет — спокойный цвет:
Улицу переходи!
Д е д (одет небрежнее остальных и поддал больше остальных; внезапно поднял голову). Я вот лично — плотник… Мы рамы ставим, наличники делаем… И здесь — все моя работа, я делал…
А н а т о л и й. То-то вон притолока коромыслом пошла. Видно, кто сляпал…
Общий хохот.
Д е д. Дак ведь материалы, Толя, осина… Едрит ее налево. (И снова задремал.)
Б о р и с. Если бы я не умел муфтить, я б труха был. Никто, ничто и звать никак. (Анатолию.) Или ты, тракторист. Я ваши тайны профессиональные знаю.
А н а т о л и й. Ладно, знаешь. Вот скажи: по какому склону зимою ползти? По пустому или где кустарник?
Б о р и с. Хитер бобер. По пустому. Где кустарник, там снег рыхлый, увязнешь. Так?
А н а т о л и й. Во дает. Так.
Б о р и с. Я тундру люблю. Лес, деревца низенькие: посмотришь — вроде как детский сад за руки взялся. Далеко видно. Хорошо. А вот как определить, где морозобойная трещина пройдет?