Кремер замолчал. Элазар тоже не проронил ни слова. А я… Я не знала, как теперь мне быть. Да, я гнала от себя мысли о Сильвестре Кремере, но в душе все же на что-то надеялась. Знаю, что это самообман, но ведь сердцу не прикажешь, а душе по собственной воле крылья не подрежешь. И вот теперь все… Надежды рухнули, не оставив мне права даже на мечты. Как же больно, когда рядом живет, ходит и дышит любимый тобой человек, но в силу обстоятельств вы не можете быть вместе. Вырвать его из сердца невозможно, потому что он пророс там, пустил корни. Но самое главное, он слился с твоей душой, став ее неразрывной частью. Какая-то мысль мелькнула и исчезла, оставив ощущение упущенной возможности. Неприятное чувство, но, сколько бы я не силилась, не смогла вспомнить, что меня так зацепило в рассуждениях о лорде Кремере.
— Напомни-ка мне свою клятву, данную отцу. Слово в слово! — вдруг отмер Элазар.
— Я, Сильвестр Кремер, клянусь жениться на магине из рода Кавецких, — произнес лорд куратор.
— Так-так-так… — Фонтей почесал подбородок. — На магине, значит?
— Да. А в чем, собственно, дело?
— Дело не в чем, а в ком, мой мальчик. Возможно, мы не там ищем предателя, и ключом к разгадке может стать смерть твоего отца!
— Не понимаю…
— Уверен, Марсий не мог сказать тебе всего, но наверняка оставил подсказки. Осталось лишь найти их и докопаться до истины, что сломило такого сильного духом человека, как твой отец. Точнее, не что, а кто. Ответив на этот вопрос, мы найдем предателя! Вспомни, говорил ли тебе Марсий Кремер перед смертью еще что-то?
— Кажется, нет… — Лорд куратор задумался. — Как только я поклялся, отец успокоился и откинулся на подушки, а через минуту у него началась агония. Он хрипел, выгибался и говорил что-то неразборчивое, что я принял за бред умирающего.
— Что он говорил? Вспоминай! — почти крикнул Фонтей. Глаза его лихорадочно горели.
— Что-то про семейный склеп Кремеров. Девятая колонна, тайник… Вы думаете?.. — Сильвестр взглянул на старого чародея.
— Я уверен! Нужно найти тайник. Это все?
— Э, нет… Еще вот это. — Он поставил на стол крошечную фигурку туррона. Металл из которого она была сделала, показался мне самым обычным. По крайней мере, ее сделали не из танталума. — Это отец сжимал в руке даже после смерти. Прежде я никогда не видел ее, а за ним не замечал такой фатальной тяги к предметам. Магического фона никакого, я проверял. Обычная статуэтка.
Фонтей протянул руку, взял фигурку и поднес к глазам.
— Да, самая обычная… Ты прав. И все же именно в ней таится какая-то загадка. Не возражаешь, если я ее возьму ненадолго?
— Берите, магистр. Я взял ее на память об отце и ношу с собой со дня его смерти.
— Дорогих людей мы всегда храним у себя в душе, все иные напоминания лишь тлен. Отправляйся в фамильный склеп и найди то, что оставил тебе отец! Слышишь? Время не ждет.
— Вы правы.
Кремер поднялся и направился к дверям. Я уже приготовилась отскочить, но его остановил вопрос деда.
— Невеста — это первая причина. А ты говорил о двух, мой мальчик.
Лорд куратор невесело улыбнулся.
— Разве это не очевидно? Вторая причина — сама Ксения. Она не испытывает ко мне чувств подобных моим.
Элазар на миг замер, а потом расхохотался. Громко, заразительно, искренне, утирая рукавом выступившие на глазах слезы.
— Во истину все влюбленные во все времена одинаковы! — воскликнул он. — Слепые глупцы, склонные верить каким-то домыслам и не способные посмотреть правде в глаза. Запомни, мой мальчик, лишь любовь стоит того, чтобы за нее бороться.
— Вы хотите сказать?..
— Я все сказал, что хотел. А теперь иди и поскорей возвращайся.
— До встречи, — произнес Кремер и распахнул двери. Я же едва успела принять сосредоточенный вид, уставившись в какой-то журнал, который, к слову, держала вверх тормашками. Палево, знаю, но Кремер не обратился на это никакого внимания, а, одарив меня теплым взглядом, направился дальше.
— Заходи! — крикнул мне дед, как только лорд куратор вышел.
И я пошла, да. Кроме того, мне было что сказать старому своднику, но говорить не стала.
— И? — уперев руки в бока, потребовала объяснений.
— Проверочка, — не моргнув и глазом, пояснил старый прохиндей. — Как бы я еще узнал, усвоила ли ты пройденный материал?
— А про женитьбу-то зачем? — не отступала я.
— Я уже не так молод, чтобы бесконечно ждать счастья своей единственной внучки, — подавил одной фразой весь мой воинственный настрой Фонтей, но я все же предприняла жалкую попытку продолжить разборки.
— Откуда вы знаете, что единственной? Может нас таких со спящими генами чародеев тысячи ходит? Земля большая!
— Земля большая, — не стал спорить Элазар. — Остальным тысячам мой ген не передался. Я проверил.
И когда успел? Нас таких семь с половиной миллиардов, и любой может оказаться потенциальным носителем за столько-то лет. Но, видимо, у чародеев были на этот счет свои методы. По крайней мере, он встал и сложил на груди руки, давая понять, что тема нашего родства закрыта и обсуждению не подлежит.
— Ладно, — сдалась я. — С внучкой согласна, но вот внуков вам ждать очень-очень долго.
— Это с чего ты так решила? — хитро спросил Фонтей.
— Кремер безнадежно помолвлен, а другого достойного кандидата на роль отца моих детей я пока не нашла.
«И вряд ли найду» — добавила про себя.
— И потом, война же. Какая может быть любовь? — для убедительности еще и плечами пожала.
— Влюбленные не только глупые и слепые, — вздохнул Элазар, щелкая пальцами. Исчезли пуфы и столик с остатками чаепития. — Но еще и глухие. Последнюю мою фразу слышала?
— Да слышала я, что мы глухослепонемые глупцы!
— Не то услышала. Любовь, Ксения, если она настоящая, подобна лавине. Она сметает все на своем пути. Там, где царит любовь не место предрассудкам и домыслам. Если любишь, бери! А вот если нет, лучше отойди в сторону и забудь.
— Люблю, — вздохнула я. — Но как же магическая клятва?
— Клятва… — проворчал Фонтей. — В любой магической клятве, как в защите, обязательно есть брешь. Нужно ее только найти, что вам с Сильвестром и предстоит сделать. Ты ведь научилась искать магические изъяны. Кстати, как ты это сделала?
— Превратила свою силу в миллион крошечных муравьев и отправила их на поиски щелки.
— Хмм. Хитро. Обычно для того, чтобы обнаружить магический изъян, защиту накрывают светящимся пологом и смотрят, в каком месте она изменила цвет. Но идея с насекомыми великолепна!
Ловко дед перевел тему с любви на магию. Многовековой опыт, не иначе. С ним не поспоришь. Значит, началось занятие, и разговор о личном закончен. И все же оставался один момент, который я непременно хотела озвучить чародею.
— В виновность Федорицкого я не верю.
— Разделяю твою убежденность в этом вопросе. Не сошел же Филипп с ума да еще с сыном в придачу.
— Ага, с ума по одиночке сходят — научно доказанный факт. Очень похоже на то, что верховного мага подставили. Одного не пойму, сон мне приснился лишь сегодня, а Федорицкого устранили до того, как я все рассказала вам.
— Очевидно, враг предполагал, что я очень скоро начну догадываться о том, что в рядах магов не все гладко. Поэтому начал действовать первым.
— А у вас уже есть предположение, кто предатель?
— Боюсь, это несколько расширенное понятие. Скорее всего, предатель не один маг, а целая группа. Слишком уж гладко действуют. Иных нельзя недооценивать. Особенно турронов. У них отсутствует душа, но вовсе не мозг. Холодный разум, не обремененный чувствами, способен на многое. А имея неограниченный ресурс душ, турроны могут творить невообразимые вещи.
— Неограниченный ресурс? Откуда? Маги ведь взяли под контроль это много-много лет назад!
— Ключевое слово «маги». Если нельзя взять то, что охраняется, значит, нужно подкупить охранника. Переманить на свою сторону. Вопрос, что же предложили турроны в обмен на лояльность магов?
И тут я вдруг снова поймала ту самую мысль, что так упорно от меня ускользала. Эх, маги! Отстраняетесь от всего человеческого, позиционируя себя выше, лучше, могущественнее, а сами… Ведете себя по-человечески. Прав Фонтей, маги — это люди, только чуть более: более спесивые, более эгоистичные, более амбициозные. Но страсти и чувства в них кипят так же, как и в любом другом человеке. Турроны вполне могли сыграть на тех слабостях, которые присущи тем, у кого есть душа.
Перед глазами всплыло лицо Апехтина. Как он смотрел на Тану! Как же он на нее смотрел! Любовь… Вот дед говорит, что лишь ради любви стоит идти на все, но он и пошел на все — отдал свою душу туррону, не задумываясь. За себя не отдал, а за любимую выложил на блюдечке.
А все очень просто и сложно одновременно. Когда человек любит искренне, по-настоящему, он дарит любимому частичку своей души. То есть добровольно становится инвалидом. Только если чувство взаимное, то освободившееся место занимается другой частичкой, которую в ответ дарит любимый. Любящие люди врастают душами друг в друга. И от такого обмена чувствуют себя счастливыми, настоящими, живыми.
Безответная любовь несет своему владельцу лишь страдания. По сути, получается, что процедура изъятия части души, придуманная турронами, чем-то напоминает процесс, вызываемый любовью. Только в последнем случае все же есть надежда на счастье, а вот договор с иными это исключает. Пустоту в душе может восполнить только частичка души любимого.
По сути, Апехтин и был инвалидом. Он давно отдал часть своей души Тане, ничего не получив от Едемской взамен. Душа юноши страдала, тянулась к той единственной, которая могла ее заполнить, но не пожелала поделиться. И это случай безответной любви. Что же тогда дарит взаимная любовь? Бесконечные переживания, бессонные ночи, тревогу и еще тысячу разных беспокойств, но никто не откажется от настоящей любви добровольно, несмотря ни на что. Да, любовь равно боль, с этой формулой не поспоришь.