ком, и мой взгляд падает на его мужественные ноги.
Кто же знал, что ноги могут быть сексуальными?
— Ты нашла себе ужин? — Его голос глубокий и хриплый. Он проникает глубоко внутрь меня. Мне стыдно за то, что его голос чертовски заводит меня.
— Я не люблю мясной рулет. — Я задираю подбородок вверх. — Извини, чувак.
Он стискивает зубы, и в его глазах вспыхивает огонь. Это заставляет меня хотеть сделать это снова — увидеть, как зелень в его глазах, кажется, вспыхивает более тёмными оттенками.
— Зови меня просто Адам дома. А в школе — директор Реннер.
Я закатываю глаза и пишу своей лучшей подруге Рите.
Я: Это чертовски раздражает.
Рита: Я всё ещё не могу поверить, что ты меня бросила. Это так несправедливо. А кто будет со мной веселиться?
А под весельем она имеет в виду, что я буду следить за её сумасшедшей задницей, чтобы ею не воспользовались. Она не раз ловила кайф и чуть не сходила с ума. Это одна из причин, почему я никогда не употребляла наркотики. Кто-то же должен был позаботиться о Рите.
Я: Джейсон? В прошлые выходные у тебя не было никаких проблем с тем, чтобы бросить меня и целоваться с этим засранцем.
Рита: Он просто полный придурок. Мне следовало остаться с тобой. Я скучаю по тебе.
— Элма, — рявкает Адам, заставляя меня подпрыгнуть. — Убери телефон подальше.
Я выгибаю бровь, глядя на него.
— Прошу прощения?
— Сейчас не время и не место.
— Хорошо, Папа, — поддразниваю я его. Все мысли о том, что он горячий, исчезают, когда во мне вспыхивает раздражение. Я начинаю отвечать подруге, когда мой телефон вырывают из рук. — Эй!
Адам засовывает мой телефон в карман джинсов, и я, прищурившись, смотрю на него. Если он думает, что я не заберу гаджет, значит, он сумасшедший. Но потом он скрещивает мускулистые руки на своей мощной груди и смотрит на меня взглядом, который говорит: «попробуй».
— Отдай его обратно, — приказываю я.
— Нет, пока ты не проявишь хоть немного уважения. Мы два незнакомых человека, и мне поручено заботиться о тебе. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это нормально поговорить со мной.
— Ты со всеми своими учениками так разговариваешь? — огрызаюсь я.
— Лишь с мелкими засранцами.
Я изумленно смотрю на него.
— Я всё расскажу отцу.
Он с вызовом выгибает бровь. Это отстойно, что Адам такой горячий, потому что он полный придурок.
— Он сейчас же вернется.
Что-то похожее на жалость смягчает его черты.
— Он не вернётся. По крайней мере, не в ближайшее время.
У меня внутри всё переворачивается, и я отрываю от мужчины взгляд. Слёзы щиплют мне глаза, но я быстро смахиваю их. Он прав, и я это знаю. Папа всегда сосредоточен на работе. Я люблю его, но как только мама умерла, он стал одержим компанией, которой частично владеет. Я практически вырастила сама себя после её смерти.
— Как скажешь, — бормочу я. — Я не буду есть.
Он ворчит, направляясь к холодильнику. Я надулась, скрестив руки на груди, не обращая внимания на пробегающую по телу дрожь. Меня предупредили, что здесь холодно, но не думала, что у меня было что-то подходящее, чтобы упаковать с собой. Но будь я проклята, если попрошу этого парня дать мне что-нибудь потеплее. Я всё ещё теряюсь в своих мыслях, глядя в окно, наблюдая за снежинками, когда чувствую запах чего-то пикантного и вкусного. В животе у меня урчит.
— Ешь, — приказывает он, ставя тарелку на стол.
Я поворачиваюсь и вижу кусок мясного рулета, картофельное пюре и зеленую фасоль, дымящуюся на тарелке. Мой желудок снова урчит. Закатив глаза, чтобы разозлить его, я бросаюсь в кресло и стараюсь не выглядеть так отчаянно, чтобы съесть домашнюю еду. Теперь, когда мамы нет, я обычно сама о себе забочусь, потому что папа всегда работает допоздна. Злаки. Макароны с сыром. Пицца. Мама обычно готовила самые лучшие ужина. Просто думая о ней и её ночных трапезах, когда она порхала по кухне, как будто это было для неё естественно, я снова борюсь со слезами.
Это отстой.
Отъезд из Флориды.
Прибытие в этот холодный ад.
Жить с долбаным директором средней школы, в которой я буду учиться.
Это полный отстой.
— Моя мама готовит самый лучший мясной рулет, — произносит он, усаживаясь напротив меня с собственной дымящейся тарелкой. Он толкает мне банку Колы, прежде чем начать есть.
Я беру вилку, лежащую на моей тарелке, и вонзаю её в мясной рулет. Одним кусочком позже и я в раю. Судя по всему, мне на самом деле нравится мясной рулет. Еда успокаивает меня, и я с жадностью проглатываю её. Когда я заканчиваю, Адам смотрит на меня, приподняв бровь.
— Проголодалась?
Жар заливает мои щёки, и я внезапно чувствую себя неловко.
— Ты хочешь сказать, что я толстая?
Его глаза расширяются.
— Что? Нет. Как, чёрт возьми, ты пришла к такому выводу? — Искренность мелькает в его зелёных глазах, и я слегка расслабляюсь. У меня есть некоторые изгибы — больше, чем у большинства девушек, которых я знаю — и это заставляет меня постоянно беспокоиться, что люди будут осуждать меня за это. Я довольна своей грудью и задницей. То есть до тех пор, пока я не начинаю искать джинсы, и ни одни из них не подходят к моему круглому заду.
— Можно мне забрать свой телефон? — спрашиваю я, меняя тему разговора.
Адам откидывается на спинку стула и оценивающе смотрит на меня. Мне хочется поёжиться под его пристальным взглядом.
— Позже. А сейчас я хочу поговорить.
Я раздражённо фыркнула:
— Ладно, тогда говори.
— Как ты развлекаешься?
Из меня вырывается насмехающийся смех.
— Как я развлекаюсь? О, боже мой.
Он свирепо смотрит на меня.
— Я говорю совершенно серьёзно.
— Я играю на своём телефоне, — невозмутимо отвечаю я. — Так что, как видишь, мне скучно. — Я ухмыляюсь ему и наслаждаюсь тем, как пульсирует жилка на его горле.
— А чем ещё ты занимаешься? Спорт? Оркестр?
— Оркестр? — вскрикиваю я сморщиваю нос. — Фу. Нет.
— Не будь такой принцессой. Оркестр — это изнурительная работа.
Ещё один закат глаз.
— Хорошо, директор Реннер.
Мышца на его шее дёргается, и если бы он не был таким раздражающим, мне бы захотелось её лизнуть. Но он раздражает и груб. Я определённо не хочу его облизывать.
Ну, может быть, только один раз, чтобы узнать, каков он на вкус.
— Ты найдёшь себе какое-нибудь занятие, пока будешь здесь. Что-нибудь конструктивное. Что-нибудь полезное для твоего будущего.
Чёрт возьми, он ещё хуже папы. Он как двойная доза папы. Брр. Моя жизнь кончена. Я незамедлительно отказываюсь от мысли с облизыванием его шеи.
— Нет. Чёрт возьми, нет. — Я поднимаю подбородок и надеюсь, что смотрю на него своим лучшим устрашающим взглядом.
Адам встаёт со своего места, и я стараюсь не обращать внимания на то, как напрягается его бицепс, когда он наклоняется через стол, чтобы взять мою тарелку. Когда его голова склонилась ближе к моей, я почувствовала его мужественный аромат, который заставил меня думать ещё о более глупом, чем просто облизать его шею.
— Так и будет. Мой дом, мои правила. — Он одаривает меня трусико-плавящейся улыбкой, от которой я вся краснею. — Моя школа, мои правила.
Он начинает загружать посудомоечную машину и насвистывать. Весёлый засранец. Ни за что на свете я не стану участвовать ни в каких внеклассных мероприятиях. Пять месяцев — и я свалю отсюда. Я вернусь во Флориду к своим друзьям и…
И что?
Я разберусь с этим, когда приеду туда.
Глава 4
Адам
Серьёзно, Матео?
Не могу поверить, что он доверил мне свою дерзкую дочь-подростка.
Чёртова моя жизнь.
Я неохотно вернул Элме телефон после ужина, и с тех пор она не отрывается от него. Жаль, что она не стала приветливее. Я провожу много времени здесь, у чёрта на куличках, в своей хижине. Один. На секунду мне даже захотелось, чтобы кто-то разделил моё пространство, ужины и беседы. Когда я увидел её, я даже позволил самой низменной мужской части себя восхититься тем, как она чертовски красива, и оценить тот факт, что я буду любоваться ею всё время, чёрт возьми.
Но тут она открыла рот.
Она задрала нос кверху и вела себя как одна из избалованных девчонок в школе.
Суровое напоминание, но оно мне явно было нужно, чтобы я не возжелал красотку-дочь друга. Как будто мои глаза имеют собственный разум, они блуждают от новостей по телевизору к её голым ногам от колен до бёдер. Ровный, золотой светло-коричневой тон кожи. Элма разулась и поджала под себя ноги, пока пальцы её рук летали над телефоном. Я уверен, что она пишет всякую чушь обо мне своим друзьям.
— Холодно, — говорит она, надув губы и не поднимая глаз.
— Ты больше не во Флориде, Дороти.
Девушка смотрит на меня своими тёмно-карими глазами достаточно долго, чтобы одарить меня снисходительным взглядом, который я привык видеть от своих студентов, прежде чем она вздыхает и снова начинает печатать. Я подавляю разочарованный стон и поднимаюсь с кресла. Я достаю из шкафа потёртое стёганое одеяло и бросаю ей.
— Уже довольно поздно. Ты хочешь принять душ сейчас или утром перед школой? — спрашиваю я, глядя, как она устраивается под одеялом.
— Завтра.
Она улыбается своему телефону, и он освещает её черты лица. Мне бы хотелось, чтобы она делала это почаще. Не то фальшивое дерьмо, которым она меня сегодня ослепила.
Я тянусь к пульту и выключаю телевизор. Пока Элма пишет, я роюсь в своей сумке и достаю расписание, которое распечатал для неё, когда получил документы о переводе из другой школы. Я кладу бумаги на кофейный столик и скрещиваю руки на груди.
— Твоё расписание, — произношу я с ноткой раздражения в голосе.
Когда она продолжает игнорировать меня, я вырываю телефон из её рук и снова кладу его в карман.
— Эй! — кричит она, глядя на меня снизу-вверх, её ноздри раздуваются от ярости. — В чём твоя проблема?