— Прямо сейчас? В тебе. Ты чертовски грубая. Мне трудно смириться с тем, что мой друг вырастил такого несносного ребёнка, — огрызаюсь я, это совершенно не в моём характере. Обычно я спокоен, когда дети пытаются вывести меня из себя.
Но с ней?
Она выводит меня из себя.
— Как думаешь, у кого я этому научилась? — огрызается девушка в ответ. Однако яд пропал, и на мгновение показалось, что она вот-вот заплачет.
Мой гнев тут же гаснет. Я сажусь на кофейный столик и протягиваю ей бумаги.
— Я просто хочу, чтобы ты была готова завтра. Это большая школа, и ты начинаешь обучение в середине года.
Она сглатывает и коротко кивает мне, прежде чем взять расписание.
— Ненавижу математику.
— Ты хорошо разбираешься в математике, — бросаю я вызов. — Одни «А» до прошлого семестра. К концу семестра ты опустилась до «С». Но обычно ты отлично учишься по математике.
— Сталкер? — Элма не поднимает на меня глаз и прикусывает губу, изучая расписание. — Что это за последнее занятие?
— Административный помощник офиса. В основном ты будешь помогать секретарю, методисту и мне. Подготавливать заметки для студентов и преподавателей. Файловые материалы. Такие вещи.
— Скучно, — ворчит она.
— Будет так или оркестр. — Я игриво выгибаю бровь, глядя на неё.
Девичьи губы кривятся в одну сторону, и она смотрит на меня с полу-дружелюбной улыбкой.
— Это будет просто замечательно. Но курс повышенной сложности по алгебре и тригонометрии? Неужели?
— Когда я разговаривал с твоим методистом из старой школы, она заверила меня, что ты более чем способна. Ты прекрасно справишься. Только постарайся не влюбляться в тренера Лонга. Это станет проблемой. — Я подавляю смешок, потому что тренер Лонг — нелюдим, и его беспокоит, что половина учеников и учителей следует за ним повсюду, как потерявшиеся щенки.
— Не волнуйся. Я не люблю старых чудаков. — Она поджимает губы и протягивает мне ладонь. — А теперь можно мне забрать свой телефон?
Я достаю гаджет из кармана и снова отдаю.
— Я снисходителен здесь, дома, но ты не можешь пользоваться телефоном в классе. Убедись, что так и будет. — Мой тон грубый, потому что я не могу перестать смотреть на её рот. Чем больше Элма теребит нижнюю губу зубами или смачивает её своим розовым языком, тем более неуместными становятся мои мысли. — Я возьму кое-какие вещи из своей комнаты, а потом ты сможешь пойти туда.
Не дожидаясь ответа, я выхожу из гостиной в спальню. Я закрываю за собой дверь и провожу пальцами по волосам. Мой член наполовину твёрд, и меня охватывает раздражение. Мне придётся позвонить кому-нибудь из моих приятелей и узнать, не хотят ли они пойти в бар или ещё куда-нибудь, чтобы я мог присунуть свой член. Я слишком долго обходился без женщины, и если так пойдёт дальше, я буду дрочить на образы задницы, которую я не могу иметь. Мой член дёргается в штанах, и я стону. От одной только мысли о её заднице меня бросает в жар.
Она же малышка Матео.
Будто облитый холодной водой, мой член смягчается.
Я не могу позволить себе даже думать об этом. Мысли опасны, потому что мысли становятся реальностью. С этого момента я буду вести себя исключительно профессионально. Я должен.
Боль.
О Боже, какая боль!
Они идут за мной. Я слышу их голоса. Выстрелы их оружия. Чёрт возьми, я сейчас умру. Это же полный отстой.
Взрывы и выстрелы гремят у меня в голове.
Боль пронзает меня в каждом нервном окончании.
Я сворачиваюсь калачиком в грязи и пытаюсь защитить свои внутренности.
Кто-то хватает меня и начинает тащить, но я кричу и мечусь.
— Я с тобой.
— Я с тобой.
Я просыпаюсь в холодном поту в темноте. Я дезориентирован и не знаю, где нахожусь. Пули больше не проносятся надо мной. Я больше не спасаю свою жизнь.
По мне пробегает дрожь, и я испускаю шипение ужаса, когда чья-то рука хватает меня.
— Тсс-с, — бормочет она. — Я с тобой.
Я моргаю в темноте, и мне требуется мгновение, чтобы понять, что я дома, в своей гостиной. Успокаивающий голос, который принадлежит руке, сжимающей мою — это она.
— Элма, — хриплю я.
Я расслабляюсь на подушках, но не отпускаю её руку. Ужас всё ещё атакует мою нервную систему. Эгоистично, я держусь за успокаивающую хватку девушки ещё мгновение.
— Тебе приснился кошмар. — Её голос звучит мягко и успокаивающе, когда она проводит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. — Всё в полном порядке.
Я напрягаюсь, когда её другая рука упирается мне в грудь, к которой прилипла футболка, пропитанная потом. Я уверен, что она чувствует, как колотится моё сердце под её пальцами. Никто из нас ничего не говорит. Когда моя тревога ослабевает, и я больше не нахожусь на грани срыва, Элма встаёт и отпускает мою руку. Успокаивающая аура, которой я только что был окутан, срывается с меня, и я тянусь к ней.
Моя ладонь обвивается вокруг её бедра. Её голого бедра. Она испускает потрясённый вздох, и мой член резко оживает. Кровь бурлит во мне, прогоняя леденящий душу страх, который преследует меня чаще всего.
Убери от неё свою руку.
У меня вырывается стон, и я произношу:
— Спасибо.
Я отпустил её.
И, чёрт возьми, если мне не требуется приложить все усилия, чтобы не схватить её снова.
Элма отходит от меня, и вскоре дверь спальни закрывается с тихим щелчком. Мой член твёрд и болит, скрытый тренировочными штанами. Мне нужно кончить, чтобы расслабиться и заснуть, чёрт возьми. Я слишком взвинчен, и то, что в моём доме есть потрясающее искушение, совершенно не помогает.
Я просовываю ладонь под пояс пропитанных потом штанов и обхватываю пульсирующий член. Он горячий и чертовски твёрдый в моей хватке. Я пытаюсь представить себе образ новой методистки, потому что она, по крайней мере, ближе к моему возрасту. Светлые волосы. Большие сиськи. Пухлые губы.
Я грубо провожу рукой по своему члену, заставляя себя думать о Керри.
Но потом, как солнце, пробивающееся сквозь облака, я вижу её.
Элма.
Я мысленно возвращаюсь к тому, как она чуть раньше растянулась на диване, выставив напоказ свои голые бёдра. Я на мгновение представил себе, как будет выглядеть её плоть, если я пососу её кожу. Пурпурная и вся в синяках, без сомнения.
Я стону при мысли о том, чтобы раздвинуть её сладкие бёдра и вдохнуть то, что между ними.
— Твою мать, — шиплю я.
Так близко.
Не будь извращенцем, парень.
Керри.
Блондинка. Большие сиськи.
Нет.
В своих фантазиях я вижу карие глаза и почти чёрные волосы. Тонкие пальцы касаются её поверх шорт. Этого образа достаточно, и я взрываюсь. Сперма выплёскивается наружу, горячая и яростная, пропитывая нижнюю часть моей футболки. Я лежу так с минуту, моя грудь быстро поднимается и опускается, пока я пытаюсь разобраться, что же, чёрт возьми, только что произошло.
Я — извращенец.
Я просто дрочил, думая о чёртовом подростке. Ученице. Кто-то, о ком я должен заботиться.
В гневе я срываю с себя грязную футболку и использую её, чтобы привести себя в порядок. Как только я снова расслабляюсь, пытаюсь сформулировать план.
А с ней мне понадобится грандиозный план.
Профессиональный.
Мне нужно быть профессионалом.
В конце концов, я здесь взрослый.
Используя методику, которой меня обучил мой психотерапевт для того, чтобы справляться с паническими атаками, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Я сосредотачиваюсь на своём счастливом месте. Озеро. Птицы. Ветер шумит в кронах деревьев.
Я закрываю глаза и проваливаюсь в сон.
Элма плещется прямо посреди моего счастливого места в красном бикини. Священное место на задворках моего сознания теперь осквернено. А тупой грёбаный я только и делает, что пялится.
Я так облажался.
Глава 5
Элма
— Элма!
Я стону, уткнувшись в подушку, пропахнувшую им. Аромат мужественный и древесный. Вкусный.
— Уходи.
Дверь со скрипом открывается, и свет ослепляет меня.
— Вставай. Сейчас же. А то мы опоздаем.
Раздражённо фыркая, я сажусь на кровати и свирепо смотрю на своего незваного гостя. Как только я замечаю его, вся моя злость улетучивается. Сегодня утром он одет в светло-серый костюм. Его рубашка свежая и белая. Чёрный тонкий галстук свисает с безупречного узла на шее.
— Элма, — снова рявкает он, уперев руки в бока и глядя на меня сверху вниз.
Когда я поднимаю глаза, то восхищаюсь тем, как он сегодня красив. Его шоколадно-каштановые волосы были уложены в гладкую, модную причёску. Вчерашняя щетина исчезла, и я прекрасно вижу его суровый, острый подбородок. Его полные губы сжаты в тонкую линию, и он нетерпеливо смотрит на меня.
— Я плохо себя чувствую, — вру я.
Его бровь выгибается дугой, и он ухмыляется мне. Боже милостивый, этот человек выглядит хорошо, независимо от того, какое у него выражение лица.
— Мне всё равно.
Пламя, разгорающееся во мне, гаснет от его отношения.
— Ты просто засранец.
Он стискивает челюсти, и его зелёные глаза застывают в блестящем нефритовом цвете.
— У тебя есть ровно пятнадцать минут, чтобы собраться и сесть в мой пикап.
— А то что? — бросаю я вызов.
На его губах появляется волчья ухмылка.
— Или я вытащу тебя отсюда прямо в пижаме. Ты сможешь начать свой первый день в том, что на тебе надето.
Ар-р. Мудак.
Я проскальзываю мимо него и упиваюсь сдавленным звуком, который он издаёт у меня за спиной. На мне футболка и пара розовых трусиков. Я серьёзно сомневаюсь, что он отпустит меня в школу в таком виде. Когда я оглядываюсь через плечо, он смотрит на мою задницу с чуть приоткрытым ртом. Мне приятно сознавать, что мой директор ошеломлён и лишился дара речи.
Не говоря больше ни слова, он разворачивается и стремительно выходит из комнаты. Дверь за ним захлопывается, заставляя меня подпрыгнуть. Моя улыбка медленно исчезает, когда нервы начинают сдавать.