— Ну вот, теперь я за тебя буду спокоен, — улыбнулся я, глядя, как друг старательно уплетает птичку.
— Все усилия насмарку, — вздохнула Лиза, накладывая себе овощной салат. — Илюша, мы же договорились вечером жирного не есть.
— Душа моя, ну где ты видела жирную перепёлку? — парировал он, поправляя тылом ладони очки. — Это если к ней только нитками кусок сала привязать.
— Ну а картошка? — насупилась девушка.
— Она тоже без сала, — буркнул он. — Солнце моё, ну я совсем немножко, быстро худеть вредно для здоровья.
— Ладно, кушай, — сказала девушка и устало махнула рукой. — Завтра поговорим.
Я с интересом наблюдал за их беседой, переводя взгляд с одного на другого и улыбаясь. Лиза это заметила, залилась краской и уткнулась в свой овощной салат. Юдин тем временем добил перепёлку и довольный откинулся на спинку стула.
— Ну всё, я готов идти смотреть на цветочки, — с улыбкой сытого кота сообщил Илья.
— Сначала чай со штруделем, — категорично заявил я. — Иначе никуда не пойду.
— Опять ты со своим штруделем, Склифосовский? — Илья тяжко и протяжно вздохнул, потом завёл глаза к потолку. — Господи, и когда же он тебе надоест?
— Можно подумать, что я ем его каждый день, — хмыкнул я. — И потом, я же тебя не заставляю, закажи себе шакер-чурек.
— Кого? — удивлённо протянул Юдин и посмотрел на меня, как на инопланетянина. Так же смотрели на меня друзья Боткина, когда я пытался заказать безалкогольное пиво. Опять что ли я напоролся на блюдо, которого здесь не существует?
— А что, здесь его не пекут? — невинно спросил я.
— Что это хоть вообще есть? — настойчиво спросил Илья, подтверждая мою версию.
— Да так, — махнул я рукой. — Восточная сладость. Типа пахлавы.
— Типа чего? — ещё больше удивился друг.
— Так тебе что заказать? — сменил я тему, подзывая официанта. Видел, как Лиза ещё больше насупилась, когда речь пошла о сладком.
Илья покосился на девушку, взглядом спрашивая разрешения.
— Я буду штрудель, как Саша, — махнула Лиза рукой.
— Тогда мне пирог с малиной, — расплылся в улыбке Юдин. Мария и Настя его поддержали.
В семь вечера мы сели в вызванный мной лимузин и отправились в оранжерею. Когда Мария увидела многообразие диковинных цветов, у неё на глазах навернулись слёзы, губки надулись, и она первый раз шмыгнула носом. Глядя на цветы, она забыла, что находится в теле ребёнка и не думала, как выглядит со стороны.
— Что с тобой? — тихонько спросил я, склонившись к её уху.
— Красиво, — дрожащим голосом сказала она. — Почти как в моём саду во дворе замка до того, как началась эта проклятая война. Все клумбы разбомбили и растоптали до плотности булыжной мостовой. Мы уже почти отбили замок обратно, когда я погибла в бою при штурме.
— Искренне сочувствую, — единственное, что я смог сказать.
Я решил её больше не трогать, предоставил самой себе, она должна спокойно погрустить. Лиза, увидев грусть Марии, тоже хотела вмешаться, но я её остановил. Так мы и ходили молча по оранжерее вслед за девочкой.
— А чего это вы все такие грустные? — внезапно спросила Мария, резко обернувшись к нам и оценив наши лица. — Ведь всё хорошо, что за кислые лица? Немедленно прекращайте, а то здесь сейчас все цветы завянут, а в соседней лавке прокиснет молоко! Или вам пирога с малиной не хватило? Тогда поехали ещё закажем!
— Я уже больше не хочу, — покачал головой Юдин. — С меня на сегодня хватит.
— Да ладно! — подхватили все хором, потом дружно рассмеялись, привлекая внимание немногих посетителей оранжереи. Дело близилось к закрытию, я даже не заметил, как время пролетело в созерцании и размышлениях.
— А давайте вот здесь сфотографируемся на память! — воскликнула Мария и потащила нас с Настей за руку в сторону самого нарядного цветника, возле которого начинал дремать уставший за день фотограф.
Пожилой мужчина сразу оживился, заулыбался, расставил нас по местам, скорректировал позы и улыбки, сделал несколько снимков.
— Вот этот лучше всего, — ткнула в один из получившихся кадров Мария.
— А мне этот больше нравится, — показала на другой Настя. — На том я моргнула.
— Тогда лучше этот, — показала Мария на третий снимок. — Тут и не моргнул никто и я улыбаюсь как ни в чём ни бывало.
— Да, этот лучше всех получился, — подхватила Лиза. — Давайте его сделаем, ну пожалуйста!
Нам пришлось ещё немного послоняться по оранжерее, пока фотограф не предоставил нам снимки в красивых рамках, которые не стыдно будет и на каминную полку поставить. Я специально выбрал самые красивые и дорогие.
— А пойдёмте домой пешком! — воскликнул Юдин, вдохнув морозный воздух полной грудью, когда мы вышли из оранжереи на улицу.
— Мне-то до дома не так далеко, а ты каблуки сотрёшь, — хмыкнул я. — И из носа бивни торчать будут.
— А чё сразу бивни? — удивился Юдин и шмыгнул носом. — Ой!
Он полез за платком, чтобы предотвратить моё пророчество. В итоге мы прогулялись в противоположную от моего дома сторону, перешли по Троицкому мосту, замёрзнув окончательно и вызвали такси, чтобы разъехаться по домам.
— Саш, у меня к тебе есть серьёзный разговор, — сказала Мария, отозвав меня в сторонку. — Но не сейчас, ты завтра где будешь с утра?
— Как где, на работе, — пожал я плечами.
— Ясен пень на работе, — ухмыльнулась она. — На какой? У тебя же их теперь как минимум две.
— А, ну да, спасибо, что напомнила, — вздохнул я. — Утром буду в госпитале, должны прийти мои пациенты, а после обеда пойду на Рубинштейна, разбираться с делами.
— Понятно, — кивнула Мария и задумалась. — Тогда лучше в обед. Там в самом начале улицы Рубинштейна кафе наверняка есть какое-нибудь?
— Естественно, — хмыкнул я. — Это же самая ресторанная улица Питера.
— Вот и отлично, — улыбнулась она. — Первое кафе по правой стороне, в двенадцать буду там. Заодно обедом меня накормишь.
— Деда Витя тебя не кормит что ли? — подколол я. — Надо срочно в органы опеки сообщить.
— А ты зря смеёшься, кстати, — лукаво улыбнулась Мария. — Виктор Сергеевич отличный кулинар. Знаешь, как он ради меня старается? Пальчики оближешь! Ну всё, пока! Точнее до свидания!
— Первый раз в жизни мне свидание назначает шестилетняя девочка, — хмыкнул я.
— Пятилетняя, — поправила меня Мария. — Шесть мне в апреле будет.
— Ну это уже совсем скоро, — я махнул ей на прощание рукой и закрыл за ней дверь машины.
Сначала я завёз домой Настю, а потом уже поехал сам. Водитель такси немного удивился, что теперь надо было ехать в противоположном направлении на Аптекарский остров. Пока мы долго катили почти через весь город, я смотрел в окно, на редеющий поток машин и пешеходов, уже поздний вечер. А ещё в голове крутился вопрос — о чём таком хочет поговорить Мария, что меня для этого надо вылавливать одного? Наверно что-то личное, возможно очень важное. Нет смысла гадать, завтра всё узнаю.
Утром ушёл из дома раньше всех с таким расчётом, чтобы Николай отвёз меня к моей машине у больницы Обухова и успел вернуться за остальными. Пока ехал до госпиталя опять вспомнил слёзы в глазах Марии при виде тропических цветов. Наверно красивый у неё был замок, раз клумбы такие красивые. Может она об этом хотела поговорить? Да ну, вряд ли. Я же не смогу вернуть её в родной мир, а если бы мог, сам давно вернулся бы в свой.
Паркуясь возле госпиталя, постарался выбросить из головы все грустные мысли и воспоминания, настраиваясь на работу. Сегодня должны прийти мои пациенты, которым пришлось отменить приём в понедельник и перенести на сегодня.
Полнейшим сюрпризом для меня оказалась сидевшая возле манипуляционной парочка. Парочку то эту я уже видел в приёмной у Обухова, просто не ожидал увидеть здесь и сейчас. Вы угадали, это была тёща градоначальника и тот самый императорский советник, который в действительности возглавляет контрразведку. По крайней мере именно такой информацией я обладаю.
— Михаил Игоревич? — обратился я к солидно одетому пожилому господину с седыми бакенбардами, хотя уже знал ответ на этот вопрос.
— Да, Александр Петрович, это мы, — проворковала, как голубка, тёща градоначальника за него. — Нам со Степаном Митрофановичем удалось убедить его прийти к вам на приём, но он очень долго упирался.
Князь Волконский сначала сканировал взглядом моё подсознание и детские комплексы (мне по крайней мере показалось, что он смог их разглядеть), а после последней фразы его сопровождающей перевёл на неё взгляд и осуждающе посмотрел на неё.
— Зоя Матвеевна, ну зачем вы так? — сказал он спокойно, но так, что каждое слово, проникая через уши в твою голову, осматривается внутри, нет ли где подвоха. — Я уже слышал неоднократно, что Александр Петрович Склифосовский просто чудесный лекарь, просто у меня до этого катастрофически не хватало времени, чтобы его посетить.
— Спасибо за комплимент, Михаил Игоревич, — сказал я, слегка поклонившись князю. — Тогда прошу вас пройти в кабинет, раз смогли наконец найти время.
Мне казалось, что я не сказал ничего особенного, но его глаза на долю секунды слегка прищурились. Потом эта сладкая парочка поднялась со своих мест и последовала за мной.
— Расскажите сначала, что у вас случилось, чтобы мне сориентироваться с чего начать обследование, — сказал я Волконскому, который как оказалось даже чуть выше меня ростом. И это при солидном возрасте и некоторой сутулости!
— Если верить лекарям из Московского медицинского, у меня образование в поджелудочной железе, — сказал князь, снимая сюртук. Уже знал, как надо готовиться к осмотру. — Мне уже два раза убирали его, но полностью удалить они не могут, так как боятся повредить центральный проток, и тогда поджелудочная будет переваривать сама себя. Я в медицине не большой знаток, поэтому рассказываю то, что запомнил.
— Вы очень даже хорошо понимаете, что с вами происходит, большинство этого не смогут повторить без тренировки, — улыбнулся я ему, подождал, пока он снимет рубашку. — А теперь располагайтесь пожалуйста.