“Лере пока позвонить, что ли? Узнать, как она там”.
На лестнице почувствовал, как внутри начала проклёвываться злость.
Вместе со злостью пришло облегчение.
Будто открыл окно, а оттуда свежий воздух – полился по лицу, хлынул в легкие.
Веселая пружинка в животе. Разворачивается, наполняет весельем.
Здорово.
Давно не испытывал такого.
“Ауди ТТ” сочно сверкала черной надраенной тушкой.
Капустин вынул из багажника своего старенького “RAV4” бейсбольную биту, которую много лет возил с собой на всякий случай, “от дурного глаза”. Бросил на сиденье, сел в машину.
Позвонил Миша.
– Правда, не обижайся… не получается…
– Миш, Миш, – оборвал его Капустин. – Некогда мне. Давай.
Нажал на отбой. Завел двигатель.
Сначала – почему-то очень медленно и аккуратно – уперся мордой в крыло “Ауди” и, зафиксировав переключатель скоростей на пониженной передаче, начал добавлять оборотов. Включилась сигнализация. Скрежеща и поскрипывая, “Ауди” подалась, но, сдвинувшись немного, встала как вкопанная. Сдал назад и во второй раз въехал в цель с некоторым разгоном. “Ауди” скакнула на полметра и снова замерла. “RAV4” забуксовал. Снова сдал назад, вышел из машины.
Орала сигнализация.
Вокруг ресторанной парковки, на тротуарах, уже собирались люди. Кто-то успел выхватить мобильник, принялся снимать капустинский таран на камеру.
Его переполняло бесшабашное, праздничное воодушевление. Казалось, он находится в эпицентре большого буйного карнавала, в котором ему выпала первостепенная роль.
Краем глаза Капустин уловил, что с балкона соседнего дома кто-то тычет в его сторону пальцем, кричит кому-то вниз: “Вон, вон туда смотри!”.
– Сейчас-сейчас, – бормотал он. – Сейчас шо-маст-го-он.
Вынул из багажника антипробуксовочные ленты, выстелил их перед изрядно помятой “тэтэшкой”. На “тойоте” Капустина лишь хромированная защита исцарапана –ерунда.
Усаживаясь в машину, заметил, что из ресторана выскочил барин с пиликающим брелоком в руке, остановился с обалделым видом на крыльце.
– А вот и сами пожаловали, – крикнул Капустин, приветливо раскинув руки. – Милости просим!
– Ты охренел, баклан позорный?! – ответил владелец “ауди”, не двигаясь с крыльца. – Ты… охренел, да?!
Переглянулись мельком. Капустин понял: нет, не подойдет. Удивился. Он был уверен, что без побоища не обойдется – и вдруг тут такой пшик… Он даже устыдился своей бейсбольной биты.
– Ну, воля ваша.
Сел в машину.
– Я ж тебя, падла, в порошок сотру! Слышь, падла?!
Заметив, что разгневанный барин вслед за случайными свидетелями стал снимать его на камеру телефона, Капустин открыл окно, сделал приветливо ручкой – и надавил на газ. По шершавой поверхности лент “RAV4” попер как танк.
– Гремя огнем, сверкая блеском стали, – горланил Капустин.
Вытолкав “Ауди ТТ” на достаточное расстояние, он объезжал ее справа, когда наперерез ему рванул охранник из “Рафинада”. В руке его торчал травматический пистолет.
– Сколько тебя ждать! Мочи его! Мочи на хрен!
Капустин успел уклониться, но пуля все же клюнула по касательной за ухом. Рефлекторно вжал педаль газа в пол. Еще несколько выстрелов пришлись в заднее стекло, тут же покрывшееся мелкой паутиной трещин, и, судя по звуку, в задний фонарь.
– Пойдут машины в яростный поход!
Домой он ввалился в потешном колпаке, с дуделкой во рту. Купил по дороге возле рынка.
– Собирайся! – крикнул дочке. – Едем!
Капустин дунул, дуделка развернулась, как хамелеонский язык, и заверещала павлином.
– Цигель-цигель! Ай-лю-лю!
Лера смотрела на отца неподвижными округлившимися глазами. На этот раз удивление было вполне себе натуральным. Капустин прыснул со смеха.
– Собирайся же! Быстрее!
Она заметила кровоточащую шишку у него за ухом. Потянула его за рукав, разворачивая к себе боком.
– Что это, пап?
– Мелочи! На вот лучше, дуди!
Он сунул Лере дуделку, она взяла машинально.
– Папа, что случилось? – дочка вынула из кармана очки, водрузила на переносицу. – Тебе “скорую” нужно вызвать. Там у тебя ужас что такое.
– Да брось ты, Лер, – Капустин освободил рукав и, сняв с вешалки дочкину куртку, подал ей. – Собирайся, говорю. Едем.
– Куда едем?
– Куда-нибудь. У нас праздник.
– Какой еще праздник, пап?
– Не знаю. Не успел придумать. Праздник отца и дочки! О!
Лера топнула ногой.
– Какой… Что происходит вообще? Можешь ты мне объяснить?
– Легко! Ты, главное, не бычься на папочку.
Снял с себя колпак, нахлобучил на голову Лере.
– Повздорил с одним. В ресторане. Потом охранник ресторана в меня выстрелил.
– Выстрелил?!
– Ой, да не делай ты такое лицо. Из травматического. Всего лишь. Нечего, в общем, рассказывать…
Затащив отца в комнату, Лера усадила его на диван.
– Повздорил?
– Ага. Но это фигня всё. Честно. Лерочка-Валерочка, заяц ты мой воздушный! Поедем куда-нибудь погуляем. Нам праздник нужен, понимаешь ты?! Сейчас же, немедленно!
– Да что за праздник? Нашел, блин, время…
– А не будем о грустном, – отмахнулся он. – Я тебя люблю, так? Отвечай!
Ответить не ответила, но на всякий случай кивнула.
– И ты меня любишь.
Он показал ей кулак: только посмей ерничать.
– И почему бы нам это, дитя мое, не отпраздновать?
– Тебя контузило, что ли? – не сдержалась Лера.
– А ну не перечь отцу! Сказал: праздник, – он повертел руками над головой. – Значит, танцуй, и всё такое…
– Осторожней, папенька, – она приняла, наконец, игру. – В Ваши-то годы…
– Не сметь! В наши оды… Йо-хо-хо, понимаешь… и… как там дальше… тысяча чертей!
– И бутылка рома, отец. Йо-хо-хо – и бутылка рома, – скорбно опуская глаза, напомнила она. – Но ничего, склероз нынче лечат.
Глядя в ее лицо, Капустин понимал, что пропасть преодолена. Всё будет хорошо теперь. Он такой, как надо.
– А тех, кто будет дерзить, мы заставим драить палубу. Ясно?
– И шизофрения лечится. Правда. Я читала.
Через несколько минут, сопя от усердия, Лера смазывала ему рану перекисью водорода, приговаривая ворчливо: “Вот совсем нельзя без присмотра оставить. Ну, ни на минуту”, – а Капустин улыбался и был совершенно счастлив.
Полицейские встретили их возле подъезда. Капитан, едва взглянув на Капустина, обрадовался:
– Ха! На ловца и зверь бежит! Всегда бы так.
Сержант оторвался от осмотра капустинской “тойоты”, не спеша двинулся навстречу.
Капустин лишь вздохнул:
– Не успели, дочь. Облом.
И заторопился. Колпак и дуделку бросил в мусорный жбан. Сунул Лере ключи от квартиры, велел незнакомым не открывать, поужинать шоколадом, и, если он к утру не объявится, маме позвонить.
Дочка притихла и смотрела на происходящее будто издалека. Ни слова, ни звука.
– Сопротивления, надеюсь, не станете оказывать? С виду приличный гражданин.
Капустин покачал головой. Недавний кураж растаял бесследно.
В приехавшем за ним “бобике”, остро пропахшем мочой, валялось неподвижное, но беспрестанно матерящееся тело.
– Паспорт с собой?
– Права.
– Сойдет.
– Быстро вы, – похвалил Капустин, протягивая документы. – Оперативненько.
Увы, попытка подхватить шутливый тон капитана была встречена мрачным молчанием. Очевидно, он не любил, когда шутили в ответ.
Капустина усадили в кабину “бобика”. Капитан сел рядом, принялся оформлять протокол. Сержант стоял возле двери, охраняя задержанного и заодно фотографируя в разных ракурсах морду “тойоты”. Лупила вспышка. Жужжал, нащупывая резкость, объектив.
– Меня сейчас надолго? – не удержался Капустин. – Оформят и отпустят?
Капитан только хмыкнул.
– Ты номера на машине хорошо рассмотрел? – поинтересовался он, не отрывая взгляда от бумаги. – Со зрением, как вообще, нормально?
Сержант сипло хохотнул над самым ухом.
Капустину велели пересесть назад. Он вылез из кабины.
Во дворе, как недавно возле “Рафинада”, успели собраться зеваки.
– С ребенком-то разберись, папаша, – бросил ему через окно капитан.
Лера стояла под козырьком подъезда, в резком свете лампы. Вокруг теснились соседи, лезли к ней с расспросами.
Капустин развел руками:
– Прости, доча. Так вышло. После отпразднуем.