Праздник обжоры — страница 4 из 24

— Ну, это уже слишком, — возразила Настя, закончившая работу над первым плакатом. Надпись — «МОЙКА — БЕСПЛАТНО» красовалась на первой швабре.

— Почему слишком, — не соглашался Данила, — пусть они знают, что нарушили правила.

— Штраф сейчас стоит минимум сто рублей. Так что они сэкономили ровно половину, пятьдесят. А это знаете как греет душу крохобора?

— По себе знаешь? — не удержалась Настена, осаживая не в меру размечтавшегося Данилу.

В самый разгар работы пришлось сделать перерыв.

У нас за спиной стояли Колька с Фитилем. Фитиль в свои восемнадцать лет вымахал под два метра ростом и, как всегда, предпочитал ничего не делать, а бить баклуши. Максимум, на что он был способен, это с утра до вечера, а иногда и по ночам сидеть с сетью на реке. На сегодня это был его основной бизнес. Интересно, что его связало с Колькой? Странная дружба. Колька по возрасту подходил больше нам в товарищи, только в нем практичности было больше. Мы не знали, что это Колька привел хитрого, а главное, недоверчивого Фитиля. Колька, лучше всех знающий подноготную предыдущих наших приключений, так удачно финансово заканчивающихся, решил при очередной нашей затее на стадии разработки плана или, в крайнем случае, его воплощения в жизнь выведать самое существенное. А поскольку он издалека наблюдал за нами и ничего не мог понять, в компанию он пригласил бездельника Фитиля. То, что мы что-то затевали, ежу понятно, было видно невооруженным глазом. Но что?


— Место уже забито, ищите себе другое, — недружелюбно отозвался Данила.


— Чем это вы тут занимаетесь? — Колька жестом руки обвел вокруг себя, оглядывая берег, где живописно были разбросаны листы ватмана, ведра, швабры, фломастеры.

— Место уже забито, ищите себе другое, — недружелюбно отозвался Данила, недолюбливающий по-крестьянски сметливого Кольку. Тот отвечал ему тем же.

Наши самодельные плакаты Настя перевернула тыльной стороной. Только у одного на обороте была надпись, сделанная мелкими буквами: «Парковка — пятьдесят рублей».

Эту надпись и прочел Фитиль. Презрительная усмешка скривила его лицо.

— И вы думаете, что сюда заедет какой-нибудь лох, чтобы вы ему машину постерегли?

— Заедет, не заедет, это уже наше дело, только место забито, — подтвердил я заявку на золотоносный участок, сделанную Данилой.

Фитиль повернулся к Кольке:

— Из-за такой ерунды ты меня оторвал от дела. Может быть, у меня в сетях сейчас двухпудовый осетр запутался, а я здесь с тобой прохлаждаюсь. — И он подтолкнул в спину притихшего провокатора-проводника.

Когда они поднялись на дорогу, я еще успел расслышать ворчливый голос Фитиля, выговаривающего Кольке:

— Я с другой стороны дороги рыбу ловлю, так что ты не очень беспокойся, к концу дня я поштучно буду знать, сколько машин у них останавливалось. Пинкертон тоже мне выискался.

Фитиль дал подзатыльник Кольке, и они разошлись в разные стороны. А нам надо было дооборудовать рабочее место.

Гаишный запрещающий въезд знак — красный «кирпич» — мы видели недалеко, где-то метров за двести от нашего места. На металлической трубе его намертво приварили к диску грузового автомобиля. Я предложил Даниле сходить за ним. На обратном пути, когда мы корячились, перетаскивая эту тяжесть, он всю дорогу как-то странно подвывал. Я подумал, что он проклинает себя за поданную им же самим мысль. Когда на съезде на берег мы поставили веский милицейский аргумент — «кирпич», служивший основанием для взыскания штрафа, Данила, вытирая пот, сказал:

— Я стишок сочинил.

Получалось, что мыслительный процесс у Данилы убыстрялся, когда он поглощал пищу, а когда перетаскивал тяжести, еще и стихи сочинял. Меня посетила шальная мысль: а если его выпороть, не посыплются ли из него золотые монеты? Я внимательно смотрел на него, думая, сколько же ударов розгами он выдержит. Тридцать точно выдержит, не сломается и не пикнет. Мысленно, после порки в тридцать ударов без единого стона, я его пожалел — друг он мне все-таки — и вслух сказал:

— Молодец!

Виртуально выпоротый Данила обрадовался. Он как настоящий поэт был весь в себе, взгляд его ничего не выражал, а был обращен куда-то внутрь. Данила сконцентрировался. «На бутерброд в животе, наверно, смотрит, — подумал я, — ну сейчас выдаст!» И точно:

— Ждет тебя с шампунем мойка, Заверни к нам, мототройка. Как? — ожидая приговора, стоял передо мною самородок-поэт.

Критика моя была безжалостной:

— Для Гориллы сойдет, а для других не знаю. Настю спроси. — Данила скис на глазах. — Да не переживай ты, остальные не умнее его. Бери фломастер, пиши на ватмане, только покрупнее, пока не забыл, или что-нибудь новое придумай.

Обрадованный приятель бросился к бумаге.

Как мало надо человеку для счастья. Всего лишь, чтобы погладили вдоль по шерстке.

А наш замысел начинал обретать реальные контуры. Настя старалась вовсю. Я выносил на дорогу прикрепленные к швабре листы ватмана. Надписи гласили:

СТОЙ,

ОЛИГАРХ,

«НОВЫЙ РУССКИЙ»,

ЛЮБОПЫТНЫЙ,

МИЛОСТИ ПРОСИМ,

МОЙКА — БЕСПЛАТНО.

А Данила, учтя мою критику, вывел на листах ватмана более удобоваримый текст. Я его развесил на кустах вдоль дороги.

ОЛИГАРХ, НА НАШУ МОЙКУ ЗАГОНЯЙ «ФЕРРАРИ» — ТРОЙКУ. «НОВЫЙ РУССКИЙ», НУ-КА СТОЙ — ТАЧКУ БОРЗУЮ ПОМОЙ. ЛЮБОПЫТНЫЙ, ЗАЕЗЖАЙ, — ЕСТЬ ЕЩЕ БЕСПЛАТНЫЙ РАЙ!

И затем на берегу, подальше от дороги, на стволе дуба я прикрепил остальные плакаты. Их можно было увидеть, только съехав с дороги и остановившись.

СТОЯНКА ПЛАТНАЯ

ЦЕНА — 50 руб.

МОЙКА — ТОЛЬКО «НОВЫМ РУССКИМ»

ЦЕНА — 100 руб.

Мы приготовились стричь купоны. Первая же машина с московским номером, не останавливаясь, проехала мимо. Я видел, как Фитиль, сидящий от нас метрах в ста — ста пятидесяти, внимательно смотрит в нашу сторону. И вторая машина проследовала мимо, только в салоне улыбнулись и дружелюбно помахали нам рукой.

— Знак «кирпич» обратной стороной поверни, чтобы водители его только на выезде видели, идиот, — налетела Настя на терпеливо ожидающего клиентов Данилу.

Данила повернул «кирпич» таким образом, что теперь его не видели проезжающие автомобили. Это ли изменило ситуацию, или нам повезло, но следующая машина свернула на берег. Это был «Мерседес» Гориллы, а за рулем сидела наша хорошая знакомая, блондинка с катера, невеста Гориллы. Машину мы узнали сразу. На капоте у нее не хватало прицела — кружочка с тремя сходящимися в центре лучиками. Горилла — самый крутой бандит в нашем городишке — кажется, вовремя нашел себе достойную подругу. С ее хваткой быть ей директором в ресторане Гориллы. Не с его рожей встречать гостей. В ресторане должна быть приятная атмосфера, посетители должны улыбаться, а не со страхом озираться на хозяина. Наше шапочное знакомство с блондинкой позволяло надеяться на первый заработок. Я изобразил на лице самую обворожительную улыбку, на которую только был способен, и жестом пригласил ее выйти из машины.

— Помыть?

Блондинка, казалось, не расслышала моего вопроса.

Жизнь так и била из нее теплым шампанским. Как пробка, она вылетела из машины. Я помог ей захлопнуть дверцу, отрезая на время путь к отступлению.

Глава IIIМы продаем свое дело

— Сами рисовали? — был ее первый вопрос, когда она ступила на землю.

— Нет, Пикассо вызывали, — почувствовав сразу соперницу, нагрубила Настя.

Девица даже не удостоила ее взглядом и обратилась к нам как к старым хорошим знакомым:

— Поздравьте меня, мальчики, я замуж выхожу.

— За Гориллу? — Данила нагло, как будто собирался купить козу на базаре, осматривал счастливую избранницу.

— Когда? — задал и я вопрос, обдумывая, надо ли нам с Данилой, и если надо, то в какой форме, поздравлять молодых. Я решил, что не надо. Нужно другое — расспросить побольше о предстоящей свадьбе и заставить ее помыть машину.

По всей вероятности, в нашем городке у импульсивной блондинки не было ни подружек, ни близких, потому что она обрушила на нас водопад слов и разных сведений:

— Если бы вы знали, какой у меня Горилла хозяйственный. Все тащит в дом и тащит. Вчера четыре совершенно новых колеса притащил от «Жигулей», аптечку и старенькую магнитолу. Я его спрашиваю: «А аптечку зачем брал?» Он мне отвечает: «Больше ничего не было». А сегодня я совсем закрутилась, и то надо к свадьбе, и это. Вот сейчас ездила к портнихе примерять платье. Так здорово на мне сидит, даже лучше, чем когда я первый раз замуж выходила.

— Где будет свадьба? — перебил ее Данила.

— В ресторане! В ресторане у нас! Я так хотела к свадьбе вывеску повесить, чтобы родня знала, что у нас не забегаловка какая, а ресторан. Вот только никак художника не найду, чтобы он красиво текст написал. А тут проезжаю, смотрю, так хорошо написано, думаю, может быть, себе тоже закажу.

— Вопросов нет, — сразу принял заказ Данила. — В каком хотите стиле, в таком и нарисуем, хоть арабской вязью, хоть китайскими иероглифами, текст только дайте, а к вечеру вывеска будет готова. Могу даже на латыни написать, — врал новоявленный Микеланджело.

Девица подошла к чистым листам ватмана и, сверяясь с бумажкой, которую она вытащила из кошелька, написала: «Ристаран у Гариллы».

— Кто делал заказ, распишитесь, — попросил ее Данила, протягивая ручку для автографа.

— Девица быстро написала имя — Нинэль — и, немного подумав, приписала — Шереметьева.

— Давайте мы вас на память сфотографируем рядом с плакатом, — и Данила показал на плакат, где было написано: «МОЙКА — ТОЛЬКО «НОВЫМ РУССКИМ». ЦЕНА — 100 руб.»

— Ой, не надо, у меня лишних денег нету.

— Мы вам за полцены, за пятьдесят рублей.

— И за пятьдесят не надо. А если хотите заработать, то послезавтра у меня свадьба, достаньте мне к этому дню фирменный торт «Птичье молоко». Я у вас хоть десять штук возьму. А то мужнева родня из деревни приедет, надо же будет ее чем-нибудь удивить.

— Они и так будут все обалдевшие, когда вас увидят, — не вытерпела Настя, чтобы не пройтись по нашей знакомой.