— Нет, не путаешь, — Афинка мотает головой. Высовывает язык и широко открывает рот, показывая папуле, что она все проглотила и имеет право говорить. — Потом поиграем?
— Так, давай по порядку, — Герман достает телефон, выключает его и встает, — да, есть такое правило, никаких гаджетов, — откладывает смартфон к раковине и возвращается за стол. — Виновен.
— Пааа, — тянет Афинка и дергает его за рукав рубашки, — поиграем? В куклы?
Да, Герман играет с дочерью в куклы. И это со стороны выглядит очень мило и забавно, но мне от этих игр тошно, ведь потом, когда папы рядом нет, я “не так играю”, “неправильно”.
— У нас с Борей будет еще серьезный разговор, — Герман ловко наматывает на вилку тонкие спагетти, — У меня, у мамы и Бори.
Афинка хмурится:
— А я?
— А у тебя важное задание, — Герман наклоняется к ней. — Подготовить свою комнату к чаепитию, нарядить кукол. Ты же меня в гости к себе зовешь?
Вот же хитрый лис.
В любой ситуации с Афинкой найдет выход.
— Да, — Афинка кивает и с готовностью улыбается, — ладно, — смотрит на меня, — и маму приглашаю.
Я аж замираю с вилкой во рту.
Не может трехлетка вести такие сложные манипуляции, которыми так ловко завлекает в свою игру маму и папу, чтобы они вместе “пришли в гости”.
Или это уже врожденное и досталось в наследство от папочки.
Ладно, может, и от меня тоже. Мама говорит, что в детстве я крутила отцом, как только могла, и он ни в чем не мог мне отказать.
Вот теперь такая же наивно-лукавая кнопка сидит за столом передо мной.
Я должна придумать отмазку, которая позволить не играть в куклы с Германом и Афинкой.
Я себя смогла уговорить лишь на ужин. На последний ужин.
Я смотрю на Германа. Он же мастер в оправданиях и лжи. Пусть подведет дочь к тому, что им вдвоем будет интереснее чай распивать из игрушечных чашечек.
И, вообще, это неприлично играть с бывшей женой в куклы, когда тебя ждет обратно в свои объятия новая любовь.
— Афина, — я все-таки вытаскиваю вилку изо рта, — милая, папа и так задержался, а у него дела. И сегодня совсем не его день. Поиграете в субботу. Он придет утром и у вас будет целый день…
Афина бросает вилку на пол и орет. Просто открыла рот и визжит, а после она дергается назад вместе со стулом в желании упасть на спину.
Герман ловит стул за спинку, и Афина с ревом тянется к нему, а Борька флегматично стягивает зубами осьминожку с зубчиков вилки и смотрит на меня.
В его команде теперь и Афина.
— Папа, — воет Афина и лезет к Германа, — папа… — захлебывается в слезах, — папа…
— Ты сейчас пойдешь в угол, — говорю я и сама пугаюсь своей злой и отчаянной угрозы.
— Нет, не пойду! Не пойду! — рыдает в грудь Германа, который прижимает ее к себе, с легким разочарованием глядя на меня. — Сама иди в угол! Сама!
— Тебе сока плеснуть? — Борька возвращает мне мой же вопрос, намекая, что попытки сыграть обычный ужин провалились. — И тебе какого? Яблочного? Апельсинового?
Глава 19. Помой посуду
Обижаться на трехлетку глупо.
На ее капризы. На ее крики. На ее “хочу и все”. Для трехлеток некупленная игрушка в супермаркете может стать целой трагедией.
Я все понимаю, но в душе иду трещинами.
Прорастаю черные и нехорошие мысли, что я плохая мать, что Афинка меня не любит, что ей и Борьке без меня будет лучше.
— Мама не пойдет в угол, — Герман играюче удерживает орущую Афинку, которая дергает в истерике руками и ногами. — Это мама, Финочка, а мамы в углу не стоят.
Но ты сейчас метафорично поставил меня в угол тем, что ты хороший папа, а я плохая мама.
— Мы будем играть, — Афина начинает затихать и всхлипывает в грудь Германа, — в куклы… Будем играть… В куклы…
— Сыграем, солнышко, — Герман целует ее в макушку, а после утирает слезы пальцами с ее красных щек.
Борька ревниво следит за ним. Вижу, что его так и подмывает сказать Герману гадость, начать ссору и попсиховать, подхватив истерику младшей сестры, но молчит.
То ли оценивает риски после угрозы, что его отправят в закрытую школу, то ли не хочет упасть до уровня трехлетки.
— Ты кушать еще будешь? — спрашивает Герман, и Афинка кивает. — Давай, покормлю.
Встать и “пойти в угол”? Ну, не знаю, пойти погулять, подышать свежим воздухом и успокоится? Или вообще свалить из дома на недельку?
Это сыграет Герману на руку. Сбегу сейчас на эмоциях, и у адвокатов с подачи бывшего мужа будут серьезные вопросики к матери, которая исчезает из жизни детей после обычной малышковой истерики.
Герман накалывает на вилку осьминожку и подносит к губам Афинки, которая с готовностью открывает рот.
Обиженно косится на меня и жует, насупившись.
Похоже, меня больше не хотят приглашать в игру с куклами и игрушечным чайным сервизом.
Я — плохая.
— Я поел, — Борька встает, с громким и противным скрипом по кафелю отодвигая стул.
Делает несколько шагов к выходу, и Герман с невозмутимостью замечает:
— Убери за собой со стола.
Борька оглядывается:
— Потом уберу.
По тону слышу, что забьет он на свою грязную тарелку.
— Сейчас, — Герман вытирает рот Афинки салфеткой и переводит на сына строгий взгляд. — Это не так сложно. Убрать и помыть за собой грязную тарелку.
— Что ты прикопался? Ты тут не живешь.
Афинка раздувает ноздри, готовясь к новой истерике.
— Хорошо, — Герман усмехается. — Теперь ты не только за собой убираешь, но и за всеми нами. И моешь посуду.
— Да, — твердо и зло говорит Афинка, принимая сторону папулечки. Тянется к его тарелке и хватает пальчиками спагеттину. Отправляет ее в рот и хмурится. — Вот так.
Боря переводит на нее взгляд и шипит:
— Мелкая подпевала.
— Борь, — Герман взгляда от сына так и не отводит. — Самое время тормозить.
— Может, ты эту херню должен был сам себе однажды сказать? — Борька сжимает кулаки.
Афинка всзлипывает, у нее губы дрожат и слезы на глазах выступают. Сейчас заревет.
— Борь, выдыхай, — говорю я и смотрю на Германа. — С нашей посудой мы уж как-нибудь сами разберемся.
— За сыночку помоешь посуду? — усмехается Герман и вновь поднимает взгляд на Бориса. — Не думай, Борь, маменькиным сынком ты не будешь. Прятаться за мамкину юбку от посуды?
Боря идет красными пятнами гнева. Отец его задел за живое. Видимо, действительно была у нашего сына мысль сейчас спрятаться под юбку, которую я, идиотка такая, приподняла, чтобы сыночку-корзиночку защитить от посуды назло Герману.
Накрываю лицо ладонью и вздыхаю:
— Да, Борь, тебе все же придется помыть посуду. Не переломишься.
— Вот и помою! — рявкает он в сыновьем бессилии. — Я бы и так помыл! Но вы же еще жрете.
— Едите, — терпеливо поправляет его Герман. — Жрут свиньи, Борь, из корыта.
Боря с рыком выходит из кухни, по пути бьет кулаком в стену, шипит от боли и бурчит под нос, как мы все ему надоели.
— Почему Боря злится на тебя? — Афинка поднимает личико к Герману. — Он такой злой приехал с тобой.
Глава 20. Мама-душнила
— Можно же купить посудомойку, — шипит Борька, кидая тарелки с грохотом в раковину.
— Разобьешь тарелки, — спокойно отзывается Герман, попивая чаек из кружки с надписью “ты — красотка”, — будешь их склеивать, а потом из них же трапезничать.
— Что за слово-то такое? — Борька с оскалом оглядывается. — Трапезничать?!
Я бы уже давно на него сорвалась. Накричала и полотенцем пару раз дала по его тоще заднице, а Герман невозмутим.
— Русское слово… Хотя нет, — Герман качает головой, — у него все же греческое происхождение. И ты сейчас просишь посудомойку на день рождения?
А вот и тихая шуточка, от которой глаза Борьки разгораются гневом.
— Да мне от тебя ничего не надо!
— То есть я могу сдать обратно ви-ар шлем в магазин? — Герман вскидывает бровь. — А то мне его, наконец, привезли, а он, оказывается не нужен. Ладно.
Борька замолкает и скрипит зубами, а я в очередной раз удивляюсь тому, как Герман выходит из сложных ситуаций победителем.
На вопрос Афинки, почему брат злой, как чертенок, он ответил, что Борька вообще много злится в последнее время, и доча с ним серьезно согласилась. Шмыгнула и забыла о вопросе, с аппетитом откусывая голову у осьминожки.
Про Диану промолчал. Видимо, в его планах знакомство с новой пассией должно пройти лично, а не на словах.
— Какой еще шлем? — сдержанно спрашиваю я.
— Шлем виртуальной реальности, — спокойно отвечает Герман и смотрит на меня, придерживая кружку “ты — красотка” у подбородка, — кстати, сына, ты не думаешь, что можно и маме сказать о своих хочушках?
— Каких хочушках? — напрягаюсь.
— Я обсуждал с папой отдельную игровую комнату, — бурчит Борька и включает воду. Намыливает губку.
— Когда обсуждал? Сегодня?
— Нет. Несколько дней назад, — мрачно отвечает.
— Он мне скинул фотографии игровых комнат, — Герман делает глоток чая, — с сообщением “смотри как круто”. Ну, это же явно был намек. И да, я оказался прав.
Через минуту Герман показывает фотографии игровых комнат, которыми с ним поделился Борька. Мечта любого мальчика-подростка: большой телевизор, несколько игровых приставок, всякие разные джойстики на отдельном стеллаже, кресла-мешки.
— И ты все это решил ему организовать? — поднимаю взгляд на Германа. — Я правильно поняла?
С такой комнатой Борька точно съедет от матери, которая не понимает смысла видеоигр и резко против того, чтобы тратить часы жизни перед компьютером или телевизором с приставкой.
— Я еще думаю, — отвечает Герман, — пока вижу, что…
— Ты его решил подкупить игрульками? — цежу я сквозь зубы и подаюсь в его сторону. — Вот как ты поступишь, да? Очень хитро.
— Что бы я сейчас ни сделал, ты все перевернешь так, что я пытаюсь тебя обыграть, — Герман откладывает телефон.
Краем глаза вижу, что ему пришло сообщение. С трудом сдерживаю себя. Очень хочется схватить его смартфон, посмотреть, кто ему и что написывает, но это не мое дело.