Осмотревшись, я нашел и камни, недостающие в дорожном покрытии. Они, наполовину впитанные в грязь, валялись в канаве под тем самым местом, где им следовало находиться. Теперь у меня не осталось сомнений, что их удалили сознательно, и, более того, их можно было бы поставить на место, и при желании убрать снова, тем самым снова превратив край дороги в ловушку, весьма опасную в темноте. Трое грабителей, под моим присмотром, торопливо установили камни на место, восстановив целостность дороги.
По окончании работы, я снова вернул незадачливую троицу на дно канавы к опрокинутому фургону.
— Становитесь на колени там, между колесами, спинами к днищу фургона, — приказал я им.
Никто из них не осмелился противоречить. Все трое послушно опустились на колени перед лежавшим на боку фургоном. Теперь сбежать из такого положения для них было бы крайне трудно.
— Забирай все, только позволь нам уйти! — взмолился их главарь.
— Да я вот думаю, — усмехнулся я, — раздеть вас догола, тебя привязать спиной к оглоблям, а твоих подельников к колесам. Забавно, наверное, будет понаблюдать, как они будут на них крутиться.
Мужчины испуганно посмотрели друг на друга.
— Однако вы же не рабыни, чтобы так с вами поступать, — задумчиво заметил я.
— Эй, если люди найдут нас рядом с нашей добычей, они посадят нас на кол! — попробовал возмутиться вожак шайки.
Кстати, это было весьма вероятно. С ворами на Горе церемониться не принято.
— Вы же осуждаете нас на смерть! — выкрикнул грабитель.
— Раздевайтесь, — приказал я им.
После того, как они разделись, я связал им руки сзади веревками, найденными в их же фургоне, и привязывал их за шеи к задку повозки. Верров, рабынь и прочих животных, часто привязывают именно так.
— Южнее, — заметил возница, стоявший у передка фургона, — есть несколько рабочих цепей. Думаю, мы сможем получить за них что-нибудь.
— Ступай наверх, задержи движение хотя бы на ен, — велел я товарищу возницы. — Нам надо вывести фургон на дорогу.
— Честно говоря, сомневаюсь, что даже два тарлариона смогут вытянуть такой груз из канавы, тем более по такому скользкому склону, — проворчал извозчик, почесав в затылке.
— Поторопись, — бросил я его товарищу. — Мы все же попробуем сделать это.
И парень направился вверх по склону, удерживая фонарь в одной руке и хватаясь за пучки влажной травы другой. Выбраться наверх у него получилось далеко не сразу. Пару раз он, поскользнувшись, съехал обратно в канаву. Но, в конце концов, со своей задачей парень справился, оказавшись на дороге. Я же остался в канаве, утопая в воде по самые щиколотки. Ливень не прекращался ни на ен. Вода, собравшаяся на дороге, скатывалась вниз быстрыми ручьями, бурлила и пенилась под ногами. Снизу было видно, как наш товарищ, подняв фонарь в руке, размахивает им из стороны в сторону.
— Остановитесь! Остановитесь! — донесся до нас сквозь шум дождя и ветра его крик.
Мне показалось, что он буквально повис на уздечке следующего тарлариона.
— Остановитесь! — снова прокричал парень.
— Ничего у нас получится, — покачал головой возница.
— Попробуем, — сказал я. — Кроме того у нас под рукой есть три крепких товарища, которые могут подтолкнуть фургон снизу.
— Эй, если фургон скатится обратно, — возмутился главарь шайки, — нас же просто раздавит!
— Вот и проследи за тем, чтобы он не покатился, — усмехнулся я.
Со стороны дороги прилетели сердитые крики. Похоже, тем, кто двигался на юг, непредвиденная остановка пришлась не по вкусу.
— Давай скорее! — скомандовал я вознице.
Он, кряхтя, вскарабкался на фургон и занял свое место на фургонном ящике. Через мгновение, сверху послышался его крик ведущему тарлариону, и подобный выстрелу хлопок кнута. Кстати говоря, кнут редко падает на спину животного. Обычно резкого звука поблизости от его головы более чем достаточно. Зачастую кнут нужен для того, чтобы просто привлечь внимание ящера, подать ему сигнал, если можно так выразиться, о том, что сейчас последует вербальная команда, на которую тот обучен реагировать. Кроме того, этот кнут играет роль командного жезла или скипетра, то есть своеобразного символа власти над животным. Само собой, эта власть появляется в значительной степени в силу того, чем он в действительности является, и что он может сделать. И кстати, почти то же самое может быть сказано и о плети в отношениях рабовладельца и рабыни. Как и в случае с тарларионом, плеть на женщину падает достаточно редко. В этом просто нет особой необходимости. Вполне достаточно, что женщина видит ее, и знает то, что она может с ней сделать. Этого так же более чем достаточно. Конечно, время от времени невольница должна чувствовать укус плети, чтобы ее понимание этого вопроса не было чем-то теоретическим. Рабыня должна сознавать, что, если она вызовет даже наименьшее неудовольствие или проявит минимальное упорство, ее господин не преминет использовать плеть для коррекции ее поведения. В действительности, она знает, что время от времени, ее могут подвергать порке просто ради того, чтобы напомнить о том, что она — рабыня. Лично я уверен, что в любой женщине живет инстинктивное понимание плети.
Фургон дернулся вперед. Возница не стал пытаться вытащить свою повозку на дорогу строго перпендикулярно, а взял немного наискосок, направив фургон по восходящей диагонали. Грабителей, привязанных за шеи, потянуло вперед. Один из них, не удержавшись на ногах, свалился в воду и пробороздил пузом по дну канавы несколько шагов. Подняться на ноги ему удалось, только когда движение фургона замедлилось.
— Подставляйте спины! — крикнул я пленникам.
— Осторожней! — закричал кто-то с дороги, возможно, один из тех, что спешились с других фургонов и подошли выяснить относительно причины задержки.
— Осторожней! — вторил ему другой голос.
— Он опрокидывается! — в ужасе закричал вожак шайки.
Подскочив к фургону с нижнего бока, я попытался подставить плечо под борт, но поскользнулся и скатился на дно канавы. Фургон, вырывая колесами траву и оставляя глубокие полосы в склоне, скользил боком вниз прямо на меня. Едва почувствовав под собой твердую опору, я рванулся вверх и, уперевшись руками в уже нависающий надо мной борт фургона, кое-как смог удержать его.
— Что там у вас происходит? — крикнул человек с дороги.
Посмотрев вверх, я увидел там несколько фонарей.
— Я вижу там четверых мужчин, по ту сторону фургона, — ответил ему кто-то. — Кажется уже все в порядке. Они удержали его.
Я услышал, что когти первого тарлариона скребли по камням дороги. Несколько человек, подскочили ко второму ящеру и, схватив его под уздцы, потащили его наверх. Другие, вцепившись в борта и передние колеса, в меру сил помогали тащить фургон на дорогу. Конечно, частично это делалось исходя из духа дорожной солидарности, но, не стоит забывать и о том, что люди торопились как можно скорее продолжить движение. Задерживаться в этих местах было небезопасно, особенно для беженцев из окрестностей Форпоста Ара.
— Я вижу внизу еще одного человека, — сказал один из тех, кто стоял на дороге.
Я задержался на дне канавы, чтобы забрать свой дорожный мешок. Он был мокрым насквозь, впрочем, как и я сам, с той лишь разницей, что я промок от пота. Признаться, я очень испугался в то мгновение, когда фургон начал переворачиваться. Теперь он стоял выше меня, на дороге, но, все еще наклонившись, ибо его левое заднее колесо стояло на самом краю обочины. Кромешная мгла и встречное движение по другой стороне дороги делали попытку полностью выехать на дорогу небезопасной. Существовала немалая вероятность того, что продолжая двигаться наискосок, фургон мог зацепиться оглоблями со встречным, сбруя перепутаться, а люди попасть под лапы тарлариона.
Поднявшись на дорогу, я поставил свой рюкзак на задок фургона.
— Он из алой касты, — сказал один человек другому.
— Поднеси фонарь сюда, — велел я товарищу возницы, который все еще держал под уздцы тарлариона запряженного в следующий фургон.
— Эй, да это же — Андрон, разбойник, и его шайка! — внезапно выкрикнул один из стоявших мужчин, тыкая пальцем в вожака шайки дорожных грабителей.
Начавшая было расходиться толпа, собралась снова. Послышались злые крики.
— Переехать их шеи колесами! — предложил кто-то из толпы.
— Лучше на кол их! — закричал другой.
— Нет, привязать их за ноги к фургону и тащить пока не сдохнут, — высказался третий.
— На колени, — приказал я разбойникам.
Толпа собралась приличная, и у меня уже не было уверенности, что я смог бы защитить их. Признаться, я не рассчитывал, что эти проходимцы окажутся столь известными.
— Головы склоните, — посоветовал я своим пленникам. — И постарайтесь выглядеть настолько безопасными насколько возможно.
— Повесить их на цепях и в железных ошейниках перед постоялым двором! — предложил кто-то из собравшихся.
Казнимый таким способом мужчина иногда может промучиться два, а то и три дня.
— В цепи и на доски, — выкрикнул другой.
Это — почти аналогичный способ казни, при котором жертва приковывается ошейником и кандалами к параллельным вертикальным доскам, платформам или столбам. Такое можно встретить в портовых городах около причалов. Похоже, что тот, кто предложил подобное, скорее всего, был уроженцем речного порта Форпоста Ара. В сельской же местности чаще сажают на кол, обычно устанавливаемый около перекрестков.
— Лучше пусть их растопчут тарларионы, — заявил еще один.
— Нет, давайте разорвем их, — предложил его сосед.
В этом случае руки и ноги жертвы привязывают веревками к сбруе двух тарларионов, которых, просто понукают в противоположных направлениях.
— Да, это действительно лучше, — согласился с этим предложением первый.
Если кто-то делит с виновным Домашний Камень то, конечно, казнь зачастую может оказаться довольно гуманной. Обычно, в этом случае приговоренного раздевают, привязывают к столбу и, избив палками, отрубают голову. Такие способы умерщвления, как вывешивание на цепях, приковывание к доскам, и тому подобные, скорее являются устаревшими и редкими способами казни.