— Остаться! — выдохнул Дирк. — Я знаю, я предаю свой клан, но я не могу там жить. Они убьют меня, как только узнают. Они хотят мне добра: мои друзья, моя мать — но они превратятся в зверей, стоит им узнать.
— Твоя мать тоже была на твоем месте, — чародей чуть подался вперед, пытаясь поймать его взгляд. — Она проходила через то, что тебя гнетет, и она смогла… не предать.
Он не хотел говорить это слово. Почему… к чему он ведет? Разве не в его интересах получить своего человека на севере? Найти для собратьев того, кто знает горы, как собственную ладонь.
— Она слабее, — рассеяно произнес Дирк. — Да, были другие, они смогли отказаться от магии ради кланов. Но для них даже не стоял выбор. Такие, как я, рождаются редко. Их либо казнили, либо они поднимали мятеж, и их казнили потом. Мы все погибаем. Просто за то, что мы такие, какие есть.
— Ты можешь отказаться от магии, — напомнил южанин. — Это тяжело, но возможно.
— Ради чего? — горько выдохнул юноша. — Ты не знаешь, как мы живем! Это бесконечные войны, в которых клан Сехнал убивает велирцев, велирцы дарнатов, а дарнаты сехналов… Убивают ни за что, за старые дрязги — и люди гибнут, один за другим, из поколения в поколение… И никто не знает, с чего все началось.
Дыхание прервалось, но сбивчивый поток слов не иссяк. Сглотнув, Дирк продолжил — выплескивая накопившуюся на дне души муть:
— Но я знаю, с чего началось! Просто когда-то кланы были малы, и каждому хватало своей долины — а потом они встретились. Этого было довольно! Вожди видят только свою власть, им плевать на голод и нищету. Они похожи на пьяных жрецов, каждый из которых считает, что только его боги истинные. Их объединяет только ненависть к магам и страх. Вожди прошлого бежали на север из страха, они боятся нас до сих пор, потому что их власть держится на грубой силе. Ведь мы могли бы помочь — но нас убивают. Проклинают и стирают имена из памяти остальных.
В комнате повисло молчание. Глухо, как барабан жреца, стучало сердце.
— Что ж, я могу помочь… — маг встал, прошелся по комнате, словно решаясь на что-то. — Но ты говоришь о предательстве не вождей, не законов — а всех, кто на тебя полагается. Твоей матери, твоих друзей…
Темнота за окном вновь взорвалась приступом смеха.
— Мать… поймет, — солгал юноша. — Друзья… У меня нет таких, ради кого бы я возвращался.
— Хорошо, — маг решился, закусил губу. — Но мне понадобится твоя помощь.
Медленно, словно не веря в свою удачу, Дирк кивнул.
Он думал, предавать будет сложнее всего. Куда труднее оказалось жить с уже совершенным предательством. Видеть Даккана — довольного, как сытый медведь, слушать, как другие прочат юноше победы в рядах воинов клана. Казалось, быть предателем — все равно что быть пауком: плести одновременно и лабиринт, и ловушку.
В тот день наконец развиднелось — впервые с тех пор, как они покинули горы. Потому-то они и увидели гонцов издали: солнце блестело на оружии и символах клана.
Юноша принимал участие в сборах и теперь замер, глядя на приближающихся гонцов, как на вестников смерти. Их было двое, на случай, если один упадет и отстанет — два бегуна в белом мехе. Белый мех, знак беды…
Один из них был из другого клана — еще худший знак — упав на колени и тяжело хватая ртом воздух, он просто протянул зашитый в кожу пакет. Дирк стоял, не в силах оторвать от него взгляда, пока Даккан не сказал негромко:
— Бери, Дирк, это тебе.
Упрямые нитки никак не хотели рваться и пальцы дрожали, а завернутый в кожу сверток едва не выпал из рук. Развернув, юноша пробежал глазами в спешке нацарапанные матерью строки.
— Война, — тихо сказал он. — Война с магией…
Мокрый северный ветер рванулся ему в лицо и обжег холодом щеки.
— И что теперь? — брови чародея поднялись. — Я поставил в известность своих коллег, они ждут тебя. Ты нужен им так же, как и они тебе.
Скольких трудов стоило Дирку убедить Даккана, что нужно сообщить весть южанам! В конце концов, они были соседями, они должны знать, что на их рубежах началась война. И теперь южный посол не скрывал раздражения:
— Мы должны ехать сегодня же!
— Но я не могу! В моем доме убивают таких же, как я.
— Эта не твоя война. Ты поможешь им только если выучишься сам и принесешь магию в горы.
— Как раз это — моя война! — почти выкрикнул Дирк. — Тот, кто поднял мятеж, решился на то, чего не смог я. Я обязан вернуться!
— Чтобы помочь несчастному? Ты загубишь и его, и свою жизнь.
— Ты не понимаешь! Это не охота за отступником, это война. В которую сочли нужным втянуться другие кланы, и мой в том числе. Они так боятся, что на время смогли примириться друг с другом…
Слова иссякли, Дирк не знал, как убедить мага. Наконец, чародей отвел глаза. На его шее дергался мускул.
— Прости. Ты действительно нужен нам, — негромко сказал он.
«Если б ты знал, как мне нужны вы!» — с горечью подумал Дирк.
Он молчал. Он не мог сказать это вслух.
— Если я когда-нибудь вновь… — начал он после неловкой паузы и умолк. Продолжать не хотелось, Дирк и сам знал ответ на свой вопрос. Нет. Ему никто не поможет, если он попросит помощи вновь — потом. Как-нибудь. Если выживет…
Южанин слегка улыбнулся, и его глаза лукаво прищурились.
— Давай я скажу это по-другому? — предложил он. — Если тебе понадобится наша помощь: не только когда ты вернешься с другим посольством, но и дома, в горах — тогда используй это.
Он запустил пальцы за воротник и, выудив из-под робы шнурок, снял с себя амулет. На ладонь юноше легла простая металлическая пластинка с отчеканенным на ней солнцем. Диск чуть покалывал кожу при прикосновении.
— Спасибо, — слово прозвучало тихо и глухо, едва слышно.
На язык просились другие слова: целая свора вопросов. И главный из них — чего они хотят за этот дар? Ведь в делах двух послов нет места бескорыстным подаркам. Но такие вопросы не задают. Как не спрашивает пес, почему хозяин не кормит его перед охотой.
Сверху, с холмов казалось, что жизнь в крепости идет своим чередом. Сизый, почти синий дым поднимался над тем, что еще с утра было пожарищами. Вся заваленная снегом, крепость казалась одной из многих иззябших, продрогших твердынь кланов. Сперва Дирку даже подумалось: уж не отступили ли его спутники?
Но нет, тишина накрыла долину медвежьей шкурой. Не звякнет кузнечный молот, не залают собаки, не разнесется эхом девичий голосок. Дирк остановился на вершине утеса, наблюдая за захваченной крепостью. Мохнатая горная кобылка переступала копытами по хрустящему снегу.
Теперь он знал, как зовут их врага. Тант. Короткое имя. Резкое, как пощечина. Кто он, откуда? — всего этого Дирк не знал. Знал только, что тот осмелился пойти против кланов. У походных костров говорили, изгои стягиваются на север, к долине Морхен. Еще говорили, на его сторону встали два самых северных клана — неслыханное отступничество! И еще говорили — там, на севере, воины вынуждены сражаться с духами и самими горами, по воле мага ополчившимися против кланов.
Обвалы и леса, в которых пропадали целые отряды. Крошечные рощи, «заводившие» воинов, так что те ходили кругами, пока не помирали с голода. Этим историям не было ни конца, ни краю. Южнее, шла другая война. Война с отступниками — в которой вынужден был участвовать Дирк.
Его не пустили в бой. Оставили в тылу гонцом, чтобы он мог донести в лагерь весть о поражении или победе. И вот теперь он вернулся. Поправив на лице шарф, Дирк направил свою кобылку вниз.
Вблизи уже не осталось сомнений, что крепость подверглась нападению. Выбитые ставни, отпечатки сапог, ведущие в каждый дом. Кое-где остались следы, будто что-то тяжелое выволакивали наружу. Значит, дело дошло и до грабежа… Только жителей нигде не было видно. Зато над крепостью плавал тошнотворный до одури запах горелого мяса — это воины сжигали тех, кого коснулась скверна магии.
— Куда это ты? — резкий окрик заставил Дирка остановиться.
Они оба выбежали из-за дома: растрепанная чумазая девушка, почти девочка — и Карс. Небритый, с сидящим немного набок носом, словно пришитым к лицу небрежной рукой.
— Дирк… — Карс осклабился. Девчушка остановилась, испуганно глядя на нового врага. — А мы думали, ты вернешься к утру.
— Что здесь происходит?
— Битва кончилась, остальные на площади сжигают отступников, — Карс пожал плечами и криво улыбнулся. — А эту голубку я нашел в одном доме. Она пряталась в печке. Хочешь позабавиться?
— Оставь ее!
— Зачем это? — Карс поднял брови. — Она отступница. Не все ли равно, если ее сожгут так и так?
— Затем, что скверна уже коснулась ее! — Дирк с ужасом услышал, что его голос дрогнул. Девушка смотрела на него несчастным и умоляющим взглядом. — Я приказываю тебе как Видящий.
— Пошел ты… — Карс отвернулся и схватил не успевшую опомниться девчонку за руку. Вскрикнув, та попыталась вырваться, но было уже поздно. Прижав ее к себе, воин рванул рубаху у нее на груди.
Дирк спрыгнул с коня и изрыгнул проклятие — это были последние мгновения, когда он управлял собой.
— Оставь ее! — голос прогремел так, словно тяжелые камни, грохоча, ударились друг о друга. Сложенная из толстых бревен стена затрещала, пошла ходуном — и из нее потянулись тонкие стебли, цепляющиеся за руки Карса.
— Ты… ты… — повторял тот, вцепившись в девушку и выставив ее перед собой живым щитом. — Ты колдун! Ты сам один из них!.. — от страха его голос вдруг сорвался на визг.
Расширившимися от ужаса глазами он смотрел на Дирка, позади которого ворочались, вылезая из своих мест в земле валуны, а все новые и новые побеги тянулись к Карсу, опутывая его руки.
Наверное, отчаяние побудило его сбросить путы и выхватить нож. Приставив его к горлу девушки, он заорал — слишком громко от испуга:
— Отойди или я зарежу ее! Живо!
Дирк, медленно, шаг за шагом подступавший к нему, остановился.
— Что здесь происходит? — голос раздался откуда-то слева, и, обернувшись, юноша увидел целый отряд воинов. Поставленный вождем за главного Хатлан хмурился. Вот уже несколько лет приударявший за матерью Дирка, он не хотел спускать на юношу всех собак.