— Ты убил бандитов и грабителей, отбросы нашего общества.
— Да, но я не хотел этого делать. Ты не представляешь, как я мучился после всего произошедшего, но всё случилось так неожиданно и быстро, что у меня просто не оказалось выбора: или они, или я.
— Я не собираюсь тебя осуждать, Федя, я понимаю, потому что знаю, какой ты есть на самом деле. Давай не будем об этом больше говорить, я помогу тебе, чем смогу, и я верю тебе. Ты справишься со всеми опасностями и выживешь там, где другой погибнет. В этом я убеждаюсь, в который раз. А ещё ты всегда приходишь на помощь, не задумываясь. А это редкое качество среди людей.
— Я тоже помогу тебе всегда, Пётр. Дай мне конспекты, какие у тебя есть, и расписание завтрашних занятий, теперь нужно готовиться.
— Да, сейчас я тебе всё выдам, и не переживай — наверстаешь!
— А толку переживать? Нужно учиться, и всё.
— И то верно!
Через несколько минут после того, как Дегтярёв вышел из кабинета, в него вошёл титулярный советник Кошко, который находился в это время в другом помещении, где знакомился с новыми данными по разным делам, любезно предоставленными ему жандармским управлением.
— Ознакомились, Дмитрий Анатольевич?
— Да, Ростислав Игоревич.
— Что думаете?
— Думаю, что мы с вами уже давно заслужили следующий чин.
— Само собой. Не знаю, как вам, а мне начальство уже намекнуло, что он не за горами.
— Рад за вас, Ростислав Игоревич, а меня вот только премией одарили и больше нечего не обещают.
— Премия тоже весьма хорошо, Дмитрий Анатольевич.
— Не спорю, но титул даёт больше, в качестве прибавки к зарплате.
— Да, согласен, но что вы скажете по Дегтярёву, каковы его шансы избежать уголовного наказания?
— А он его и не избежит.
— Гм, вы меня пугаете подобной откровенностью, он защищал свою жизнь, а после подписания соответствующих бумаг ещё и выполнял долг.
— Ну, это вы уж поторопились. Суд по нему обязательно состоится, и он получит наказание, но минимальное, только для того, чтобы дать понять, что наказание в этом мире существует за всё, а то так благополучные граждане могут не оставить в живых ни одного преступника, отстреливая их, как охотник куропаток.
— Дмитрий Анатольевич, вы, как всегда, в своём репертуаре, утрируете со страшной силой. Не надо так, а то у меня прямо вертится на языке ваша очередная попытка всё перевести целиком в денежный вопрос. Как говорят: «Вы там держитесь, денег всё равно нет», но я не стану ударяться в финансовые вопросы, ведь благодаря моей помощи вы получили дополнительное финансирование на содержание ваших и наших филлеров.
— Так точно, Ва-ше-ство! — вдруг вскочил Кошко и, вытянувшись во фрунт, прокричал эти слова прямо в лицо опешившему поручику и, не давая ему опомниться, проорал — Благодарю Вас! — и опустился обратно на стул. После чего, как ни в чём не бывало, произнес, — как вам мой задор?
— Гм, неожиданно и, признаться, пугает. Не думал, что такой солидный человек, как вы, способен на столь безумный поступок!
— Пугать я вас не намерен, а удивить, как оказывается, ещё могу. Извините меня, старика, за это фиглярство, но просто хотелось поёрничать, в связи с вашими завуалированными обвинениями. И в борьбе с преступностью приходится часто мимикрировать, так что, тут сказывается практика, и я не всегда был старым и солидным, есть что вспомнить, да и вам показать.
— Я не собирался вас ни в чём обвинять, Дмитрий Анатольевич, извините, если так получилось, хотелось бы обойтись в будущем без подобных эксцессов!
— Прошу вас тоже меня извинить, Ростислав Игоревич. Устал, нервы, а в связи с последними событиями и вовсе времени нет, даже с детьми пообщаться.
— Я понимаю, у меня пока нет семьи, и то я устал, но давайте перейдём к нашим делам. Вы читали донесение Ефима Трутнева? И что вы думаете о ситуации в академии?
— Да.
— И что думаете?
— Думаю, пора вводить в курс дела Дегтярёва, работать через него и вместе с ним. Его энергию, да в мирное русло.
— Он слишком молод и неопытен, всё дело завалит. К тому же, он хоть и подписал бумаги, но на деле офицером не является, и даже не унтер-офицер политической тайной полиции. Ничем особым он нам не поможет, разве что опять притянет к себе врагов государства, в этих способностях ему не откажешь. Он словно магнит тянет их к себе.
— Гм, а как же ему быть офицером-жандармом, Ростислав Игоревич, когда ими становятся только после достижения двадцатипятилетнего возраста, имея личное дворянство и закончив военное учебное заведение? Тут вы сами себе противоречите.
— Не спорю, вы ещё забыли добавить, Дмитрий Анатольевич, полугодичные курсы и отсутствие долгов-с.
— Это уже детали, любезный Ростислав Игоревич.
— Согласен, но детали существенные, поэтому нужно работать с Дегтярёвым пока так, как есть, а дальнейшее покажет жизнь. Не удивлюсь, если через год или два нас настигнет война. Не верю, что мы сможем её избежать, а тогда станут призывать всех на военную службу, независимо от того, какое высшее учебное заведение кто закончил.
— И не поспоришь! Впрочем, мы отошли от нашей темы. Я предлагаю дождаться суда над Дегтярёвым, после чего уже ввести его в курс дела. Если верить Ефиму Трутневу, а также донесениям других, то воду мутит вновь та троица и ещё несколько групп студентов, явно работающих за деньги иностранных разведок.
— Работать они могут и по глупости, наслушавшись на собраниях различных рассказов о свободе, равенстве и братстве. Это, как сказал один известный идеолог мирового анархизма, религия — опиум народа. А свобода, равенство и братство — это новая религия, называющая себя идеологией и противопоставляющая себя религии. И всем невдомёк, что по своей сути это одно и то же, только религия призывает обуздывать свою плоть, а идеология, наоборот, призывает к развращению, прикрываясь новейшей методологией, якобы это борьба за права свободных граждан, как будто кто-то из них не является свободным, или мы все в рабстве находимся?
— Они говорят, что мы находимся в рабстве у капитала.
— Да, я в курсе, Дмитрий Анатольевич, дак если бы… Если в каком-то рабстве мы и находимся, то только в рабстве собственных идей и иллюзий. Впрочем, давайте оставим эту тему. Она уже набила мне оскомину на языке и надоела в документах. Вы, как человек уголовного сыска, подскажите, пожалуйста, когда назначен суд над Дегтярёвым?
— Через неделю, насколько я слышал. Основная часть документов собрана, следственные действия проведены, если не произойдёт подача каких-либо новых данных, то затягивать сроки заседания не целесообразно. Это мне сказали мои знакомые из судейской коллегии.
— Хорошие у вас знакомые. Что грозит Дегтярёву?
— Не знаю, но думаю так же, как и вы. В-первых, он защищал свою жизнь и имущество, во-вторых, нападение на него состоялось с применением огнестрельного оружия, в третьих, группой лиц по предварительному сговору. Есть и в-четвёртых: каждый из нападавших ранее привлекался к уголовной ответственности, а двое даже являются матёрыми рецидивистами, осуждёнными по тяжким статьям. Ну, и в-пятых, по тем материалам дела, что вы мне дали почитать, выходит, что он оказал помощь следствию в поиске и поимке террористов. Конечно, их пока не поймали и ищут, но любая информация о них попадет в тему для вынесения оправдательного приговора. К тому же, он теперь дворянин и носитель дара, что также является, в данных обстоятельствах, смягчающим фактором, и я бы даже сказал, основополагающим смягчающим фактором.
— Ясно, тогда вернёмся к этому вопросу позже, когда состоится суд по Дегтярёву, а может, ещё всплывут дополнительные факты.
— Несомненно, а сейчас позвольте мне, Ростислав Игоревич, откланяться.
— Как вам будет угодно, я сообщу, если возникнут новые обстоятельства, и буду держать вас в курсе всех событий.
— Аналогично, за сим откланяюсь! — и, подхватив свой котелок со стола, Кошко пожал руку поручику и вышел из кабинета.
Первый день в академии после всех событий, оказался ни о чём. Меня спросили пару раз, что да как, и, в общем-то, больше и не трогали, на практических занятиях я с трудом справлялся, но, постепенно вникнув, понял, что ничего сложного на них и не было. Так прошёл второй день и настал третий.
На одном из занятий, общих для всего потока, я внезапно увидел трёх девушек-первокурсниц и заметил среди них Женевьеву. Невольно засмотревшись на неё, я упустил момент, когда она почувствовала мой взгляд и, подняв голову, повернулась ко мне. Взгляды наши встретились, я невольно вздрогнул и тут же отвёл глаза.
Занятия вскоре закончились, и когда все пошли на выход, у меня вдруг возникло совершенно дикое желание подойти к Женевьеве и поговорить с ней. Не в дверях, конечно, под многочисленными взглядами, а где-нибудь в коридоре, и такая возможность мне вскоре представилась.
Женевьева, что шла впереди меня, резко остановилась, разговаривая с двумя подружками, и, чтобы не мешать другим, отошла к стене. Не успел я дойти до неё, как одна из подружек быстро попрощалась и, шурша длинной юбкой, удалилась.
Я давно не видел Женевьеву и, не в силах бороться со своим внезапным желанием, решился подойти к ней, и потому невольно замедлил шаг. Всё же, нет ничего зазорно в том, чтобы остановиться и пообщаться с девушкой. Разговор при свидетелях ни к чему не обязывал, к тому же, происходил в коридоре, а не один на один в какой-нибудь аудитории. Студенты, выходя из лекционного зала, расходились в разные стороны, спеша по своим делам. Пётр, который шёл позади меня, увидел, что я начал замедлять шаг, и вопросительно толкнул меня под руку.
— Я догоню тебя, — шепнул я ему, а он, бросив взгляд на Женевьеву, понимающе кивнул и, ускорив шаг, быстро направился вперёд по коридору.
Дойдя до Женевьевы, я, несмотря на подавленное настроение, всё-таки решился с ней заговорить. Мало ли, как сложится моя дальнейшая судьба, а за разговор, надеюсь, меня не побьют и не посадят, тем более, я вроде уже и дворянин, могу почти на равных общаться с девушками аристократического рода.