твоваться выступлениями в кварталах черни или в предместьях, а не на главных площадях городов.
В принципе, все члены семьи Бризо уже давно смирились со своей судьбой, кроме третьей и самой младшей дочери Жана и Микаэлы, Бриджитт, которой в этом году исполнилось восемнадцать. Если кого из всей труппы и можно было назвать актрисой, так это ее.
Бриджитт была настоящим самородком, алмазом среди грубой породы, который в будущем, при должной огранке, мог бы превратиться в настоящий бриллиант. Уверен, только благодаря этой девушке труппу Бризо терпели зрители.
Похоже, об этом знали ее родичи, и об этом знала она сама. Как и любая другая актриса, познавшая силу влияния своего таланта на зрителей, Бриджитт была натурой капризной и амбициозной.
Вспомнив вчерашний разговор у костра, я усмехнулся. Речь шла о будущем. Каждый высказывался о своих мечтах и желаниях. Старшие члены семьи говорили о покупке небольшого дома в каком-нибудь спокойном городке, где они могли бы наконец осесть и оставить кочевую жизнь, которая, как я понял, уже всем порядком надоела, особенно женской половине.
Мэтр Бризо очень надеялся на объявленные Карлом Третьим празднества, обещанные в Эрувиле. Он рассчитывал там заработать недостающую сумму на покупку дома, которую они собирали всей семьей, кочуя из города в город вот уже несколько лет.
Кстати, война в Бергонии существенно поправила материальное положение семейства Бризо, что лишний раз оправдывало народную мудрость: «Кому война — слезы, а кому — золото».
— Вот купим домик где-нибудь на юге герцогства Гонди и заживем спокойно. Да, Черныш? — с улыбкой произнес мэтр Бризо и потрепал по загривку большого пса, лежавшего у его ног. Пес широко зевнул и положил голову на ногу своего хозяина.
— Ах, дядя! — с горящим взором воскликнула Бриджитт. — А я верю, что в столице нас обязательно ждет успех! Нас заметит кто-нибудь из влиятельных вельмож, и наша труппа обретет богатого покровителя! Перед нами откроются двери лучших театров Вестонии.
— А если этого не произойдет? — усмехнулся мэтр Бризо.
— Тогда мы обязательно должны направиться в Нортланд и выступить перед его высочеством принцем Луи! Вот кто истинный ценитель искусства!
Мэтр Бризо и остальные лишь покачали головами.
— Дочь, помнится, ты уже предрекала нам успех в Гондервиле, — с насмешкой в голосе произнесла Микаэла, при этом занимаясь перекладыванием трав. — Ты убеждала нас, что маркграф де Валье обязательно оценит наше выступление и примет деятельное участие в нашей судьбе. Ты говорила, что после твоего соло его сиятельство лично преподнесет тебе букет самых дорогих цветов. И где сейчас маркграф де Валье и его огромный букет?
— Милая матушка, — сузив свои большие голубые глаза, произнесла Бриджитт, — я не виновата в том, что его сиятельство не соизволил посетить грязный, провонявший помоями переулок в предместье Гондервиля, где мы имели честь давать свое грандиозное представление, в котором, кстати, Клер снова перепутала свой текст. Трижды! А Гастон почему-то решил, что ужасная импровизация — лучшая альтернатива отличному сценарию. Матушка! Это чудо, что нас не забросали гнилыми овощами!
Клер и Гастон никак не отреагировали на слова Бриджитт. Видимо, эти упреки они уже слышали не единожды.
— И я искренне рада, что в тот день его сиятельство маркграф де Валье не был свидетелем нашего позора… — почти шепотом добавила Бриджитт. Ее щеки порозовели, а взгляд немного потеплел. Блики костра отражались в ее широко раскрытых глазах.
— Я видела его сиятельство на открытии монумента. Такой высокий, утонченный и блистательный. Его лицо словно было высечено из мрамора. А глаза… О, боги! Я бы не пережила этого позора.
— Детка, — покачал головой мэтр Бризо. — Мы же стояли в самых последних рядах. Ты не могла видеть его лица. Скажу больше, ты должна избавиться от этих иллюзий. Они опасны и безрассудны. Помни, что мы не ровня таким, как он. Уверен, твоя игра, твой голос и твой талант способны заставить рукоплескать любого, даже принца или короля. Возможно, в будущем какой-нибудь барон или граф осыплет тебя цветами и подарками, но ты никогда не станешь частью их круга. Если ты не хочешь стать игрушкой в чужих руках, которую, когда та наскучит, выбросят или сломают, задумайся о более приемлемых для тебя целях.
— О каких целях вы говорите, дядюшка? — Бриджитт повернула голову. В уголках ее больших глаз застыли слезы.
— Выйти замуж, — пожал плечами мэтр Бризо. — Создать семью. Родить детей.
— И за кого же мне выйти? — Глаза Бриджитт слегка прищурились. — Какому мужчине я буду ровней?
— Да вот хотя бы Джеку, — усмехнулся мэтр Бризо и кивнул в мою сторону. Я даже вздрогнул от неожиданности. — Ты не смотри на то, что он слегка сутуловат и его лицо не из мрамора. Да и хромота его скоро пройдет. Зато он еще ни разу не оставил наш котел без мяса. Он силен и сможет защитить свою жену и семью. За таким мужем ты будешь как за каменной стеной.
Бриджитт бросила в мою сторону презрительный взгляд, быстро поднялась в полный рост и гордо удалилась под негромкие смешки.
— Брат, полегче бы ты с ней, — хмыкнула Микаэла, но в ее голосе не было упрека.
— Ничего, она девочка умная, — отмахнулся Бризо и шутливо мне подмигнул, мол, не обращай внимания на наши разборки. — Перебесится и потом еще поблагодарит за науку.
Жан, от которого за все дни нашего совместного путешествия я услышал лишь десяток слов, молча кивнул. Похоже, в воспитании молодых девушек эти двое были солидарны…
Внезапно я остановился как вкопанный.
— Что случилось? — Селина замерла рядом со мной.
— Звуки, — негромко произнес я. — Слишком тихо.
Находясь уже довольно близко к нашей стоянке, я ожидал услышать привычный шум: крики детей, переругивания между взрослыми, лай Черныша и ржание лошадей. Ничего этого не было. Лишь привычные звуки леса.
В следующее мгновение ветер подул в мою сторону, и нос уловил отчетливый запах смерти. Я тут же сорвался с места, на бегу сканируя пространство вокруг себя. Добежав до кромки леса, я остановился и выглянул из-за дерева. Льюнари замерла рядом.
Первое, что бросилось в глаза, это бездыханное тело Черныша, лежавшее рядом с потухшим костром в центре пустой поляны, где еще этим утром был наш лагерь. Сканирование показало, что вокруг не было ни души. Выйдя из-за дерева, я быстрым шагом двинулся к мертвому псу. Быстрый осмотр трупа показал, что Чернышу размозжили голову чем-то тяжелым. Видимо, пес пытался защищать своих хозяев.
Я встал и медленно обошел стоянку. Здесь было много следов от сапог и копыт. Хм… Четырнадцать… Нет, пятнадцать всадников.
— Макс! — послышался приглушенный голос Селины на другом конце поляны у опушки леса. — Сюда!
Когда я подбежал, Льюнари кивнула в сторону кустов. Там, словно безвольная кукла, лежал Гастон, муж Клер. Его мертвые, остекленевшие глаза дико таращились в небо. На его льняной рубахе в районе сердца проступало кроваво-бурое пятно.
Я покачал головой и обернулся, снова внимательно осматривая поляну.
— Что дальше? — тихо спросила Льюнари.
— Следы ведут на северо-запад, — кивнул я.
Мы не стали терять времени и сразу двинулись по следу. Спустя примерно полчаса быстрой погони по лесной тропе, на обочине, среди спутанных веток и придавленных трав я обнаружил Жана.
Он лежал на животе, а на его спине чернела глубокая рубленая рана. Здоровяк был без сознания. Его руки и ноги были неловко раскинуты, словно он до последнего пытался цепляться за корни и камни, сперва стараясь удержаться на ногах, а затем, истекая кровью, ползти вперед, пока силы окончательно не оставили его.
Я аккуратно перевернул Жана, приподнимая за плечи и стараясь не задеть рану. Его лицо посерело от потери крови и боли, глаза закрыты, дыхание едва ощутимо. На руках и ладонях комья влажной земли и старой листвы. Похоже, он упал уже давно, но упрямо пытался двигаться дальше, пока не лишился чувств.
Перейдя на истинное зрение, я прищурился. Внутри энергоструктуры Жана еще теплились слабые искорки жизни, готовые угаснуть в любой момент. Сердце билось редко, но ровно. Здоровяк был на волосок от смерти, но, если действовать немедленно, у него есть шанс выжить.
Зачерпнув из источника сгусток маны средних размеров, я создал плетение лечения и аккуратно вплел его в энергосистему Жана. Золотая мана начала действовать мгновенно. Понаблюдав немного за процессом, я облегченно выдохнул. Здоровяк будет жить.
Вытащив из рюкзака чистые бинты и флягу с травяным настоем, я аккуратно разрезал рубаху Жана и промыл рану, а затем перевязал его. Кровотечение почти остановилось — золотая мана сделала свое дело.
Оглядевшись, я заметил неподалеку раскидистое дерево с толстыми, низкими ветвями. Следующие полчаса я потратил на то, чтобы затащить здоровяка на дерево и привязать его к ветвям. Теперь он не рухнет на землю, и дикие звери вряд ли до него доберутся.
Я еще раз проверил повязку, тихо ругаясь сквозь зубы, не туго ли затянул, не пропустил ли где кровь. Внезапно Жан вздохнул и открыл глаза. Сначала его затуманенный и ничего не понимающий взгляд блуждал по моему лицу, но потом в его глазах появилось узнавание. Его губы чуть дрогнули:
— Джек…
— Да, это я, — тихо ответил я, пригибаясь ближе, чтобы он меня слышал. — Что случилось, Жан? Кто на вас напал?
Здоровяк моргнул, с трудом сглотнул и прошептал:
— Патруль… патруль маркграфа де Валье…
— Ты ничего не путаешь? — нахмурился я, внутренне холодея.
— Нет… Их командир так сказал. А еще его знамя… Я видел его знамя…
Вдруг Жан резко схватил меня за руку и крепко сжал ее. Явно результат воздействия золотого плетения.
— Со мной все кончено! Спаси их, прошу…
— Я найду их и верну тебе, — аккуратно высвободив руку, произнес я. — А потом Микаэла подлатает тебя. А теперь спи.
Наговор на раненного подействовал быстро. Его голова упала на грудь, и он мерно засопел.