– Так точно, генерал-квартирмейстер Юго-Западного фронта.
– Нач это начальник, а вот восо… тут я пас.
– Военные сообщения. Начальник военных сообщений театра военных действий.
Ого, военная логистика! Очень нужный дяденька.
– Вы, Пал Палыч, прикидывайте организацию штаба не только на Красную гвардию Москвы, но и во всероссийском масштабе.
– Красная гвардия России? – остановился Лебедев.
– Нет, армия республики Советов.
Пока Медведник водил генералов и полковников по роще, я обрисовал Лебедеву перспективы. Понятное дело, создать сейчас полноценный Генеральный штаб у нас не выйдет, но некую структуру, которую можно будет принять за основу и наполнять специалистами, пора делать. По крайней мере для того, чтобы было кому контролировать командование пока еще существующей Русской императорской армии. Или как там ее сейчас Временное правительство переименовало?
– Лечь! Встать! Целься! – рядом, на тактическом поле унтера гоняли взвода красногвардейцев. – Коли! Прикладом бей!
– Вот штык нам, я так понимаю, особо ни к чему, – обернулся я к Лебедеву.
– Так куда деваться, винтовка-то со штыком пристреляна.
– А если на карабины какие перейти?
– Карабины это хорошо, да где их взять столько.
Потом пришел Медведник и успел вкратце мне рассказать про последнюю придумку в деле подготовки командных кадров – военвед начал призывать студентов для обучения на прапорщиков. А уж среди студентов наши позиции всегда были сильны. В общем, среди пяти тысяч человек в школах подготовки прапорщиков пехоты в Москве, Одессе, Тифлисе, Петергофе и бог знает где еще, мы могли рассчитывать тысячи на две-три.
А потом пришедшие с Егором господа генералы устроили мне форменный допрос. Каковы взгляды Советов на продолжение войны, за каким хреном нужна Красная гвардия, на чьи деньги она создается и что вообще ждет Россию. Начал издалека – с электрификации. Показал, что Советы имеют программу промышленного рывка и вывода страны из иностранной финансовой кабалы, что они вполне одобрили. Объяснил, что такая программа возможна лишь при полном контроле над страной и ее тяжелой промышленностью. А уж что такой контроль невозможен без собственной военной силы, они сами догадались.
– Так что как русские офицеры и патриоты, вы наши естественные союзники. И вы, и мы, хотим видеть Россию страной сильной, справедливой и в числе передовых держав.
– А как же насчет отделения окраин? Вроде господа Маркс и Энгельс ратовали за национальное самоопределение? – поддел Самойло.
– Ратовали они пятьдесят лет назад, за это время сколько всего поменялось. Мы хотим построить социализм, для этого нужна большая и мощная страна, так что все национальные окраины будем удерживать.
– И Финляндию?
– Хотелось бы, но вряд ли. Как и Польшу. Остальное – в наших силах.
Вообще, перенос сроков Учредительного собрания и последовавшее заявление Советов стронуло лавину самостийности и первыми, как ни странно, стали казахи. Собрался учредительный съезд партии Алаш, причем в казачьем Оренбурге, где наши позиции были слабоваты и где восходила звезда полковника Дутова. Казахи начали с малого, заявили о необходимости автономии, под которую они хотели весь северный Туркестан, включая земли не только оренбургских, но и семиреченских, и сибирских казаков.
Следом за автономию выступили молдаване и сформировали Сфатул Церий, некий орган самоуправления. Правда, чем они там собирались управлять, было непонятно – кругом войска, военная администрация, Советы и частично земства, поляна занята наглухо.
Дашнаки тоже пожелали автономии, причем там были и голоса за независимость, но соседство с Турцией, только что увлеченно резавшей армян на своей территории, как-то охладило самые пылкие головы.
Тем более что соседи-мусаватисты помимо автономии всерьез обсуждали пантюркистские (читай: протурецкие) идеи, отчего желание независимости Армении совсем поблекло. Вот если бы русские разгромили турок, завоевали Армянское нагорье и угомонили бакинских татар, тогда конечно, тогда да, тогда Великая Армения аж до Средиземного моря и до исконно армянского города Алеппо.
Финны говорили о самостоятельности в полный голос, но им было проще всех: у них и так уже готовое государство, полунезависимое Великое княжество Финляндское, осталось только дождаться ухода русских войск, принять декларацию о суверенитете и сменить вывески. За финнов мы особо не тревожились – там сильные социал-демократы, а всякие «Союзы силы» и прочие, так сказать, спортивные общества были если не под контролем практиков, то в сильной степени инфильтрованы ими.
Поляки же разделились на два лагеря. СДКПиЛ вместе с ППС-Левицей вполне видели Советы в будущей Польше, как части общего союза. Правые же все больше и больше склонялись к идеям Пилсудского, как раз сейчас командовавшего в австрийской армии Польским вспомогательным корпусом. Но правые пока помалкивали – война, знаете ли, за поддержку воюющих на той стороне могло неслабо прилететь.
Идеи незалежности среди украинской интеллигенции тоже имели фоном австрийских же «сичових стрильцов» и потому вслух особо не пропагандировались. Остальное же политическое поле было занято либо откровенными русскими националистами вроде Шульгина, либо Украинской партией социалистов-революционеров и прочими организациями из состава Союза Труда. Да и Советы на Украине, начиная с Киевского, работали вполне успешно. И Михаил Сергеевич (нет, не Горбачев) Грушевский со своими сторонниками оказался на вполне маргинальной обочине. Ну а как иначе, когда мы подперли тезис о «неразрывном союзе Украины и России» всей нашей агитационной мощью во главе с бодро шедшим вверх Петлюрой.
Об автономии, вернее, федерализме, принял резолюцию и съезд мусульман, но там голоса разделились почти поровну – делегаты Поволжья, Северного Кавказа и части Туркестана стояли за унитарное государство.
Самый же головняк ожидал нас ожидал нас в казачьих областях, в первую очередь в крупных, «исторических». Кубанцы уже собрали свою Раду, донцы – свой Круг, шли разного рода подвижки в на Тереке, Яике и в Оренбурге.
– Что посоветуешь с твоими делать, Лавр? – спросил я Болдырева напрямую, когда он через день появился у меня в Сокольниках.
– С какими это «твоими»? – подозрительно нахмурил бровь генерал-лейтенант.
– С казаками. Тут недавно интересное мнение прозвучало – дескать, казаки с Российской империей были связаны исключительно личной унией и потому теперь вольные птицы.
– Так мы всегда себе на уме и наособицу, хе-хе…
– Так-то оно так, но сам же понимаешь – идея отделения деструктивна.
– Ну, это очевидно, без промышленности казачьи области неизбежно будут нежизнеспособны.
– Или станут протекторатами. Ну и Россия немало потеряет – сомневаюсь, что страна сможет при таких раскладах удержать Туркестан и сохранить влияние в Маньчжурии.
– Все так, но у нас парадокс на парадоксе. С одной стороны, кого ни спроси – военная служба слишком дорого обходится, несмотря на выделяемые военведом деньги. С другой – все против отмены обязательности службы, поскольку это уравняет с «мужиками».
– А если казачьи привилегии распространить на всех?
– То же самое, исчезнет разница, гордиться станет нечем.
И с землей парадокс – земля в казачьих областях уже социализирована прямо-таки по эсеровской программе, она вся в общественном пользовании, ей владеет войско в целом. Но казаки против социализации, это же придется наделять понаехов-иногородних, а их кое-где до половины населения округов. И это при том, что на одного казака куда больше земли, чем в среднем по России – десятин до тридцати. Обычное дело, и рыбку съесть, и косточкой не уколоться – от службы освободить, но землю не отдадим. Под это и всякие теории о самобытности и отдельном народе, мол, мы не русские, мы от хазар. И опять же парадокс – кто крестится и говорит по русски, тот русский, неважно от кого произошел. От мери и прочих угро-финнов – русские, от половцев – тоже русские, от бурят – русские, от прочих народов, включая персов, шотландцев и бог его знает кого еще, попавшего на Русь – русские. Только вот от хазар почему-то не русские. Наверное, хазары некачественные попались, подпорченные. Вон, сравнить с нынешними чалдонами или поморами – у них куда больше оснований считать себя отдельными народами. Но – не сложилось, как не сложилось и у казаков. Да, предпосылки были и при другом раскладе на геополитической карте могла, могла возникнуть отдельная страна.
Да мало ли чего могло возникнуть, мало ли чего в веках растворилось – Булгария, Новгородчина, Великая Пермь, и это только навскидку что вспомнилось. А тянуть за уши эдакое самоопределение означает дробить Россию на пару десятков мелких государств. Поморию, Чалдонию, Татарию, Казакию и Дворянию, последнюю специально для монархистов. Тут выбор простой – либо ничего не дробить, либо все, а на это мы пойтить не могем.
И давить казаков, как большевики, тоже нельзя, от казачьего самоуправления до Советов – рукой подать, да еще при общности земли, грех такой потенциал не использовать.
– Главная проблема, как я вижу, Миша, это иногородние. Их много, они самим фактом сословного разделения оказываются в контрах с казаками.
– Это, кстати, еще один аргумент против теории «отдельного народа». Пока были сами по себе – всех беглых принимали и в казаки верстали без вопросов. А как только стали сословием – все, шалишь, ты иногородний и хрен тебе, а не земля и вольности.
– Как-то так. Но сейчас на Дону голоса за то, что иногородних в третьем поколении можно наделять землей.
– А до второго поколения дожать можно?
– В малоземельных округах вполне. Там, кстати, и артелей гораздо больше, – Болдырев потянулся, потер спину и скривился.
– Что, спина?
– Да, слишком много сижу.
– Давайте-ка я тебя к Яну Цзюмину отправлю, два часа и ты как новый.
– Времени жаль.
– А себя не жаль?
Лавр хмыкнул и вернулся к теме.