– И вы намерены избавиться от нас, – вскинула подбородок Мария Федоровна.
– Да. И наиболее желательным способом я вижу ваш отъезд в Европу, поскольку только так я могу гарантировать вашу безопасность. Слишком много, знаете ли, в Советах людей, которые считают необходимым ликвидировать царскую семью физически.
– Вы нам угрожаете?
– Нет, это печальная констатация. Я хочу найти взаимоприемлемое решение, но не вижу ничего, кроме «свобода в обмен на капиталы».
– Эк вы элегантно перефразировали «кошелек или жизнь», - ухмыльнулся Сандро.
– Жизнь вне обсуждения. Хотите – оставайтесь здесь хоть до скончания века. Но мне кажется, что ситуацию лучше разрешить сейчас.
– Почему же?
– В следующую каденцию на мое место могут выбрать и более радикального деятеля.
– Но вы же знаете, что все было конфиковано Временным правительством! – вдовствующая императрица подвинулсь на стуле вперед.
– Как там, – наморшил лоб Александр Михайлович, – декрет «О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего Императорского дома». Все конфисковано – запасной капитал, капитал Царскосельской фермы, Собственный Его Императорского Величества капитал…
Все, все что нажито непосильным трудом! Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных… Но он уже торгуется, это хорошо.
– Не все. Национализация коснулась имущества и средств в России. А вот счета в Европе декрет не затронул.
– Например? – иронически спросил Сандро.
Эх, жаль, не собирал я данных по царским деньгам на планшете, а сколько на эту тему исследований было! Так, помню обрывки… но попытка не пытка и я блефанул:
– Например, кодовый счет ОТМА в Лондоне.
Ольга-Татьяна-Мария-Анастасия, по именам дочерей. И, похоже, я угадал – судя по по всей невербалке, по тому, как вздрогнули руки, как теща и зять обменялись мгновенными взглядами, они знали про этот вклад.
И мы договорились.
Глава 12
Лето 1918
– Вот примерно так, – Нестор опустил бинокль. – Рейдовая группа сильнее всех, кто может ее догнать. И быстрее всех, кто может ей вломить.
– А если зажмут? – хоть Митя и знал ответ, но как же старого приятеля не подколоть.
– Так не отрывайся далеко и не давай себя зажимать. Ну и радио у тебя есть.
– И чем оно поможет?
– Вон, видишь – высокий, в папахе, с длинным лицом? Фома Кожин, мой земляк, командир пулеметного полка. У него тоже есть радио. А за ним и остальной резерв подтянется.
В июне Медведник двинул свои части на юг. Три конно-моторизованные группы, девять бронепоездов, семнадцать советских полков, две дюжины аэропланов. Демобилизованные с фронтов не все стремились к мирной жизни, часть пошла служить за паек и жалованье – республика Советов худо-бедно, но создавала свои вооруженные силы, забирая лучшее из старой армии и дополняя по своему разумению.
Мите, после всех его подвигов, досталось командовать отрядом из пары броневиков, десятка грузовых авто, двух эскадронов и двадцати тачанок с «максимами». С учетом кавалерийских «мадсенов» на группу выходило тридцать пулеметов, сила немалая.
В небе прострекотал «дукс», покачал крыльями и ушел на юг. Нестор глянул на часы-луковицу, махнул рукой – и адъютант бахнул из ракетницы. Красный дымный след с шипением перерезал небо напополам, запели кавалерийские горны, засипел гудок бронепоезда. Первая Конная, собранная в урочище Кара-Чаплак и на полях вокруг станицы Великокняжеская, начала переправу через Маныч и наступление в сторону Сальска. Митин отряд прикрывал левый фланг в направлении на Новый Егорлык.
Кубанская Рада после разгрома корниловцев могла противопоставить Медведнику лишь тысяч десять кавалерии, да и то раскиданных на три направления и не желавших вступать в бой с заведомо превосходящим противником. Советские части двигались от станицы к станице, в каждой войска встречали артельщики и малоземельные казаки. А вот самостийники, разгонявшие Советы, предпочитали сдергивать на юг. После организации выборов красные уходили дальше, оставляя лишь малые гарнизоны и предоставляя местным налаживать жизнь самостоятельно – и большинство населения облегченно вздыхало.
Радио каждый день приносило вести о занятых станицах: Кущевская, Павловская, Кореновская, Тихорецкая, Тимошовская… Ровно так же обстояло и в селениях вдоль Большого Егорлыка, по которым шел Митин отряд. Не война, а прогулка – расход огнеприпасов минимальный, потерь нет. Дней через десять рейдовики неспешно добрались в Донское, где получили сообщение о взятии основными силами Екатеринодара. Вторая колонна при поддержке бронепоезда дошла вообще до Армавира – ей противостояли только разрозненные отряды.
Командиры эскадронов решительно высказались за марш на Ставрополь. Резоны к тому были – противник слаб, соседи в Армавире наверняка встанут на дневку, рассчитывая, что сто километров по железке они одолеют за пять-шесть часов… Опередить!
В Московское вдоль долины Ташлы отряд вышел к трем пополудни, и Митя все-таки приказал остановиться, чтобы разведать направления на Рождественское и Пелагиаду. Да и бросать застрявших в Донском инструкторов ВЦИК тоже не стоило – им еще предстояло провести выборы в восстановленный Совет.
– Соваться в крупный город вслепую, имея всего три сотни бойцов – верх авантюризма. Для начала пусть хотя бы аэроплан слетает. Командирам эскадронов приказываю выслать разведку на глубину до десяти верст, по возможности. Сам проведу рекогносцировку по дороге на Ставрополь. Будем знать, какие силы противника перед нами – сможем решить, что делать дальше.
Штабное авто с «мадсеном» медленно трюхало по тракту, следом шагом ехал конный взвод. Кавалеристы трепались, ели прямо из фуражек набранную в придорожных садах черешню и пуляли друг в друга косточками. По сторонам дороги тянулись хутора и балки. Хутор Большой… хутор Фостиковых… балка Червянка… хутор Жуковой… – Митя отмечал названия на кроках местности. Благодать…
– Дмитрий Михалыч, махнем не глядя? – хитро улыбался Петька, следовавший за Митей еще с германского фронта.
– Ну давай, что у тебя там? – Митя нащупал в кармане и сжал в кулаке перочинный ножик.
Детское развлечение в безоблачный день, можно себе позволить.
– На счет три! Раз… два… три!
В подставленную ладонь из Петькиного кулака выпало нечто холодное и скользкое. Жаба!!! Мозг пронзило забытым детским страхом – баня, монашки, жаба на груди… Митяя передернуло.
– А-а-а-а! – заорал красный командир Скамов и прыгнул в придорожную канаву.
Это его и спасло – залп со стороны ближней балочки снес возницу и пулеметчика. Все еще внутренне содрогаясь, Митя нашаривал пистолет, а кавалеристы, кто еще не был убит или ранен, рвали со спины карабины и тоже сыпались в канаву.
– Петька!
– Ась!
– Я к пулемету, прикрою, а ты пулей в Московское, предупреди!
– Есть!
Уловив паузу в стрельбе, Митя метнулся к машине, сдернул с нее тело пулеметчика, схватил «мадсен» и кинулся обратно. Противно просвистела пуля, распорола рукав. Тах-тах-тах – дал первую очередь пулемет. «Жаба!» Митю опять затрясло и, может быть, поэтому он промазал. А может и потому, что обернулся поглядеть, как Петька скачет обратно, ловко свисая с седла набок и прикрываясь корпусом лошади. Еще три-четыре очереди, и магазин закончился, но при попытке замены не захотел вылезать из горловины – заклинило!
Конники отстреливались, Митя лупил ладонью по магазину и пропустил момент, когда появились два десятка казаков верхами. Несколько секунд – и вот они уже рядом: замах, удар шашкой, темнота.
Очнулся Митя в телеге, со связанными за спиной руками, адски болела голова – судя по всему, его огрели клинком плашмя и на затылке теперь немаленькая шишка.
– Доставили, вашбродь. Вроде ахвицер, вот бумаги евонные.
Митю поддерживали два казака, и он сквозь плавающий в глазах туман разглядел, к кому были обращены эти слова – хорошо сложенный шатен в капитанских погонах, с Георгием на груди. Митя точно его где-то видел, но звон в голове мешал вспомнить, где.
– Ска-амов, – издевательски протянул капитан, – тебя-то мне сам господь бог послал, Дмитрий… Михайлович.
– Потрудитесь не тыкать. Я такой же офицер и георгиевский кавалер, как и вы, – Мите, чтобы выговорить это, пришлось собрать всю волю в кулак.
– Ах, офицер!.. Ну да, ну да, что же это я… Капитан Бородулин, к вашим услугам. Батюшка ваш обо мне рассказывать не изволил?
Митя пожал плечами.
– Впрочем, где уж нам. А что же это вы, господин офицер, со всей этой сволочью, а не там, где все порядочные люди?
– Я на стороне законно установленной власти.
– Нет! – яростно заорал капитан, схватил Митю за грудки, брызгая слюнями и нервно кривя рот. – Нет! Эта ваша власть – власть хама! Только мы! Мы, оплатившие кровью, имеем право распоряжаться в стране! Мы!!!
«Э-э-э, да он контуженый, – подумал Митя, превозмогая рвотные позывы. – Вон как его бросает. Как там Наталья Семеновна говорила, процессы возбуждения сильнее торможения, что ли?»
– Ничего, ничего, устроим мы вам порядочек! Вон, гляди, земли и власти захотели! Теперь валяются! Будет им! По три аршина на брата! – трясущимся пальцем показал Бородулин за окно, где у стены хаты лежали трое расстрелянных.
Пока довезли до Ставрополя, Митя успел дважды проблеваться. «Как бы не сотрясение мозга» – но тошнота отступала, мало-помалу прояснялось и в голове, только шишка саднила. Но когда привезли в здание Александровской гимназии и заперли в комнатке под охраной, пришел эскулап, обработал повреждение и оставил ватку со свинцовой примочкой.
Еще через полчаса Митю выдернули в кабинет, где сидел невысокий молодой полковник в черной черкеске. На столе, помимо карт, валялась папаха волчьего меха.
– Полковник Шкуранский, – представился хозяин. – Вы, как я понимаю, сын председателя ВЦИК Скамова?
Митя кивнул, говорить не хотелось.